Александр Кондратьев - Голова Медузы (рассказы)

Следующею же ночью, после обряда наложения родительских рук, при пении держащих факелы нимф, наперсница волшебницы, Альс, на колеснице, запряженной парою львов, отвезла одетую в прозрачный свадебный пеплос Кассифону в маленькую хижину среди чащи леса, где ее ждал покорный воле отца Телемак.

Новая жена поразила Одиссеева сына странной осведомленностью о его прежней жизни. Ей не только хорошо был известен характер Навзикаи и все достоинства и недостатки тела феакийской царевны, но и другие, более ранние, привязанности и увлечения ее мужа. Телемак был изумлен, когда Кассифона медленным ровным голосом рассказала ему, как некогда в Пилосе мыла его в теплой бане и натирала затем благовонным елеем младшая дочь царя Нестора, белорукая, на стройных ногах Поликаста…

— Ты был тогда юн, Телемак, и не замечал ни излишней полноты ее груди, ни недостатка волос в заплетенных косицах. Скажи, может ли цвет ее кожи сравниться с моей белизной?

— Откуда тебе известны подробности жизни моей? — спросил удивленный Телемак.

— Ты забыл, что я дочь и внучка двух чародеек, равных которым нет на земле. Не мудрено поэтому, что я заглянула в прошедшее человека, который дан мне в мужья…

С моря доносился рев разыгравшейся бури. Ветер шумел в тростниковой конической крыше и, проникая в небольшое отверстие для дыма, колебал огоньки пылавших светильников. Но в маленькой, хорошо обмазанной цветною глиною хижине было тепло, и босые ноги молодых тонули в мягком мехе разостланных на полу шкур диких зверей. На угольях поставленной недалеко от входа грелки-курильницы шипела благовонная смола. Взоры Улиссова сына манила к себе белизна тонких тканей, покрывавших широкое брачное ложе, где, задумчиво прислушиваясь к рыканиям львов в соседнем лесу, ожидала его зеленоглазая рыжекудрая дочь чародейки Цирцеи…

Наутро их разбудила бесшумно вошедшая в хижину царица острова Эи. Она одинаково нежно ласкала, прижимая к металлическим украшениям на белой груди, обоих молодых. Следом за нею пришел Одиссей. Царь Итаки старался казаться развязным и гордым и вел себя, как старый друг и любящий муж. Но зоркая Кассифона заметила, как ее мать освободила раз легким движением стан свой, а другой раз сняла с подобного цветом слоновой кости плеча широкую загорелую руку Одиссея.

— Друг мой, — произнесла, обращаясь к нему, дочь Гелиоса, — проводи сына искупаться в холодных струях ручья, что течет у тех скал. — И царица показала рукой направление пути. — Да и тебе не бесполезно будет подкрепить купаньем силы свои, — присовокупила вслед гостю Цирцея. — Ничто не помогает так от преждевременной дряхлости, как чистая вода горных потоков.

Несколько смущенный Одиссей не заставил повторять себе приглашение и быстро ушел в сопровождении сына.

— Как провела ты ночь, Кассифона? — спросила заботливая мать.

— Нельзя сказать, чтобы дурно, хотя Телемак все-таки только человек.

— Пожалуйста, не обращай своего мужа во льва, — пошутила Цирцея: — он удивительно напоминает мне Одиссея в дни, когда тот, мощный как бог, возвращался от стен Илиона. Теперь сын Сизифа — развалина и мне больше не нужен. Я хотела бы даже от него освободиться.

— Отошли его обратно на Итаку, — сказала Кассифона.

— Не найдя там своей Пенелопы, он начнет жаловаться на меня всем олимпийским богам. А я не хотела бы ссориться с благосклонной к герою Палладой или с Гермесом, от которого он происходить. Нет, с Одиссеем надо будет поступить иначе.

— Тогда отдай его Альс. Она честолюбива и давно хотела повелевать и владеть обращенным в какого-либо зверя героем, — посоветовала Цирцее ее рыжеволосая дочь, застегивая на лилейном плече золотую пряжку прозрачного пеплоса.

— Надо будет попробовать, — задумчиво молвила чародейка. — А ты не горишь еще ревнивой страстью к Телемаку?

— Бери его от меня хоть сейчас, — был ответ мечтавшей об олимпийских богах Кассифоны.

— Еще рано. Я подожду, пока он тебе не надоест…

Через два дня отвергнутый царицею острова Одиссей был утешен ее наперсницей Альс. Черноволосая стройная нимфа с загадочной улыбкой на продолговатом бледном лице с предупредительным почтением отнеслась к исканиям пожилого героя, и последний снова почувствовал себя жизнерадостным и веселым. Скрывая свою страсть от царицы Цирцеи, любовники сговорились бежать с утесистой Эи на Счастливые острова.

— Там, о герой, — говорила Альс, — нет дикого темного леса, которым, как щетиной, зарос остров Цирцеи, переполненный стадами зверей, бывших прежде людьми. Поля на тех островах сплошь покрыты цветами, а от полдневного зноя можно укрыться в беседках из кустов олеандра. Невиданные тобою плоды растут на тенистых деревьях, и отягченные ветви их сами клонятся в сторону путника. Аромат этих плодов приятнее запахов нектара и золотистой амброзии. Там, Одиссей, ты будешь вечно блаженствовать с преданной тебе, знающей все тайны любви волшебницей Альс.

И Одиссей, опасаясь коварных козней со стороны разлюбившей его Цирцеи, добровольно дал новой своей любовнице себя обратить в могучего золотистого жеребца, который фыркал от радостной гордости, ощущая на хребте у себя прекрасную ношу.

Мимо Цирцеи и Телемака проехала на нем Альс к отлогому спуску в мерно шумящее море. Раздувая широкие ноздри и подняв светлую гриву, с громким и бодрым ржаньем вошел воображавший себя мощным кентавром царь Одиссей в увенчанные пеною волны.

Отойдя от берега, пустился он вплавь по направлению, указанному ему бесстрашною всадницей, и плыл до тех пор, пока под копытами у него не показалось твердое дно неподалеку от берегов желанной земли…

Но неосторожен тот, кто доверяется волшебницам нимфам. Черноволосая Альс с загадочною улыбкой на продолговатом бледном лице предпочла не возвращать герою его прежнего облика, и никто из жителей каменистой Итаки не встречал более своего бывшего царя Одиссея…

Телемак остался один в гостях у Цирцеи. Чародейка сказала ему, что Одиссей убежал с нимфою Альс, и это успокоило молодого героя. Объятия гордой Кассифоны, а затем и опытной в любовном искусстве дочери Гелиоса заставили его забыть обо всем. Молодого человека не смущало даже напоминавшее ревность враждебное чувство окружавших обеих волшебниц диких зверей. Сын Одиссея был храбр и, не мигая, с сознанием своего человеческого превосходства, смотрел в коричнево-желтые глаза бивших с глухим рыканьем хвостами о бедра барсов и львов.

Но перед дочерью Гелиоса ему приходилось смирять свою гордость. Телемак догадывался, что царице Эи удалось какими-то чарами сделать его рабом ее прекрасного тела. Цирцее, казалось, доставляло порой удовольствие помыкать Одиссеевым сыном, обращаясь с ним, как с игрушкой, которую она то уступала дочери, то неожиданно требовала себе.