Теодор и Бланш - Митюгина Ольга

— Спасибо вам… — сдавленно прошептал герцог, но девушка сделала вид, что не услышала этих тихих слов. Она вошла, прикрыв за собой дверь, только сейчас почувствовав, какой промозглый холод царит на чердаке.

— Хм, у вас здесь тянет из всех щелей! И вы целых пять лет, как сказала Маргерит, ночуете здесь? Как вы не подхватили простуду?

Теодор немного нервно рассмеялся.

— Поверьте, тут есть вещи пострашнее простуды и сквозняков. А больше Маргерит ничего не говорила?

— Нет. Она сказала, что замок почему-то заколдовала эта женщина, Марш. Вот и все. И случилось все пять лет назад.

— Хм…

— Так вы в течение пяти лет ночуете здесь?

— Да.

— О боже, и даже не подумали заделать щели? Одно слово — дворянин! Совершенно не приспособлен к жизни… ой, простите, милорд! — опомнившись, девушка прижала ладони ко рту.

Тед улыбнулся.

— Ерунда. За последнее время мне приходилось выслушивать куда более обидные и куда более преднамеренные слова. Но чем же можно заткнуть щели?

— Кругом полно рухляди.

— Ну что ж, можно попробовать… До полуночи еще полчаса.

— За работу, ваша светлость! — рассмеялась она. — Одной мне не справиться.

— Так как вас зовут? — немного смущенно спросил герцог, подтаскивая вместе с ней к щели большой остов деревянного шкафа.

— Бланш.

— Бланш… Смутно знакомое имя. Помнится, так звали девочку, дочь одной пары, жившей здесь… Я их прогнал.

— Беритесь за тот угол… И за что же?

Он удивленно посмотрел на нее, двигая шкаф.

— Вот знаете… не помню. Из-за какого-то пустяка… Да, из-за их дочери! Она слишком досаждала мне своими играми… дурак же я был, правда? — молодой человек улыбнулся. — Сейчас я предпочел бы слышать детский смех, чем эту гнетущую тишину. К тому же существует поверье, что пока в доме, каков бы он ни был, живут и играют дети, в него заказан вход темным силам. Вы верите в него?

— Не знаю, — Бланш пожала плечами, выходя из-за мебели и отряхивая руки от сора. — А вы?

— А я верю вот уже пять лет, — серьезно ответил герцог. — Ведь заклятье обрушилось на меня и мои владения в тот самый день, когда я прогнал ту семью. Семью, в которой был ребенок. Теперь Бланочке уже лет десять, наверное…

«Угу, как же! — мысленно ехидно хмыкнула девушка. — Ты что, совсем забыл о заклятье над временем?»

— Ну что ж… — вслух сказала она. — Все крупные щели мы задвинули. Мелкие можно забить тряпками.

— Стало даже уютнее… — он как-то жалко смотрел на нее, неуверенно улыбаясь.

— Что с вами?

— Я подумал, что вы, наверное, видели людей и посимпатичней, чем я…

Она смешливо тряхнула головой.

— И впрямь… Но ведь и я не писаная красавица!

— Вы симпатяга, — Теодор ласково улыбнулся. — А я…

— Вы что, думаете, что вы — урод? Нет, ваша светлость! Я встречала людей поистине безобразных. Вы еще ничего. Только немного похожи на оживший труп… — она хихикнула.

Герцог рассмеялся.

— Вот-вот…

И тут начали бить часы.

Теодор побелел, глаза его широко распахнулись, и он, забывшись, крепко схватил руку Бланш, стиснул изо всех сил. Только сейчас поняла девушка, какой владел им ужас! И как он умел прятать его!.. Но в то же время она прилагала все силы, чтобы не сморщиться. Прикосновение Теодора вызывало омерзение: кожа его была холодной и липкой, словно действительно принадлежала трупу и уже готова была отваливаться.

«Это колдовство, — говорила себе девушка. — Только колдовство! Посмотри, как ему страшно!» Это в какой-то мере помогало…

С последним ударом часов Бланш пришлось позабыть о своих героических усилиях. Отовсюду полезли мерзкие, уже на самом деле гниющие пальцы… руки… тянулись к двум живым людям. В воздухе разлилось мерзкое зловоние, и стало словно еще холоднее. Костлявые и распухшие лапы шарили, искали — чтобы нежно, любовно погладить… и вытянуть жизнь.

