Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – эрцгерцог

Воздух все прохладнее, земля внизу уменьшается просто стремительно. Дерево, под которым ждут меня арбогастр и Адский Пес, превратилось в былинку, затем в едва различимую травинку, потом облачный покров полностью скрыл все внизу, а я продолжал подниматься, хотя ощутил, как воздух в самом деле становится все реже, а опоры для крыльев здесь меньше.

Жаркое солнце яростно жжет сравнимые по прочности с титановой броней щитки на спине и шее, мир прекрасен, я всемогущ, сейчас рванусь по горизонтали быстрый, как молния, и несокрушимый, как горная лавина…

Страшный и леденяще внезапный удар обрушился сверху. Резкая боль пронзила все тело. Пасть моя раскрылась для рева и осталась в таком положении: тело не слушается. Я снова попытался вскрикнуть, воздух начал стремительно уноситься вверх со всех сторон, я с ужасом ощутил, что падаю.

Земля и небо замелькали, быстро сменяя друг друга. Крылья рвет ветром, кости трещат, острая боль терзает тело все сильнее. Я пытался пошевелить хотя бы пальцем, но онемевшее и чужое тело не откликнулось…

Паника ударила в голову с силой молота: никакая регенерация не просыпается при перебитом позвоночнике, я закрыл глаза и попытался сквозь боль и страх пробудить ее усилием воли, увы, в ответ только боль и полностью парализованное тело.

Страх и обреченность часто-часто стучали в мозг, как острые молоточки. С этой высоты упади хоть на перину – разобьюсь, как переспелая груша. Лапы, голова, чешуя разлетятся при ударе на полмили. Неведомый удар с высоты пришелся в середину позвоночника. Спинной мозг перебит или вообще разорван на две части, это значит, ни крыльями, ни лапами уже не шелохну.

Отчаянная жажда жизни, не человеческая, а древняя инстинктивная, тряхнула и заставила лихорадочно искать хоть что-то для выживания, ну хоть ничтожный шанс.

Я видел приближающуюся землю и понимал с тупой обреченностью, что таких шансов нет. Лес еще выглядит мшистым темно-зеленым болотом, но меня легонько сносит правее, а там желтая проплешина, что отсюда выглядит почти как пляж, но это каменистая насыпь…

До земли осталось меньше расстояния, чем я уже пролетел камнем, когда новая бешеная надежда ударила в мозг: а если попытаться превратиться прямо в падении?.. Именно в той части, что все еще связана с мозгом?

Я хрипел, стонал, шипел бессильно, ничего не происходит, я все тот же живой труп, падающий на острые скалы, что пронижут мое огромное грузное тело, как острия пик… Острая боль наконец затопила сознание, я чувствовал, как тьма захлестывает меня всего, это можно рассматривать, как спасение – умереть еще до страшного удара о землю…

Тело мое слабо трепыхнулось, я задергался в отчаянной надежде, меня трижды перевернуло, свирепый ветер начал выламывать крылья. Я не рискнул их растопырить во всю ширь, только осторожно выдвигал чуть-чуть, усиливая нагрузку, еще не понимая, почему они такие слабенькие… но я и сам уже настоящая мелочь, если сравнивать с тем могучим драконом, что сейчас в виде тучи песка и камней падает, сильно опережая меня, на каменное плоскогорье.

Тело еще визжит от боли, хотя, как мне показалось, на это хилое тело птеродактиля хватило материала только из огромной и массивной головы дракона. Ее неведомый удар с высоты не затронул, а тело великолепного дракона уже ничто не спасет…

Суставы трещат, я задержал дыхание и, собрав все силы, продолжал выдвигать крылья. Земля приближается слишком быстро, уже различаю даже мелкие камешки, еще чуть…

Падение камнем превратилось в падение планированием, я хрипел, стонал, регенерация сейчас спасает выворачиваемые встречным ветром плечевые суставы. Земля пугающе летит навстречу, я растопырил крылья, там треснуло, стегнула острая боль, меня понесло по дуге.

Я поджал лапы, больно чиркнуло животом по земле, я почти продолжил взлет, но силы кончились, я захрипел и упал с мертвыми крыльями.

Удар с высоты своего роста совсем не удар, меня распластало на спине, бесстыдно брюхом кверху, совсем не по-птеродактильи, так можно бросить только мертвого, но я лежал и часто-часто дышал, а вопящее от боли тело спешно заживляет переломы, порванные связки, ушибы, рассасывает гематомы, насыщает кровь кислородом.

Наконец я застонал, перевернулся на брюхо. Там сейчас длинный багровый шрам от раны, ее получил, когда задел землю, но боль уходит, мозг очищается. Непонятно, что меня так садануло сверху. Я всегда считал, что спина у меня самое защищенное место, так как смотрю обычно вперед и вниз, а если кто вздумает напасть сверху, пусть обломает зубы о костяные плиты особой прочности.

Однако некто могучий ударил именно в это самое защищенное место, словно для него все едино: комара прибить или дракона. Теперь могу смутно вспомнить, как в доли секунды нечто снесло толстые шипы гребня, проломило все перестроенные плиты защитной брони, как если бы толстой палкой кто-то решил испробовать на прочность яичную скорлупу куриного яйца, прожгло колодец в мышцах спины и безжалостно рассекло спинной мозг надвое, не замечая даже, что он защищен прочными кольцами позвонков.

За спиной раздались грохот, частое сопение. Я в ужасе начал поворачиваться, уже чувствуя, что не успеваю. На меня обрушилось нечто огромное, тяжелое, прижало к земле. Я жалко каркнул, огромная красная пасть с острыми как ножи зубами щелкнула ими перед моим носом, а длинный язык с чмоканьем облизал мне морду так, что залепил глаза.

Я всхлипнул, едва не потеряв сознание от невероятного облегчения.

Через пару минут, уже вернувшись в тело человека, я обнял Бобика, примирительно улыбнулся внимательно рассматривающему нас арбогастру.

Он фыркнул, мотнул головой. Я сказал торопливо:

– Простите меня, дурака!.. Таился от вас, прятался, все в тайне… Как не пришло в голову, что вы меня узнаете под любой шкурой! И любите в любом облике, вы не люди какие-то!.. Ну что я за дурак…

Бобик все норовил облизать уже и в людской личине, потому что в прежней не считается.

– Возвращаемся, – сказал я. – Я сильно ударился головой… и теперь она полна идей.

Глава 5

В распахнутые ворота Альтенбаумбурга я въехал по-лордьи: в одной руке повод, другая горделиво уперта в бок, а сам слегка откинут корпусом назад, чтобы всех оглядывать снисходительно и свысока, однако чувствовал себя по-прежнему жалко.

Когда-то посмеивался над всякими психологическими травмами, фигня какая-то, бывают только физические, остальное все придуманное, но сейчас даже на Зайчике сидел с опаской и все посматривал наверх, втягивая голову в плечи, вдруг да поняли, что я все-таки уцелел, решат добить.

Среди выбежавших навстречу слуг узнал и Адель, чистенькая и сияющая, с румяной мордочкой и зовущими глазками, торопливо опустилась на колени, не опуская головы.