Маргит Сандему - В ловушке времени

— Добро пожаловать на мое судно, — сказал он. — Я предупредил юнгу, что вы трое едете бесплатно. Привет, Мэри! Так ты, значит, была в городе?

Мэри застенчиво улыбнулась.

Эллен удрученно огляделась по сторонам. Старый паром производил столь гнетущее впечатление, что по спине у нее поползли мурашки. Грязный, запакощенный, он был начисто лишен романтики, которой обычно веет от старых каботажных судов. Тут было холодно, гулял сквозняк, а говоря проще, царила мерзость запустения. Ударь она ладонью по плюшевой обивке, — в воздух наверняка поднимется облако пыли. Лучше уж ни к чему не притрагиваться.

— Скажи мне, Винснес, — обратился к капитану Натаниель. — Пока плавал новый паром, где находилась «Стелла», в Блосвике?

— Да нет, ее уже переправили в город — на слом. Она была на верфи.

— А не мог ли там кто-нибудь пробраться на борт?

— Ты имеешь в виду, чтоб малость ее попортить? Нет, это совершенно исключено. Верфь строго охраняется. Туда нет доступа ни с суши, ни с моря.

Натаниель задумался.

— А что если кто-то специально запорол на новом пароме двигатель? Старик оживился.

— Да, вот это больше походит на правду! Я уверен, что братья Странн слили горючее. Чтобы отомстить мне, в том числе и за новый паром. Все мне испортили, все!

Качка на «Стелле» была гораздо сильнее, чем на большом пароме; Эллен очень надеялась, что таблетка все-таки ей поможет. Она спросила Мэри:

— Ты не в этом салоне видела… ну, сама знаешь что?

— Нет, нет. Это было в том салоне, что под кормой. Я теперь туда — ни ногой.

Билеты продавал юнга, молодой парень с лисьим лицом и косыми глазами. Он с любопытством поглядывал на незнакомую ему троицу. Когда Винснес окликнул его по имени: «Эгиль!», он не ответил, а только вызывающе на него посмотрел.

— Мы можем спуститься в салон под кормой? — спросил Натаниель Винснеса.

— Вы увидите все. Я проведу вас по всему судну.

— Спасибо, только идите без меня, — сказала Мэри. — Я останусь здесь.

На Эллен напала судорожная зевота.

— Таблетка начинает действовать, — смущенно засмеялась она. — От этих таблеток меня так и клонит в сон. Чего бы я ни дала, чтобы сейчас прилечь.

— Постарайся не заснуть, — улыбнулся Натаниель. — Это судно настоящий плавучий музей. Ты таких больше уже не увидишь.

— Старая галоша, — бросила Тува, не питавшая ни малейшего почтения к старине.

Вслед за Винснесом они поднялись по обшарпанной лестнице. Эллен старалась по возможности не дотрагиваться до стен. Она воспринимала паром как живое, злобное существо, он скрипел и кряхтел точно старый сварливый старик, он протестовал против того, как с ним обращаются ветер и волны, от двигателя несло гарью, вдобавок еще эта вечная полутьма. Вообще-то ей следовало бы пожалеть это старое судно, совершающее сейчас свой последний рейс, но только никакой жалости она не испытывала. Все на борту казалось ей угрюмым, зловещим, кроме того, ее не отпускал страх, что паром вот-вот рассыплется и, испустив свой последний вздох, уйдет под воду.

Когда они очутились в маленьком проходе под капитанским мостиком, Винснес сказал:

— Вот эти две двери ведут в каюты для команды, правая свободна, так что если фрекен желает ненадолго прилечь, то пожалуйста.

— Спасибо, может быть, чуть попозже, — ответила Эллен. — Пока я способна сохранять вертикальное положение, я буду с вами.

Ни за что в жизни она не согласилась бы остаться одна в каюте на этом ужасном пароме! Нет уж, лучше тащиться за Натаниелем, уцепившись за полу его куртки, а там уж она как-нибудь себя переборет.

Однако усталость брала свое, Эллен снова зевнула.

Когда они вышли на палубу, им пришлось крепко вцепиться в перила, чтобы устоять на ногах. Эллен была уверена, что те не выдержат, но нет, перила не подкачали. Теперь они уже были в открытом море, и палубу то и дело захлестывали волны. Вдали виднелась большая береговая полоса; далеко-далеко впереди, по ходу парома, стал вырисовываться во тьме страшный мыс с его мертвыми кораблями. На самом краю мыса стоял и отважно светил маленький маячок.

Вид у Натаниеля был донельзя отсутствующий, ему было явно не до нее. Он весь сосредоточился на неких сигналах, которые Эллен неспособна была уловить, хорошо хоть, она осознавала, в чем дело. То, что сама она чувствовала в слабой степени, вероятно, передавалось ему в виде сильнейших импульсов. Малодушествуя, она не отваживалась спросить его, что он испытывает.

Но куда больше ее беспокоило поведение Тувы. Девушка следила украдкой за каждым движением Эллен, на ее некрасивом лице появлялась то лукавая выжидательная улыбка, то презрительная усмешка. В какой-то миг Эллен почувствовала к Туве жалость. Но ей было все труднее и труднее сохранять к ней симпатию. «Это злая девушка, — думала про себя Эллен. — Злая, жестокая и бессердечная — и она питает ко мне неприязнь. Интересно, чего она ждет?»

— Бак вы видели, когда поднимались на борт, — прокричал Винснес, поглубже натягивая свою фуражку. — Под ним расположен салон, где мы только что были, а в самом конце — отделение для якорной цепи. Пойдемте-ка на корму.

Они брели пошатываясь, точно хватили лишку.

— Эта дверь, — махнул рукой Винснес, — ведет в моторный отсек. Если хотите, мы потом туда зайдем.

— Хорошо, спасибо, — ответил Натаниель.

Он обменялся взглядами с Эллен, — их интересовал отнюдь не моторный отсек.

Веки у Эллен словно бы налились свинцом, она еле передвигала ноги. Она не могла взять в толк, как это одна-единственная таблетка могла так нее подействовать! Лечь и уснуть — какое бы это было блаженство…

Они добрались наконец до облезлой задней палубы, над которой был натянут рваный брезентовый верх, бившийся и хлопавший на ветру; с боков же палуба была открыта, и ветер тотчас же обрызгал их клочьями пены. Вниз, в салон вела лестница, по которой они и спустились.

Этот салон был поменьше, а так ничем не отличался от первого. По стенам стояли вытертые диваны, остальное пространство занимали скамьи, попарно прикрепленные к полу и образовывавшие два ряда с небольшим проходом посредине и двумя по бокам. Кроме того, тут стоял какой-то потресканный стол, а там, где к полу были раньше намертво приколочены другие столы, теперь красовались отметины. Исправной оказалась лишь одна лампочка; свет был еще более тусклым, чем в первом салоне.

Эллен с ужасом заметила, что зрачки у Натаниеля удивленно расширились, а уголки губ дернулись вниз. О, это выражение лица было ей до боли знакомо, только лучше бы ей его не видеть, по крайней мере здесь, на борту этой старой посудины, плывущей по студеному морю в виду корабельного кладбища.