Сергей Лисицын - Молот Времени: Право сильного

– И что же вы пишете, мэтр? – спросил я напрямую.

– Я пишу великий труд! – Тигар наставительно поднял палец. – Труд, который спустя века прославит и обессмертит мое имя!

Поднятый палец устремился еще выше, заставляя подозревать, что мэтр надеется обрести славу не только среди населяющих Лаар разумных существ, но и промеж обитателей небесных чертогов.

Ну-ну... В «Хмельном гоблине» – не часто, один-два раза в месяц – собирались такие вот истребители пергамента и гусиных перьев. Читали друг другу заумные стихи и косноязычные драмы, обсуждали, шумно спорили, и каждый был твердо уверен, что лишь происки врагов и завистников не позволяют ему немедленно обрести бессмертие и славу. Пили, однако, не меньше наемников, ремесленников и прочего неграмотного люда, имевшего обыкновение захаживать в трактир. Мэтра Тигара, тем не менее, я ни разу не замечал среди той компании.

– Поэзия? Драма? – обнаружил я знакомство с темой.

– Фи-и-и... – поморщился мэтр. – Легковесные поделки, и подавляющее их большинство через полсотни лет уйдет в никуда. Я пишу Историю! Всеохватывающую и полную картину нашего мира!

Я удивился. По-моему, такая работа требует тишины, спокойствия, а самое главное – наличия под рукой хранилища с огромным количеством свитков: летописей, хроник, мемуаров...

В ответ на мое недоумение мэтр Тигар заявил с великолепным апломбом:

– Вы невежественны, майгер Хигарт, как и подобает человеку вашей профессии. Разве хроника, хоть и называется исторической, дает нам картину мира? Да никогда! Там всего лишь сообщается, что в такой-то год король А. пошел войной на негуса В., но был отбит с большим уроном и от огорчений скончался... И всё! Всё! Вы никогда не узнаете, что люди ели и пили в то время, и чем расплачивались за съеденное и выпитое, и какие сплетни обсуждали в трактирах, и какие наряды носили в то время записные модницы. Даже что король А. умер не от огорчения, а от подсыпанного наследником яда, – не узнаете!

И мэтр Тигар, воодушевляясь все больше и больше (я не забывал время от времени наполнять его чарку), поведал мне суть своей великой идеи. Седая глубина веков, дескать, его не интересует. А вот недавняя и подробная картина нашего мира: каким он был до Катаклизма, – уже через пару поколений станет весьма интересна потомкам, не видавшим ни морей, ни степей на месте выжженных пустынь.

«Можно и не ждать, пока сменится пара поколений, – подумал я, вспомнив кристалл сайэра епископа. – Даже мне, почти современнику, было весьма-таки интересно...»

Так вот – он, мэтр Тигар, в свое время изрядно путешествовал по торговым делам. И, как многие торговые люди, зачастую встречался по караван-сараям и прирыночным гостиницам с купцами, прибывшими из самых дальних мест, весьма внимательно слушая их рассказы об увиденном. И, коли уж судьба наградила его скромным литературным даром, теперь в любой свободный момент записывает некогда виденное и слышанное, сочиняя очередную главу своего великого труда.

– Пот-т-тому что з-здесь в-вот, – язык мэтра уже изрядно заплетался, когда он вновь пустил в ход указательный палец, постучав им по своей обширной лысине, – з-здесь вот, м-может быть, с-самый... укиналь.. у-уликаль... в-в-в общем, тут самый лучший м-м-мозг в нашем мире, д-да! Я п-по-помню всё! Что мне гов-ворили, всё, что вид-дел...

Звучало складно, невзирая на выпитое. Неясно лишь, зачем епископ навязал мне этого страдающего манией величия коротышку в спутники...

– И какую же грань нашего былого мира живописуете вы сегодня? – поинтересовался я.

– Ох-хоту на м-мохноногов в степ-пях Бр.. Бра...

– Баргайла?

– Д-да...

– Сейчас там отнюдь не степь. И мохноноги не водятся...

– Р-раньше вод-дились, – заверил мэтр, подрагивающей рукой поднося к устам чарку. – Т-твое здор-ровье!

Складно, складно... Вот только я не был уверен, что на листах – вроде бы случайно отложенных так, чтобы попадали в густую тень, отбрасываемую мэтром, – изложены подробности давних охот... Вернее, был почти уверен в обратном, – что присутствует там описание куда более современных событий.

– Ох... – сказал я уважительно. – Всегда завидовал многознающим и грамотным людям... Разрешите взглянуть?

Мэтр Тигар, уж в моей-то безграмотности вполне уверенный, снисходительно кивнул. Когда он понял свою ошибку, было поздно, – рукопись находилась у меня в руках, и читал я ее весьма внимательно.

ОХОТА НА МОХНОНОГОВ В БАРГАЙЛСКИХ СТЕПЯХ,отрывок из рукописи мэтра Тигара, прочитанный Хигартом в свете лагерного костра неподалеку от границы мятежного сайэрата Лигонг

Наружность мохноногов, коих многие также называют крысолюдами, знакома каждому.

Верхняя часть их и в самом деле представляет собой некую извращенную пародию на человека: мордочка, отдаленно напоминающая лицо, густо поросшее щетиной; пятипалые передние лапки с плоскими коготками и торс, покрытый негустой и недлинной шерстью. Нижняя же часть зверьков разительно отличается от верхней, и как раз за нее мохноноги получили свое прозвище. Ржаво-желтая шерсть на мощных задних лапах и на огузке крысолюдов растет настолько густая и длинная, что не позволяет разглядеть ни их коротенький, с палец длиной, хвостик, ни детородные органы.

Среди племен и народов, населяющих степь и предгорные равнины, – то есть места обыкновенного расселения мохноногов, – бытует много легенд о происхождении столь странных существ, несущих в себе искаженные человеческие черты, нелепо смешанные с теми, что более присущи земляным крысам. Я приводить те слухи и домыслы не стану, ибо толкуют они о вещах противоестественных и для любого нормального человека отвратительных, и взамен того перейду к описанию жизни этих созданий.

Живут мохноноги, как известно, в норах, имеющих весьма сложное и протяженное устройство, и чаще всего расположенных невдалеке друг от друга, – так, что на участке площадью в четверть квадратной лиги может располагаться целая «деревня» крысолюдов, населенная сотней-другой обитателей.

Сия большая скученность имеет немалую выгоду для зверьков: они достаточно беспечны, и способны часами дремать на солнышке у своей норы, или, собравшись кучками, обмениваются звуками, отдаленно напоминающими нечленораздельную человеческую речь. Но стоит одному из мохноногов, обладающих весьма изощренными зрением и слухом, приметить признак опасности – будь то зверь, хищная птица либо же человек – он тут же подает громкий сигнал своим особенным, далеко слышным свистом; и оживленное сборище в мгновение ока пустеет, крысолюды стремглав бросаются к своим норам и скрываются из вида, – и тогда неосторожный охотник может часами ждать их возвращения...