Kagami - Сокровища зазеркалья

Епифания застыла. Алтарь пылал свечами, высоко вскидывающими ослепительные белые язычки пламени. Но не ярко освещенный алтарь, больше похожий на капище, где происходят огненные жертвоприношения, чем на место поклонения Христу, заставил Епифанию юркнуть за одну из скамей и спрятаться, затаившись.

Падре Эрнесто на счастье стоял к ней спиной, и Епифания не видела, куда был обращен его взор, но странные безумные слова явно не были адресованы Господу.

— Ты отродье сатаны! — кричал на кого-то падре, и вдруг голос его сорвался на визг, — Уйди с креста! Уйди со святого креста, демон! Нет! Нет! Я не желаю тебя слушать! Ты не от Бога! Ты не можешь быть от Бога!

Как бы ни была напугана Епифания, но любопытство взяло верх. Уж слишком невероятными и богохульными были слова, звучавшие в доме господнем. Затаив дыхание, стараясь не издать ни звука, она немного приподняла голову.

Размахивая стихарем, как кухарка полотенцем, падре Эрнесто гонялся за чем-то, что, судя по всему, летало в воздухе. Епифания ничего не видела, но, судя по репликам падре, у него был оппонент, не только прекрасно различимый, но и ведущий некую полемику.

Если бы в недалеком уме Епифании могло храниться длинное слово "галлюцинация", если бы она хотя бы догадывалась, что так обеспокоивший матушку телефонный звонок был от доктора, который лечит мозги, она бросилась бы прочь, неся горестную весть о безумии падре Эрнесто. Но уловив лишь отдельные слова из нелепого монолога священника, Епифания решила, что стала свидетелем видения ангела господня, которому злой падре Эрнесто совершенно не рад. Приподнявшись, вытянув шею, она старалась рассмотреть то, что рассмотреть было в принципе невозможно.

— Это не твое дело! — кричал между тем святой отец, — Я их прогнал! Их больше нет! И волка… И эту мерзкую девку-лошадь! Ее больше нет! Она вообще не рождалась! Я стер саму память о ней! Они лезли в мои мозги! Эта девка! Ненавижу! Я ненавижу ее! Она не создание Господа! Демоница! Демоница! Шлюха! Шлюха, как и ты! Убирайся! Все зло от вас, блудниц! Если бы не эта девка, волк бы меня не нашел! Я убил его! Он тоже демон! Я убил демона! Ты тоже демон! Я убью тебя! Я уничтожу тебя! Я всех вас уничтожу!

Тут взгляд падре Эрнесто скользнул вслед за невидимой целью и опустился ниже. Глаза его встретились с глазами Епифании. От страха монахиня забыла не только как двигаться, но и как дышать.

— Еще одна! — прошипел падре, — Еще одна демоница! Шлюха!

Медленно он начал приближаться к застывшей женщине.

Целительница Елена

— Успокойся, пожалуйста! — Грэм обнял меня за плечи и прижал к себе, — Не убьют же они тебя, в самом деле. Или меня, — добавил, хихикнув.

— Тебе легко говорить! — пробурчала я, — Ты не видел отца тогда, когда он в первый раз понял, что я перекинулась.

Мы стояли в толпе встречающих, прижавшись друг к другу, готовые к самому худшему. От этой первой встречи с драгоценными предками я не ждала ничего хорошего. Я слишком хорошо помнила, как отреагировал отец на мое первое превращение и появление Грэма в нашем мире. И хотя сейчас все было по-другому, никто о Грэме не беспокоился и не искал, но я предполагала, что известие о том, что я собираюсь жить в другом мире, их не порадует.

— Может, отойдешь в сторонку, чтобы они тебя не сразу заметили? — с тоской спросила я.

— Нет, — решительно пресек мою паническую попытку Грэм и, помолчав, добавил, — Мы вместе, Елена.

Мы вместе. Для него это стало чем-то вроде кредо и молитвы одновременно.

Еще вчера я бы гордо вскинула голову от этих слов. Но сегодня у меня было такое чувство, что я за сутки постарела на пару десятков лет. Я могла его потерять. Если бы это случилось, я бы не выжила. Вчера, при мысли о встрече с родителями, меня охватывал веселый азарт самоутверждения, желание доказать свое право на собственную жизнь. Сегодня мне уже не хотелось никому ничего доказывать. Зачем, если все уже доказано самой себе. Для меня не могло существовать иной жизни, кроме как с ним и со своим народом. Ну, еще с этой разношерстной компанией фейри, как называл их кентавр Марк, которая сейчас обреталась в Библиотеке. Предстоящий нелегкий разговор с предками нужно было пережить. Он ничего не изменит. Я уже приняла решение. Но я знала, что причиню им боль, и от этого было неуютно.

Наконец, начали выходить пассажиры их рейса, и меня невольно охватило это глупое возбуждение и желание поскорее высмотреть своих в толпе. Я даже начала тянуться вверх и подпрыгивать, чтобы видеть поверх голов, и ненароком скинула с плеча руку Грэма. Его немного оттеснили от меня, но я не придала этому значения.

— Аленка! — мама увидела меня и замахала рукой, обрадовавшись, заспешив.

Я видела, как просиял отец и тоже начал поднимать руку для приветствия. Но тут, отпихнув кого-то плечом, Грэм снова протолкался ко мне, и я почувствовала на макушке его теплое дыхание. Ему, разумеется, совершенно не было нужды прыгать и вытягиваться — и так длинный. Мама почти побежала, а отец на мгновение сбился с шага. Рука его так и застыла в нелепом незавершенном жесте, улыбка приклеилась к лицу, забытая и потому неестественная, а в глазах отразилось изумление, смешанное с отчаяньем.

— Аленка, девочка моя! Какая ты у меня стала красавица! — мама сгребла меня в охапку, и я вдруг поняла, как же я по ней соскучилась. Нет не за две недели, пока они отдыхали. А за два года моей почти самостоятельной студенческой жизни. Я прижалась к ней, но вздрогнула, услышав холодный, помертвевший голос отца.

— Ты вернулся.

— Я обещал, — решительно ответил Грэм, явно не собираясь сдавать позиций.

— Да.

— Алена? — мама перевела взгляд на Грэма, — Я, кажется, вас знаю.

— Меня зову Грэм. К вашим услугам, мадам, — он слегка поклонился и небрежно подхватил чемоданы.

Я с трудом сдержала смешок. Маму он только что купил с потрохами. Вот только знала бы она, кто он на самом деле! И кто я.

Мне вдруг стало интересно, а догадывалась ли она когда-нибудь, что отец — не обычный человек.

— Аленка? — мама дернула меня за руку и вопросительно подняла бровь.

Я вздохнула. Как-то мне не пришло в голову, за мыслями о предстоящем нелегком разговоре с отцом, что чисто женского допроса с пристрастием от мамы тоже не избежать. Она продолжала сверлить меня взглядом. Я, в общем-то, не собиралась ничего от нее скрывать, но вываливать всю информацию стоя в толпе в аэропорту…

— Я его люблю, — сказала я просто.

— А он тебя? — голос ее пока не потеплел ни на градус.

— Он же вернулся почти через четыре года, хотя в прошлый раз отец его, считай, что выгнал.