Кристофер Паолини - Эрагон

«Какое замечательное место! — мечтательно сказала она. — Я бы могла прожить тут целую вечность, не замечая, как пролетают годы!»

Эрагон прикрыл глаза и сонно откликнулся:

«Да, летать тут, должно быть, хорошо. Просторно».

«Не только летать! Мне кажется, я рождена для жизни в пустыне. Здесь для этого есть все: простор для полета, скалы, на которых можно вить гнезда, и дичь, которая хоть и умело прячется, но вполне для меня доступна. И тут так тепло! Меня, впрочем, и холод не особенно донимает, но в жару я чувствую необычайное воодушевление и прилив сил». И она с наслаждением потянулась.

«Неужели тебе здесь действительно так нравится?» — удивился Эрагон.

«Очень».

«Ну что ж, покончив с делами, мы могли бы сюда вернуться». — И он, не договорив, уснул, но Сапфира и этим осталась очень довольна. Она даже потихоньку мурлыкала, пока Эрагон и Муртаг спали.

К этому утру за четыре дня, прошедшие со времени их бегства из Гиллида, они прошли более тридцати пяти лиг.

Лишь на закате они добрались до тех красных скал, которые увидели утром. Скалы, точно высоченные столбы, высились над ними, отбрасывая узкие, длинные тени. Дюн вокруг не было в радиусе примерно с полмили. Спрыгнув с коня, Эрагон почувствовал, что жара прямо-таки припечатывает его к насквозь пропеченной, растрескавшейся земле. У него сильно обгорело лицо и шея сзади, кожа воспалилась и была горячей на ощупь.

Привязав коней так, чтобы они свободно могли щипать редкую траву, Муртаг развел небольшой костерок.

— Как ты думаешь, много мы успели сегодня проехать? — спросил у него Эрагон, снимая с Сапфиры эльфийку.

— Понятия не имею! — Муртаг был явно зол. Он тоже сильно обгорел, глаза у него покраснели. Он взял было фляжку, рассчитывая хотя бы смочить губы, и недовольно пробурчал: — Ну вот, воды совсем не осталось! А кони, между прочим, не поены.

Эрагон тоже был истомлен иссушающим зноем пустыни, однако же сдержался.

— Приведи коней, — сказал он Муртагу. Сапфира, несколько раз копнув когтями, сделала в земле довольно большое углубление, и Эрагон, закрыв глаза, призвал на помощь магию. Видимо, здесь, возле скал, в почве все же было достаточно влаги, чтобы могла расти трава, так что ему удалось даже несколько раз наполнить водой вырытую Сапфирой яму.

Сперва Муртаг наполнил бурдюки, вычерпывая воду по мере того, как она скапливалась в ямке, а затем отошел в сторону и дал напиться коням. Бедные животные были измучены и пили долго, так что Эрагону пришлось приложить дополнительные усилия, чтобы добыть для них воду с большей глубины, и он очень устал, но все же, когда лошади напились, предложил Сапфире: «Если хочешь пить, пей прямо сейчас». Она как бы благодарно обняла его, обвив своей длинной шеей, потом склонилась к яме и сделала всего несколько глотков.

Прежде чем позволить воде снова уйти в землю, Эра-гон дал напиться Муртагу и сам напился вдоволь. Удерживать воду на поверхности оказалось труднее, чем он предполагал. Но все же это было ему уже вполне по силам, а ведь когда-то он не мог даже камешек заставить подняться с земли!

Рассвет был очень холодный, ударил даже небольшой заморозок. Песок в лучах восходящего солнца казался розовым, туманная дымка висела над горизонтом. Настроение Муртага сон, к сожалению, не улучшил, и Эрагон чувствовал, что и у него на душе становится пасмурно. За завтраком он спросил:

— Как ты думаешь, сколько времени мы проведем в пустыне?

— Ну, пока что наша ближайшая цель — пересечь лишь небольшой ее участок, и мне кажется, что даже на это у нас уйдет не меньше двух-трех дней.

— Но ведь мы уже так много прошли!

— Может быть, получится и быстрее, не знаю. Сейчас у меня одно желание: выбраться из этой проклятой пустыни! Осточертело глаза от песка прочищать!

Когда они поели, Эрагон подошел к девушке. Она по-прежнему лежала как мертвая, разве что грудь ее едва заметно вздымалась: она все-таки еще дышала.

— Что же этот шейд с тобой сделал? — прошептал Эрагон, осторожно смахнув с ее щеки прядь волос. — Разве можно столько времени быть без сознания и после этого остаться в живых? — Он хорошо помнил, какой она была тогда в темнице, еще живая… Грустно глянув на нее в последний раз, он стал готовиться к очередному этапу пути.

Когда они покидали стоянку, туман на горизонте рассеялся и стали заметны какие-то темные предметы неопределенной формы, странным образом выстроившиеся в ряд. Муртаг предположил, что это холмы предгорий. Эрагон сомневался, но возражать не стал.

Его мысли целиком были заняты состоянием больной. Он был уверен, что необходимо что-то срочно предпринять, иначе она погибнет, но не знал, что именно нужно сделать. Сапфира также была озабочена ее состоянием. Они с Эрагоном без конца это обсуждали, но, не обладая достаточными познаниями в искусстве целительства, решить эту задачу были не в силах.

В полдень устроили короткий привал. А когда вновь тронулись в путь, Эрагон заметил, что темные предметы на горизонте приобрели более конкретные очертания и теперь действительно гораздо больше походили на поросшие лесом холмы. Небо над холмами казалось бледным, почти белым, каким-то выцветшим или выгоревшим. Не понимая, в чем дело, Эрагон даже глаза протер и тряхнул как следует головой, полагая, что и холмы, и выцветшее небо над ними — просто мираж, какие часто бывают в пустыне. Но холмы и светлое небо над ними по-прежнему оставались на месте. Мало того, холмы постепенно приближались, а белесая полоса расширилась и занимала теперь полнеба. Решив, что им грозит нечто ужасное — буря, ураган, смерч, — Эрагон уже хотел было поделиться своими опасениями с Муртагом и Сапфирой, но вдруг понял, что перед ним.

Это были не просто холмы, а отроги гигантского горного хребта! И вершины гор, у подножия действительно покрытых густыми лесами, сверкали на солнце вечными снегами, создавая в воздухе эту белесую пелену. Острые пики уходили, казалось, прямо в небо. Узкие извилистые горные долины, зажатые крутыми склонами, с такого расстояния больше походили на трещины в сплошных каменных стенах. Все вместе это напоминало какую-то немыслимую зубчатую крепостную стену, отгородившую Алагейзию от диких восточных земель.

Да этим горам конца нет! — думал потрясенный их видом Эрагон. В историях о Беорских горах всегда говорилось о том, как они высоки и непроходимы, но сам он, будучи горным жителем, всегда считал это просто преувеличениями сказителей. Теперь же ему приходилось признать, что сказки говорили чистую правду.

Заметив его состояние, Сапфира внимательно следила за ним. Взлетев повыше, она довольно быстро сумела представить себе истинную величину этих гор и сообщила Эрагону: