Марина Колесова - В плену королевских пристрастий

Алина прошла в дверку, и другая монахиня, высокая и статная, видимо, стражница, тут же заперла дверь и повернулась к монахине, позвавшей Алину.

— Сестра Бернардина, открывать, чтоб выпустить лишь с Вами или без Вас позволите? — низким грудным голосом спросила она.

— Рот закрой, сама скажу, что нужным посчитаю, — резко ответила та.

Стражница тут же повалилась перед ней на колени.

Сестра Бернардина повернулась к Алине, — Пойдемте.

Она провела герцогиню через длинный коридор в небольшой зал, по периметру которого стояли скамейки, а в углу большое распятие.

Перекрестившись у распятья и поклонившись ему, сестра Бернардина проронила, — Тут ждите, — после чего быстро вышла.

Алина подошла к распятию и опустилась около него на колени:

— Господи, благодарю тебя, что не отверг просьб моих и позволил увидеться с дочерьми, не остави и дальше меня, грешную, вразуми как поступить и как помочь им… Дай сил принять и исполнить волю Твою… пусть на все будет воля Твоя… — проговорила она, после чего стала читать длинную благодарственную молитву.

Вошедшая сестра Бернардина, удивленно взглянув на коленопреклоненную герцогиню, замерла на пороге. Идущие следом за ней две девочки, одетые в темные монашеские одеяния, тоже несмело остановились рядом. Дождавшись, чтобы герцогиня поднялась, она негромко проговорила, — Ваши дочери, Ваша Светлость.

Обернувшаяся Алина лучезарно улыбнулась:

— Как я рада вас видеть, девочки мои дорогие, — она шагнула к ним и, притянув к себе, обняла, — Здравствуйте, мои любимые.

Дочери несмело прижались к ней и еле слышно прошептали: — Здравствуйте, матушка.

Алина подняла голову и пристально посмотрела на монахиню, замершую у порога после чего тихо проговорила:

— Оставьте нас на час, сестра Бернардина. Через час я верну дочерей на Ваше попечение.

— Это невозможно. Общаться с Вами девочки будут лишь в моем присутствии, — не двигаясь с места, проронила та.

— Что ж, если у Вас больше нет никаких дел, можете удовлетворить Ваше любопытство и понаблюдать за нашим общением, — с усмешкой проговорила Алина, а потом склонилась к дочерям, — пойдемте сядем на скамейку, и вы расскажите мне, как вы тут живете.

Кивнув, девочки прошли вместе с ней к одной из скамеек. Алина села, Мария села рядом, а Луиза, осторожно взяв ее за руку, просительно заглянула в глаза и тихо прошептала, — Можно я рядом постою, матушка?

— А что такое? Почему ты не хочешь сесть? — удивилась Алина.

Луиза потупилась.

— Наказали ее утром сильно, — пояснила Мария.

— Вас часто наказывают? — спросила у нее Алина, после чего притянула к себе Луизу, у которой в глазах засверкали слезы, и стала нежно гладить по голове, — Не плачь, маленькая моя, все пройдет.

— Меня нет, совсем почти не наказывают, — покачала головой Мария, — А ее часто. Не слушается она, да и наказаниям перечит, сегодня вот убежать пыталась, а когда сестра Грета, что смотрит за ней, поймала ее, укусила ту и дралась с ней, вот ее и выпороли сильно, да еще в подвал посадили. Ее сестра Грета выпустила лишь потому, что Вы приехали… потом, наверное, обратно посадит.

— Алина, забери меня отсюда, пожалуйста, — Луиза прижалась к герцогине и зарыдала в голос, — Там, в подвале такие тараканы страшные и слизняки и мокрицы какие-то, а еще темно там… А сестра Грета сказала, что я там неделю сидеть буду, а если тебе пожалуюсь, то еще дольше… и что еще накажут меня… Забери, пожалуйста… Я слушаться и тебя, и леди Гиз буду… За что нас папа сюда отправил? Я же слушалась всегда…

— Тсс… тихо, моя хорошая… Не бойся. Тараканов бояться не стоит. Они же не кусаются, и слизняки не кусаются, и мокрицы… да и в темноте ничего страшного нет. Ты ведь знаешь молитву "Отче наш"? Так вот, когда ее читаешь, страх проходит и становится понятно, что бояться было нечего. Что в темноте никого нет, и никто тебя не тронет, ни тараканы, ни мокрицы…

— Они такие противные, особенно если в темноте их коснешься…

— Они все Божьи создания, и ничего противного в них нет… а если молитву читать будешь, то поймешь это. С молитвой не тронет тебя никто.

— Алиночка, я все равно их боюсь… ну, пожалуйста, забери меня отсюда…

— К сожалению, пока забрать не могу, моя хорошая… Пока я лишь навещать вас могу.

— Я не хочу, чтоб ты навещала, я хочу, чтоб ты забрала меня домой.

— Я понимаю, но пока это не в моей власти, моя ласточка, — Алина ласково гладила рыдающую Луизу, потом повернулась к тихо сидящей рядом Марии, — Тебе тоже тут плохо, солнышко?

— Не особо… — Мария пожала плечами, — дома, конечно лучше было… тут строго очень все, но все не так ужасно, если исполнять то, что велят… а на службах так вообще хорошо, я в хоре пою…

— Ты умница, моя хорошая… Господь видно близок к тебе, если на службах тебе хорошо… Это замечательно.

— Алина, Алина… — герцогиню за руку подергала Луиза, — Если ты забрать не можешь, тогда скажи им, чтоб в подвал меня не сажали… Ведь это ты можешь?

— Как же я могу, ласточка моя, если провинилась ты так? Разве можно кусаться, драться и наставницу свою не слушаться? Уж коли провинилась, терпи теперь, да молись, чтоб Господь дал сил вынести наказание… А в другой раз больше не поступай так.

— Алина, я не пойду в подвал, не пойду! — заливаясь слезами, проговорила та.

— Луиза, прекрати ты так матушку называть, и перечить прекрати. Хочешь, чтоб еще сильнее наказали? Ведь накажут, — Мария строго взглянула на сестру, — Сказала ведь она уже тебе, что то не в ее власти: ни забрать тебя, ни наказание прервать. Так успокойся и смирись. Хватит сердце и ей, и себе рвать…

Алина удивленно посмотрела на нее, а потом, ласково улыбнувшись, высвободила одну руку, притянула ее к себе и нежно поцеловала, — До чего ты разумна, ласточка моя… я счастлива, что у меня такая дочка… Храни тебя Господь, моя девочка дорогая, — она чуть отстранилась и перекрестила Марию.

— А меня не надо, чтоб он хранил? — Луиза, всхлипывая, обиженно посмотрела на Алину.

— Что ты, мое сокровище… Конечно же, надо, — Алина перекрестила и ее, — Храни тебя Господь, моя маленькая. И дай Господь тебе сил и терпения, все вынести и глубокую веру обрести.

— Тут нельзя ее обрести, они все злые тут… Ты сама говорила, что Господь — это любовь. А тут нет любви. Я не знаю, как у Марии получается слушаться их… Им всем нравится придираться и унижать. Я лишь задумаюсь, а сестра Грета сразу по щеке, и еще заставляет, чтоб я сразу на колени вставала и благодарила ее за это… а если хоть что сразу не сделаю, на коленях заставляет всю службу отстоять или даже всю ночь.