Е. Кочешкова - Шут

— Нет, Арита, ты не можешь так говорить! Элея — законная жена нашего монарха, и мы должны чтить ее! — наигранно возмущенный звонкий голосок принадлежал, кажется, старшей дочке барона Дарма, той самой, что лишь недавно была принята в свиту королевы. Имя ее Шут если и знал, то забыл, ибо невзрачная барышня ничем не выделялась из целого сонма интриганок, отирающихся возле Ее Величества.

— Уволь, дорогая. Может я и грубо выразилась, но все знают, что Элея не способна подарить наследника королю. Тодрика это, конечно, устраивает, а вот Руальда — вовсе нет!

Аккуратно отодвинув ветви куста, Шут увидел оппонентку баронессы: молодая маркиза Арита Дивенская была хороша собой — с яркими глазами, сочными губами и изящно очерченным овалом лица в завитках каштановых кудрей — но на его вкус в ней все было 'слишком'. Ариту не так давно выдали замуж за маркиза Дивенского Удела, влиятельного, ох какого влиятельного человека, и теперь она полагала, что может позволить себе говорить любые дерзости. У ног маркизы нервно тявкала маленькая лохматая собачка с нелепым бантом на тоненькой шейке. Шут таких терпеть не мог — избалованных, трусливых и злых. Как правило, они всегда походили на своих хозяек…

'На чужой кусок позарилась, милая, — недобро усмехнулся Шут, разглядывая Ариту. — Ну да мне не жалко. Не все же бедному шуту рисковать здоровьем ради красного словца. Я бы даже взял тебя в помощницы, не будь ты так самонадеянна! — он пытался иронизировать, но на самом деле был глубоко задет непочтительными речами маркизы.

— Девочки, но что же будет с нами! — подала голосок фрейлина Анна, тоненькая и большеглазая как лань. — Нет, нет! Все это ложь, и мы не должны… — юная красавица была ужасно взволнованна.

— Молчи, дура, — Арита фыркнула и бросила в нее плюшкой. Все засмеялись, когда булочка угодила Анне в красивую шляпку, испачкав ее клубничным джемом. — Я бы на твоем месте не прятала голову под одеяло, а узнала как можно больше и подготовилась. Фрейлины всем королевам полагаются, и этой новой тоже нужно будет с кем-то вышивать.

На глазах у Анны выступили слезы:

— Ты злая! Ты не любишь Ее Величество! — у девчонки задрожали губы и Шут понял, что еще пара слов и начнется истерика.

— А ты-то любишь, можно подумать! Вот те на! А кто мне говорил, что она скучна как прошлогодний наряд? Кто хотел стащить у нее серебристые нитки из Кура? Кто страдал, что балов мало? Скажешь я? А?

Анна разрыдалась и упала на колени к подружке-баронессе.

— Злая ты Рита, это правда, — вздохнула младшая сестра маркизы — Ния, не столько красивая, сколько умная. — Я Анну понимаю. Если все эти слухи — правда, добра нам ждать не стоит. Неизвестно, что там за принцесса… Но с чего вы взяли, что король в нее влюблен? Я вот не уверена, что это правда.

— Конечно, правда! — Арита, в каждой нарядной юбке видевшая соперницу, распалилась и в этот момент больше походила на злобную кошку. Мне сам капитан Дени сказал, а он, как вам известно, прибыл вместе с авангардом короля! И еще он сказал, что она прехорошенькая, наша рядом с ней не стояла!

'Так вот в чем дело… — Шут закусил губу и глубоко вздохнул, пытаясь унять непонятную боль, внезапно стиснувшую сердце. — Короля обвиняют в измене! Почти открыто, не страшась наказания! Это слишком дерзко, чтобы быть ложью. О боги… Бедная Элея… Но как он мог?! Как?! … - Шут уже хотел уйти, когда услышал голос пятой девушки, она сидела в тени, и лица ее было не различить.

— Рита права, подруги, нам надо подготовиться. Мы должны стать такими сахарными, чтобы королеве не нашлось, за что срывать на нас обиду. А если Руальд подаст прошение о расторжении брака… Мы должны стать еще слаще с новой королевой! Не знаю как вы, а я не желаю терять свое место!

