Павел Комарницкий - Дева дождя

– Ну побаловал, и хватит, – осадил его деревянным голосом Страж. – Поехал, говорю!

С видимой неохотой чудовище отпустило жертву, и Васо, весь трясущийся от пережитого, нырнул в автобус.

Внутри адская машина оказалась ещё хуже, чем снаружи. Никаких сидений или хотя бы скамеек вдоль бортов не было и в помине. Под потолком тянулись два ряда поручней с висячими старинными ручками, да на полу виднелись какие-то не то ремни, не то шланги… Алексей вздрогнул, поняв, что именно ему напомнили эти штуки – щупальца кальмара, которого он видел на витрине.

– Значит, так, – чудище впёрлось всей тушей в салон. Странно, в этом мире, где до сих пор Алексей не заметил никаких запахов, от монстра исходил тяжкий смрад. – Встали все ровно. Ноги шире плеч… так… ещё шире! Руками взялись за держалки. Обеими руками, я сказал!

Петли-держалки вдруг плотно обхватили запястья, и в тот же миг "щупальца кальмара" обвили лодыжки. Кто-то из экс-моджахедов, не выдержав происходящего, завопил и задёргался – тщетно, разумеется.

– Ори, ори, – утробно заухал монстр, и Алексей понял – адская тварь смеётся. – Вообще-то рано пока орать… Скривнус, это ерунда. Вот будешь у нас, в Агре… Поехали, мои вкусняшки!

Чудовище взгромоздилось на единственное имевшееся в автобусе сиденье – на месте водителя. Оно, кстати, здорово напоминало седалища, коими оснащали первые советские трактора – штампованный металлический лист на полосе рессорной стали, без намёка на заботу об удобстве водителя. Пыхтя, монстр разместил все три ноги на педалях, парой рук-щупалец обхватил руль, третьей же взялся за здоровенный рычаг коробки передач. Просто-таки идеальный водитель, пронеслась в голове дикая мысль… на всё рук-ног хватает…

Мотор истошно взвыл, и адское транспортное средство покатило по сухой, каменистой тверди, увозя несчастных всё дальше от Грани мира живых.

Всё глубже в мир мёртвых.

…

– Доча, это ты?

– Я, па.

Марина захлопнула входную дверь, скинула сапоги, повесила на плечики пальто. Решение позвонить крепло в ней всю дорогу, и входя в подъезд родного дома, девушка уже ни капли не сомневалась.

Дома всё было как обычно. Отец смотрел телевизор, сидя на диване, мама возилась на кухне, стряпала что-то. Уютно горел торшер. Марина чуть усмехнулась. Круги горя затухают куда быстрей, чем круги на воде. Конечно, отец и мать переживают из-за гибели Лёши Горчакова. Хороший такой был парень… какой бы жених был нашей Марине… эх… жалко-то как… Но ведь дочка-то жива, вот что главное. Да, поначалу была сама не своя, но вот уже, видно на глаз, оправляется понемногу… на занятия ходит в университет… Ничего, Бог даст, отойдёт… а там и другой жених найдётся. Спору нет, жалко Лёшу… но ведь мы-то живы? И будем живы…

И только двое в этом мире живых тоскуют по Алёшке по-настоящему. Тётя Надя, у которой отняли единственного сына, и она, Марина Кострова, у которой отняли единственную любовь. Да, наверное, Надежда Алексеевна тоже готова заплатить любую цену, лишь бы вернуть сына оттуда, откуда обычно не возвращаются, но что-то подсказывало девушке – не потянет немолодая уже женщина ту цену. Хотеть и мочь вещи несколько различные…

Так что за всё заплатит она, Марина.

– Маришка, иди ужинать! – позвала с кухни мама.

Огорчать маму не стоило, поэтому Марина, не споря, уселась за стол и принялась запихивать в себя жареную картошку и куски камбалы, запивая горячим чаем. Вообще-то мама тут права, безусловно. Тело Марины не виновато, что ему досталась такая хозяйка, оно должно получать необходимые калории и витамины взамен истраченных…

– Марин, я там у тебя взяла одиннадцать рублей из кошелька, что на столе, – мама гремела посудой. – А то мы, сама знаешь, помогли Надежде Алексеевне, вот и не уложилась я… Отец завтра получит и отдаст.

Марина уронила вилку.

– Как?!

– Да что ж такое-то… – мама удивлённо хлопала глазами. – Завтра отдаст, в чём проблема, Маришка?

Но девушка уже не слушала. Метнулась в свою комнату, лихорадочно схватила старенький кошелёк, в котором держала только две купюры – те самые…

Пусто.

В глазах поплыли огненные колёса.

– Что ты наделала, мама, – чужим, деревянным голосом произнесла Марина. – Там же был НОМЕР!!!

Всё дальнейшее запечатлелось в памяти какими-то дикими урывками – срываемое с вешалки пальто, мама, цепляющаяся за рукав, что-то говорит папа…

Она очнулась на улице. Ледяной воздух затекал под пальто, накинутое наспех, холодными пальцами осторожно щупал дрожащее тело. Над головой мертвенным бело-голубым светом сиял фонарь, наклонивший свою железную шею с высоты бетонного столба – будто разглядывал Марину. Ну вот и всё… Всё?

Откуда-то из глубины всплыло – "человек ничего не забывает". Хм… да. Что-то такое она помнила – человеческий мозг намертво впечатывает всю информацию в свои нейроны. Раз и навсегда. Другое дело, что найти нужные сведения рядовой гражданин часто не в состоянии. Под гипнозом, говорят, люди вспоминают всё… А если без гипноза?

Марина сжала зубы. Нет, шалишь… Не всё! Студентка Кострова запоминает кучу всякой всячины, нужной лишь для того, чтобы сдать очередной зачёт либо экзамен в ближайшую сессию. И не зубрит при этом, повторяя сто раз подряд один и тот же материал. Так неужто не вспомнит то, от чего зависит её будущая судьба? Ведь она видела те купюры не мельком, вскользь, не раз и не два – таращилась неотрывно и многократно!

Мозг, привычный к экзаменам, уже переходил в режим, хорошо известный каждому настоящему студенту – "вспомнить всё, что знал, об остальном догадаться!". Ну! Ну же!

Цифры всплыли в памяти неожиданно легко и просто. Марина нашарила в кармане авторучку, торопливо вывела на тыльной стороне ладони номер, казалось, безвозвратно утерянный. Бережёного Бог бережёт… тем более бережёную.

И только тут девушка обратила внимание на две бумажки, плавающие в луже под фонарём – красную и жёлтую. Лужа уже подёрнулась ледком, но лёд был ещё столь тонок и прозрачен…

Марина решительно ступила в лужу, с хрустом ломая лёд, нагнулась и выудила бумажки. Обычные билеты Государственного банка, достоинством в один рубль и десять. Она повернула бумажки к свету и засмеялась – на обеих купюрах были одинаковые номера. Полностью совпадавшие с тем, что синел на руке.

Глава 3

Едкая вездесущая пыль лезла в ноздри, глаза и уши, и стоило открыть рот, как казалось – пылью вот-вот наполнится даже желудок. Сквозь едкую пыль пробивалась удушливая, тяжёлая вонь, исходившая от чудовищного водителя…