Теодор с тоскливой безнадежностью смотрел на это, уже не в состоянии испугаться настолько, чтобы потерять сознание, а ужас, что он испытывал, заставлял его все сильнее стискивать пальцы девушки — и боль не давала ей упасть в обморок.

Одна из гниющих рук подкралась к Бланш, и девушка пронзительно взвизгнула, непроизвольно ударив эту полуразложившуюся мерзость — коротко и сильно, тыльной стороной ладони, отбрасывая от себя. И рука съежилась, усохла, втянулась в пол.

Бланш оторопела. Оно — что бы то ни было — боялось ее!

— Убирайтесь все вон!.. — завизжала она, не владея собой. — Вон!..

И все исчезло. Только свеча вдруг погасла.

Под потолком замерцал мертвенный зеленоватый свет.

Через минуту гулкой, звенящей тишины раздался шорох — и из темноты во весь рост выступили клыкастые звероподобные твари, окружившие людей плотным кольцом. Они стояли поодаль и не двигались. Глаза их красными угольками горели во мраке.

— Что вам надо? — дрожащим голосом воскликнула Бланш.

И один из вампиров обратился к ней с небывалой почтительностью, так, как никто доселе не обращался к скромной служанке:

— Миледи, наказание, которое заслужил этот человек, очень жестоко, и не годится, чтобы вместе с ним страдала невинная юная девушка. Вы находитесь под защитой нашей госпожи, мы не тронем вас. Прошу, миледи, оставьте этого негодяя нам, он не достоин вашей жалости. Вас давно ждет удобная комната…

Бланш глянула на Теодора. Он молчал, ни о чем не прося, но в глазах юноши, устремленных на нее, был океан немой мольбы — и безнадежности.

— По своей воле я не уйду отсюда! — твердо ответила она. — Вы не можете вредить мне? Тем лучше! Да и как вам не стыдно?! Посмотрите, до чего вы довели его! Что бы ни совершил милорд, он давно искупил свою вину!

— Это вы так думаете.

— Прочь отсюда! Пока я здесь, вы не получите не только ни капельки крови Теодора, но и не посмеете мешать ему нормально высыпаться! Так ли я поняла твои слова о моем присутствии?

— Мы пожалуемся Марш.

— Хоть самому Дьяволу! — храбро бросила в ответ девушка, думая, что против самого Дьявола-то она вряд ли что сможет сделать, но… вряд ли Князь Тьмы заинтересуется проблемами каких-то вампиров. Так что для красного словца можно!

Ламии исчезли. Призрачное зеленое мерцание потухло. Затрещав, сама собой вновь вспыхнула свеча. Бланш невольно выдохнула. Тело начала сотрясать нервная дрожь.

Девушка не могла поверить сама себе. Она сумела защититься от слуг Маршбанкс властью самой Маршбанкс! Что-то будет завтра?

Теодор, расслабляясь, выпустил ее руку из своей. Глаза его были полны изумления.

— Никогда не думал, что женщина может быть такой смелой…

— Что вы, я так боялась, — голос девушки все еще подрагивал. — Но они же ничего не могли мне сделать, они же сами сказали. Я защищала вас!

— Почему? — герцог внимательно смотрел на нее. — Мы едва знакомы.

Бланш пожала плечами.

— Мне жаль вас.

— Но с какой стати?

— Глупый вопрос! — фыркнула девушка. — Неужели вы сами никогда никого не жалели, если не знаете, почему и отчего приходит сострадание, сочувствие? Их источник — доброта, чуткость, милосердие. Разве вы лишены этих качеств? — Бланш улыбнулась.

Тед потупился, смутившись.

— Не знаю. Я… прежде действительно никого не жалел. А потом жалеть, кроме себя, стало некого… Жалеть же себя — бесполезное и никчемное занятие.

Бланш снова улыбнулась — в ответ на эти слова, расчищая себе место возле тюфяка герцога и устраиваясь на полу.

— Спокойной ночи, милорд.

Он помолчал, словно смакуя смысл этих простых слов. Потом тихо ответил:

— Спокойной ночи, Бланш.

И, удобно вытянувшись на тюфяке, впервые крепко уснул.

Наутро, когда Тед еще спал, девушка тихо вышла с чердака. Ей надо было идти на кухню, помочь Маргерит с завтраком и заодно рассказать обо всем случившемся. Но уже в низу чердачной лестницы Бланш столкнулась с Маршбанкс. Та смотрела на нее сверху вниз — жестко и презрительно.

— А я думала, вы порядочная девушка, — заметила колдунья.