Кэйтлин Кирнан - Беовульф

Виглаф пихнул его в бок так сильно, что Хандскио едва удержался на ногах.

— Слушайте все, — грозно сказал Виглаф. — Нам не нужны дрязги с местными, не забывайте. Без драк и без иных глупостей. Все поняли?

Хандскио потер бок, но не отвел взгляда от Ирсы, которая повернулась к нему и высунула язык. Худощавый мускулистый тан Олаф, левую щеку которого украшал белый шрам, засунул кинжал в ножны.

— Я и н... н... не думал о г... г... глупостях.

Хандскио снова сел к столу и передразнил Олафа:

— А я т... т... только о них и д... д... думаю.

Виглаф нахмурился, стараясь не замечать распирающих платье грудей Ирсы, их колыхания, когда она склонялась над столом.

— Хандскио, прочисть уши, я с тобой говорю. Лишь пять дней прошло, как ты простился с женой.

— Целых пять дней! Вечность, клянусь распухшей мошонкой Одина! Не диво, что у меня меж ног жжет.

Таны захохотали, Ирса прекратила работу и повернулась к ним всем корпусом. Здоровый мужской смех под сводами Хеорота — желанный звук для ее ушей, он придал ей силу и внушил надежду. Ирса украдкой покосилась на Беовульфа, все еще стоящего у дверей, и стала молиться, чтобы хоть половина легенд, которые она слышала о его храбрости, силе и везении, оказалась правдой, чтобы пришел конец ночному ужасу, бесчинствам чудовища.

5 Сын

А далеко за болотами и лесами, окутанными вечерней дымкой, странное существо Грендель сидело у края пещерного озерца, бросив рядом полусгнивший труп одного из убитых подданных Хродгара, отрывало от него кусочки и бросало в воду. В воде тоже водились странные существа, и немалое количество. Сейчас вода бурлила, у поверхности бесновался выводок угрей-альбиносов, каждый из которых длиною превышал рост взрослого мужчины, а толщиною был в ствол дерева. Грендель следил за метанием угрей, чувствовал себя уютнее в их компании, радовался их свирепости. Он раскачивался, мурлыкал тихую, печальную мелодию, которую где-то подслушал или сам сочинил.

В левой руке Грендель держал сломанное копье, на острие которого он насадил оторванную от тела человеческую голову. Глаза головы давно выели черви и личинки, живущие в земле и в нечистотах. Нижняя челюсть отвисла, еле держалась, передние зубы были выбиты или выпали. Грендель водил этой головой над поверхностью и причитал, подражая людскому голосу:

— Ай-ай-ай! Ай-ай-ай! Ужас, ужас, гадкие червячишки, они меня всего объели! На что я стал похож...

Грендель хихикнул и спросил голову:

— А кто смеется тут? Кто тут смеется? Это я, это Грендель смеется, — ответил он сам себе. — Ему весело, Гренделю, хорошо ему.

Один из угрей вдруг подпрыгнул над поверхностью, оторвал от головы нижнюю челюсть и часть лица. Грендель захохотал, радуясь ловкости своего питомца. Эхо ответило его смеху. Монстр помахал остатками головы над прудом.

— Ай-ай-ай! Ай-ай-ай! Они съели мое личико, мое прекрасное личико! Что я буду делать без личика? Женщины не будут меня любить без личика! Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!

Из воды выпрыгнул еще один угорь, но на этот раз Грендель быстро отдернул копье с головой.

— Хватит. На сегодня хватит. Не то разжиреете. Жирная рыба лежит на дне, ее ест другая рыба. Завтра еще получите.

Внезапно в воде появилось что-то темное и громадное. Испуганные угри бросились врассыпную и исчезли. Вода забулькала, зашипела, как будто дышал кит. Грендель вскочил, им овладела паника, внешность его начала меняться. Ногти становились когтями, росли, заострялись, глаза искрились, расширялась грудь...

Там, где только что угри дрались за куски гнили, на поверхность всплыла мать Гренделя. Полные губы ее переливались перламутром, золотая чешуя сверкала внутренним огнем.

— Грррренделллль, — промурлыкала она.

Голос ее успокоил Гренделя. Когти исчезли, превратились в ногти. Скелет сжался, стягивая плоть. Он посмотрел в древние змеиные глаза матери, увидел в них свое отражение.

— Матер... — всплыло в его сознании древнее слово. — Что-то случилось?

Она медленно поднялась над поверхностью, придерживаясь перепончатыми пальцами за каменный береговой уступ, подтянулась ближе к сыну.

— Дурной сон, дитя мое, — голос ласкал Гренделя, он вечно слушал бы ее голос. — Опасность тебе угрожает. Я слышала, как ты зовешь меня, но не могла тебя найти. И они убили тебя.

Грендель следил за матерью, наслаждался движением ее полупогруженного тела. Он улыбнулся, засмеялся, встряхнул копьем с остатками человеческой головы.

— Но я не мертв, матер. Видишь? Я здоров и весел. Смотри! Я радуюсь.

Чтобы убедить мать в истинности своих слов, Грендель неуклюже запрыгал вокруг пруда, подражая нелепым упражнениям мягкотелых, которые они называли танцами. Он то и дело встряхивал копьем, ухал и притопывал.

— Нe ходи к ним сегодня, — донесся от пруда шепот матери. — Ты слишком многих убил.

— Но я силен, мать, я большой, сильный, а они малые и слабые. Я разорву и съем их, напьюсь их крови, раздроблю их кости.

— Прошу тебя, сын, не ходи к ним.

Грендель прекратил свои прыжки, отшвырнул копье с головой. Он закрыл глаза и захныкал.

— Прошу тебя, пообещай мне. Не ходи к ним сегодня, Грендель. Останься здесь со мной. Останься у воды, корми своих питомцев.

Грендель уселся в двух шагах от воды, надулся, уставился в скалу под ногами.

— Хорошо, обещаю, — мрачно пробормотал он. — Не пойду к ним.

— Даже если они будут шуметь. Даже если голова твоя разболится.

Грендель поморщился, вспомнил головную боль, но все-таки кивнул.

— Гут, — прошептала она. — Хорошо. — И погрузилась в воду, оставив на поверхности легкую рябь.

— Они всего лишь люди, — тихо говорил Грендель себе и мертвой голове, свалившейся с копья. — Они всего лишь люди, а сон всего лишь сон. И ко мне приходят дурные сны. Ну и что? Сон пришел, и сон ушел. Ну и что?

Грендель следил за успокоившейся поверхностью воды, размышлял о скрывающей все ночи, о таинственном тумане, окутывающем ночами леса и болота, пытался забыть о гадостях жизни, не думать об оскорбительном шуме мелких мягкотелых людишек.

6 Свет с востока

К закату облака над Хеоротом рассеялись, разбежались, спрятались. На зимнем небе остались лишь отдельные пылающие острова. Богиня Соль, сестра лунного диска, опускалась к западу, гнала свою колесницу над морем, а за ней несся голодный волк Сколл[36] Свет богини отражался от воды, окрашивал мир рыжим цветом.