'Ах вы маленькие, гнусные змеюки! — Шут стиснул кулаки, и отступил в сторону, чтобы потихоньку покинуть свое укрытие, но в последний момент передумал. Вместо этого он встал на четвереньки и, истошно голося фальцетом, выбежал к фрейлинам. Оказавшись в беседке, Шут брякнулся на колени, вцепился в подол Аритиной юбки и запричитал:

— Ой, мама моя, мамочка! И что же это такое делается! — изумленные девушки застыли с широко распахнутыми глазами. — Рушится все, рушится! Конец нам всем пришел! — точно припадочный он вздрогнул всем телом и, закрыв глаза, сломанной марионеткой повалился на спину под визгливый аккомпанемент испуганной собачонки.

Несколько мгновений в беседке звучал только этот нервный лай, барышни смотрели на шута, онемев. Потом баронесса, чье имя Шут забыл, тревожно спросила:

— Что это с ним? — она еще плохо знала повадки дворцовых жителей.

— Паясничает, что ж еще, — Арита пришла в себя первой и небрежно двинула Шута в плечо носком туфли. — Эй, Пат! Вставай, хватит дурачить нас.

Шут приоткрыл один глаз и остекленело уставился на маркизу, а потом отчетливо произнес тонким голоском блаженного идиотика:

Время новое грядет —

Берегись, красавицы!

Скоро станет ваш черед

По домам отправиться!..

Он широко ухмыльнулся и стремительно вскочил на ноги, умудрившись в едином движении отвесить дамам поклон. — Простите, спешу! — легко сделав сальто назад, Шут выскользнул из беседки и поскакал прочь.

'Новая королева значит! Ну, это мы еще поглядим! — он знал, что его нелепая выходка основательно взбодрила зарвавшихся фрейлин, и это слегка подняло Шуту настроение.

Покинув сад, он направился к капитану королевской гвардии, которого — так сложилось — знал достаточно хорошо. Не считая рыцарского ордена, гвардейцы были основной военной силой короля. Армия, конечно, тоже существовала, но, по правде сказать, больше для виду. Закатный Край давно ни с кем не воевал. Все королевства, незамысловато называемые Внутренними, уже несколько веков, как заключили меж собой соглашение о мире. Линвэлл, Герна, Ферестре и другие спокойно соседствовали с Закатным Краем, вели взаимовыгодную торговлю, и подозрительно поглядывали в сторону Диких Княжеств, к которым относился и Тайкурдан…

Так что армия в Золотой носила номинальный характер. Чего нельзя сказать о гвардейцах, которые днем и ночью оберегали покой короля под предводительством своего легендарного капитана.

Шут знал, если уж добиваться правды, то именно у него. Дени Авером был известен при дворе как человек патологической честности. Врать и выкручиваться он не любил и не умел, поэтому, когда не желал что-то говорить, попросту молчал. За свои полсотни с лишним лет капитан не нажил ни жены, ни детей, ни даже поместья какого захудалого. Зато его гвардейцы были гордостью короля. Дени творил их по своему образу и подобию — служение короне превыше жизни. И, надо сказать, эти вышколенные ребята своего капитана уважали, многие называли отцом. Однако ж и врагов Авером имел изрядное количество. Не всех устраивала железная дисциплина, да и честолюбцев охочих до выслуги всегда хватало. Таких, что о внешности своей пекутся больше, чем об остроте клинка. В гвардии они надолго не задерживались, если только не имели за спиной папаш с тугими кошелями. И, насколько было известно Шуту, именно в необходимости мириться с этими отпрысками богатых фамилий крылась главная печаль капитана Дени, который мечтал видеть гвардию цельным сплоченным организмом с единой волей. 'Как можно полагаться на гвардейцев, если из них едва ли не треть — дерзкие сынки родовитых дворян, полагающие, что им все позволено? Что гвардия — это просто шанс блеснуть перед Его Величеством и даже пролезть в фавориты. Разве они готовы до последнего вздоха защищать своего короля? Шут разделял сомнения капитана, да и в целом отношения у них были дружеские. В отличие от большинства придворных, Авером никогда не сомневался в умственных способностях Шута — он не умел врать сам, но и чужое притворство вычислял с первого раза. 'Мне, — объяснял он, — по долгу службы положено людей насквозь видеть. Я бы много чего мог порассказать о каждом, кто столуется у нас во дворце… . Он мог бы, да…