Илья Новак - Магия в крови
Все четыре комнаты — и хозяйские, и те, что заняли господин с внучкой, — были пусты.
— Да что же это такое! — изумился вагант. Вач тем временем распахнул дверь, что вела в зал, окинул взглядом темное помещение и бросился обратно за своими ботинками.
— Бард, ты ему скажи, чтоб он не ломился куда ни попадя, — торопливо прошептал Жиото юнцу, когда они оба встали посреди зала. — Он меня все одно не слушается, а тебя может послушать. Тут осторожно надо.
— Страсти-то какие, — согласился Бреси, впрочем, без особого испуга. — А мне они так понравились, такая тетенька добрая с виду.
«С виду и я добрый», — подумал Дук. Появился Вач. Жиото увидел на его плече кожаную сумку, которую перед тем заприметил в одной из комнат; он тогда решил, что это комната, которую занял старик, и, значит, в сумке находится то, что господа захватили с собой в дорогу. Бард зашептал:
— Друган, ты не шуми! Иди сюда. Тут осторожно надо, понимаешь?
Толстяк, собравшийся, кажется, выскочить во двор, остановился, подумал немного, мотнул головой и потопал к дверям — но все же несколько медленнее, чем раньше.
Втроем он вышли во двор — здесь было пусто.
— Бандюги, — сказал вдруг Вач, и вагант встрепенулся.
— Что? Где, где они?
— Не! — Вач помолчал, пытаясь облечь мысль в слова. — Хозяева — бандюги. Кто у них живет — грабят. Режут. Закапывают... — он вновь умолк и махнул рукой. — В лесу. Почему осторожно? Двое, старики. Слабые. Я их побью. — И Вач решительно потопал в обход дома, так что остальным двоим ничего не оставалось, как идти за ним.
Они миновали двор, и как только вступили в лес, впереди мелькнул огонек. Вач, захрустев ветками, рысцой побежал между деревьями.
— А у меня и оружия нет, — пожаловался Бреси на бегу. — Дук, у тебя, может, ножик какой найдется?
— Нету ножика, — сказал Дук. — Ты помолчи. Не нравится мне это все. Не простые разбойники наши хозяева. Все, теперь тихо!
Огонек стал ярче, и Жиото с вагантом повисли на плечах Вача, заставив его остановиться. Что-то совсем непонятное творилось впереди: навстречу ползли клубы сине-зеленого гнилостного света, обтекали деревья и земляные горбы, скапливались в низинах. Донеслось уханье, а затем кто-то вскрикнул.
Вач вдруг преобразился. Раньше он напоминал малоумного, рвущегося в бой лесного кабана, а теперь будто бы стал змеей. Опустившись на четвереньки, выглянул из-за ствола дуба, сунул топор за спину, лег и пополз. Дук с Бардом вновь переглянулись и последовали примеру толстяка. Свет стал ярче, хотя слово «ярко» плохо соотносилось с той странной, неприятной для взгляда субстанцией, что катилась между деревьями.
Они ползли. Клубы света двигались навстречу, а деревья росли все чаще. Бреси тронул Дука за плечо, привлекая внимание к пяти слипшимся стволам, которые образовывали что-то вроде толстой бугристой стены.
— Это что такое? — прошептал вагант, когда, обогнув странные деревья, они обнаружили впереди множество стволов, растущих попарно и по трое.
Вач приподнялся, упираясь ладонями в землю.
— Пещера.
— Чего? — не понял Бреси. — Какая пещера?
— Дубовая. — Кабан пополз дальше.
Деревья были со всех сторон, Дук Жиото и не подозревал, что они могут расти так часто. Земли не стало видно из-за бугрящихся корней. Приходилось извиваться, чтобы проползать между древесными горбами. Толстые ветви переплелись над головой, скрыв небо, куда-то подевались и листья, и мох, и трава с кустами — теперь со всех сторон было только дерево. Впереди опять раздался крик — кричал мужчина, — и послышалось совиное уханье.
Вач, кое-как извернувшись, прополз в узкую прореху между стволами. Больше двигаться было просто некуда, Бард и Жиото очутились словно в узкой кладовой с извилистыми стенками, состоящими из коры. Лишь проход, где скрылся толстяк, вел наружу. Дук затравленно огляделся. Его внезапно посетило ощущение, что деревья смыкаются вокруг, пространство уменьшается, со всех сторон на него движется нечто твердое и тяжелое, давит на грудь и вот-вот раздавит, и, не в силах вздохнуть, всхлипнув от ужаса, он юркнул в прореху.
Стало светлее. Громкий голос произнес что-то на незнакомом языке, потом кто-то заухал. Вач лежал за огромным корнем, и Жиото упал возле него. Позади из прорехи выбрался Бреси, лег рядом. Юнец и Жиото приподняли головы, выглядывая. Несколько мгновений они смотрели, не в силах осознать то, что видели их глаза: здесь, в лесу, действительно была пещера, настоящая пещера — но деревянная.
Словно они попали внутрь выдолбленной в дереве корзины, накрытой крышкой из плотно переплетенных веток. В центре плескалось круглое озерцо гнилостной зелено-синей мути, свет расползался от него, огибая горбы корней и скапливаясь во впадинах. Своды — сучья, прилегающие друг к другу, как в вышивке гладью, — полностью скрывали небо. С них свисали лохматые лианы.
— Хозяйка, — прошептал Бреси. — Это же она!
Женщина, облаченная сейчас в длинную хламиду, стояла на краю озера, воздев руки. Посередине водоема возвышался деревянный алтарь, образованный сросшимися корнями, и на нем лицом вверх лежал человек. Растения неведомой породы возвышались слева и справа — не то стволы, не то мясистые стебли, увенчанные бледными бутонами. Дук Жиото не мог понять, что это, низкорослые деревца или огромные цветы.
Вач пополз, но не прямо к озеру, а наискось, к зарослям. Он теперь двигался крайне осторожно, бесшумно перебирался от корня к корню. Дук подумал, что толстый выглядит так, будто раньше уже сталкивался с чем-то подобным — и не один раз.
Огромные цветы источали резкий аромат, от которого кружилась голова. Добравшись до зарослей, все трое встали и пошли между стеблей, тихо шелестя мохнатыми лианами, свисающими до пола. В глубине зарослей зашуршало, захлопали крылья. Раздался шелест, похрустывание — но никто так и не появился.
Раздвинув крайние стебли, Дук уставился на озеро. Только сейчас он понял, что это не вода, но твердая круглая площадка, что-то вроде зеркала, переливающегося изумрудными и синими оттенками. Над ним плескался гнилостный свет. Вокруг зеркального круга стволы и лианы переплелись, образовали сплошную стену от пола до невидимых сводов.
Теперь стало понятно, что на алтаре лежит полуголый старик, привязанный веревками к корням. Восприятие Дука еще не утратило остроты, возникшей после того, как он хлебнул «травяной крови», — Жиото различал, что вместе с клубами света над озером дрожат, извиваются в корчах какие-то неясные сущности. Ни Кабан, ни Бреси, кажется, не видели их, хотя... Толстый, быть может, видел?
Дук боялся вздохнуть. Зеркало было напитано болью, а в мутной синеве отражались сущности всех тех, кого хозяева постоялого двора убили здесь. Беззвучные стоны плескались над зеркальным кругом, вязли в мохнатых лианах и тихо колыхали лепестки цветов. Провалы ртов и пустых глазниц зияли в горячечном кошмаре, окутывающем изумрудную площадку. Эхо чужой боли забилось в голове Дука, и он зажал рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});