Кристофер Паолини - Эрагон

«Глядя на эти вершины, я снова чувствую себя зародышем в яйце. Или жалкой букашкой!»

«Значит, это уже конец пустыни? — откликнулся Эрагон. — И переход занял у нас всего каких-то два дня! Теперь-то мы уже совсем близко от цели!»

Сапфира, сделав над ним еще круг, возразила:

«Насчет конца пустыни ты, конечно, прав, но ширина этой горной цепи, на мой взгляд, никак не меньше пятидесяти лиг. Не представляю, как вы сумеете преодолеть столь внушительное препятствие. И по-моему, эти горы могут служить отличным убежищем как для эльфов, так и для варденов, разве я не права?»

«Да тут может кто угодно спрятаться! — сказал Эрагон. — Тут, наверное, целые государства существовать могут, и о них никто, даже Гальбаторикс не узнает! Ты только представь себе жизнь в окружении этих каменных монстров!»

Эрагон нагнал Муртага, который уныло клевал носом, и с улыбкой тронул его за плечо.

— Ну что еще? — прорычал, сердито озираясь, Муртаг.

— А ты погляди повнимательнее, — предложил Эрагон.

Муртаг поднял глаза и пожал плечами.

— Ну и что? Я не понимаю, зачем… — И слова застряли у него во рту, он так и замер, совершенно пораженный увиденным. Потом тряхнул головой и воскликнул: — Нет, этого не может быть! Я знал, что эти горы очень высокие, но такого никак не ожидал… — Он, сильно прищурившись, вглядывался в далекие снеговые вершины.

— Будем надеяться, что здешние звери не такие громадные, как эти горы, — засмеялся Эрагон.

Муртаг тоже улыбнулся:

— А вообще-то здорово, что мы уже до гор добрались! Теперь хорошо бы найти какое-нибудь тенистое местечко и с недельку отдохнуть. Надоела эта немыслимая гонка!

— Да, я тоже устал… — признался Эрагон. — Но останавливаться, по-моему, не стоит: наша спутница очень слаба. Если она не придет в себя… или не умрет…

— Не очень себе представляю, — мрачно заметил Муртаг, — насколько ей поможет очередное путешествие под брюхом у дракона. Ей бы лучше в постели спокойно полежать.

Эрагон пожал плечами:

— Возможно… Когда мы доберемся до гор, я, наверное, отвезу ее в Сурду — это ведь не очень далеко, правда? А там уж найдется настоящий целитель, который сумеет ей помочь.

Муртаг снова, прикрыв рукой глаза, посмотрел на далекие горные вершины.

— Ладно, поговорим об этом позже. Теперь наша главная цель — горы. Там раззакам нас не найти. Да и от верных слуг Империи мы будем далековато.

День уже начинал клониться к вечеру, но горы все никак не приближались, хотя пейзаж вокруг претерпел сильнейшие изменения. Земля стала зернистой, красноватой, вместо песчаных дюн стали появляться островки растительности, на поверхности были глубокие трещины — здесь во время весенних дождей бежали ручьи. В воздухе повеяло прохладой. Лошади первыми почуяли благодатную перемену в погоде и рвались вперед.

Когда вечерние сумерки окутали землю, до предгорий оставалось уже не более лиги пути. Травы вокруг стали значительно гуще, и в них паслись стада газелей, которых Сапфира прямо-таки пожирала глазами. Дул приятный ветерок. На ночлег остановились у ручья, и все испытывали огромное наслаждение и от свежей воды, и от того, что наконец вырвались из раскаленных объятий пустыни Хадарак.

ОТКРЫВШИЙСЯ ПУТЬ

Усталые, оборванные, но в душе торжествуя, сидели они у костра, поздравляя друг друга. Сапфира даже немного порычала от радости, до смерти перепугав лошадей. Эрагон смотрел на огонь. Он был горд тем, что они сумели преодолеть почти шестьдесят лиг всего за пять дней. Это была действительно замечательная победа — даже для ездоков, которые имеют возможность регулярно менять коней, а у них с Муртагом такой возможности не было!

«Ну вот я и оказался за пределами Империи», — думал он. Сознавать это было очень странно. Он родился и всю свою жизнь прожил при короле Гальбаториксе, по вине его слуг потерял своих ближайших друзей и семью и чуть не умер сам, но теперь он был свободен. Ни ему, ни Сапфире не нужно больше бояться, что их настигнут королевские воины, не нужно избегать людей, не нужно прятаться и скрывать свое истинное обличье… Правда, у этих мыслей был довольно горький привкус: ведь ценою этой свободе была утрата родины, своего привычного и любимого с детства мира.

Эрагон посмотрел на звезды, сиявшие на темном небосклоне. Ему страшно нравилась мысль о том, чтобы построить себе дом в этих диких краях. Однако он видел слишком много несправедливостей, совершенных именем короля Гальбаторикса — от убийств до работорговли, — и совесть не позволяла ему навсегда повернуться спиной к Империи. И это не было уже просто жаждой мщения — желанием отомстить за смерть Гэрроу и Брома. Он чувствовал себя настоящим Всадником, который обязан помогать тем, у кого не хватает сил, чтобы противостоять гнету Империи и короля Гальбаторикса.

Вздохнув, он прервал свои размышления и наклонился над девушкой, лежавшей рядом с Сапфирой. Рыжее пламя костра, освещая ее лицо, делало его более живым и теплым. Под высокими скулами пролегли глубокие тени. И, глядя на нее, Эрагон решил: надо попробовать! Ведь может же он читать мысли людей и животных и даже разговаривать с ними, хотя постоянно общается только с Сапфирой. А что, если он сможет поговорить мысленно и с эльфом? Он, правда, прекрасно помнил предостережение Брома: никогда не влезать в чужие мысли, если в том нет острой необходимости! И он никогда этого не делал — за исключением того единственного раза, когда попытался проникнуть в душу Муртага и потерпел поражение.

Но можно ли проникнуть в душу эльфийки, если она лежит без чувств? И все же попробовать стоит, что, если ему удастся понять, почему она до сих пор в беспамятстве? Но допустит ли его, простит ли ему подобное вторжение? Ну, там будет видно, решил он. Она не приходит в себя уже целую неделю! И Эрагон, ни слова не сказав о своих намерениях ни Муртагу, ни Сапфире, опустился перед девушкой на колени, положил руку ей на лоб, закрыл глаза и осторожно, точно кончиками пальцев, мысленно коснулся ее души.

Ему на удивление легко удалось проникнуть в ее мысли. Она отнюдь не была полностью поглощена своими физическими страданиями, как ранее предполагал Эрагон, мысли ее были ясными и прозрачными. И вдруг точно ледяной клинок вонзился в мозг Эрагона. Боль была так сильна, что перед глазами у него заплясали разноцветные пятна. Он попытался разорвать мысленную связь с эльфийкой, но невидимая длань держала его крепко, а ледяной клинок снова и снова вонзался в мозг. Эрагон лихорадочно пытался установить мысленную защиту, и боль вроде бы стала ослабевать, но сосредоточиться все-таки не давала. Видимо, эльфийка воспользовалась его мгновенной растерянностью, чтобы полностью сокрушить поставленные им преграды.