Джон Апдайк - Иствикские ведьмы
— Что привело вас на этот концерт, мистер Ван Хорн? — спросила она после того, как Александра неловко представила их друг другу.
— У меня не в порядке телевизор, — мрачно ответил он. Александра заметила, что он предпочитал обращаться к людям сам, но Сьюки нельзя было отказать, когда она задавала вопросы, — ее энергичное обезьянье личико сияло, как медная монета.
— Что привело вас в наши края? — был следующий вопрос.
— Решил, что пора выбираться из города Нью-Йорка, — ответил он. — Слишком много грабежей, очень высокая арендная плата. Здесь она умеренная. Это пойдет в газету?
Сьюки облизнула губы и призналась:
— Может быть, я упомяну об этом в «Уорд», я веду там колонку «Глаза и уши Иствика».
— Бог мой, не делайте этого, — проговорил великан в мешковатом твидовом пиджаке. — Я приехал сюда, чтобы обо мне забыли.
— А чем вы были знамениты, можно спросить?
— Если бы я вам сказал, то это стало бы известно всем, не так ли?
— Может быть.
Александра диву давалась, глядя на свою отважную подругу. Аура Сьюки, как и ее блестящие волосы, была цвета светлой меди. Когда Ван Хорн уже собирался отойти, она спросила:
— Говорят, вы изобретатель?
— Дорогуша, даже если я весь вечер стану вам объяснять, вы все равно не поймете. В основном я имею дело с химическими препаратами.
— А вы все же попытайтесь, — настаивала Сьюки. — Посмотрим, может, я пойму.
— Поместите это в ваших «Глазах и ушах», и я, быть может, пошлю письмо на конкурс.
— Никто, кроме живущих в Иствике, не читает «Уорд», уверяю вас. Да и в Иствике никто ее не читает, разве только объявления и если упоминается чье-то имя.
— Послушайте, мисс…
— Ружмонт. Миссис, я была замужем.
— Кто он был, канадский француз?
— Монти всегда уверял, что его предки швейцарцы. Он вел себя, как швейцарец. А разве у швейцарцев не квадратные головы?
— Держите меня. Я считал, что это у маньчжуров. У них черепа как цементные блоки, вот почему Чингисхан мог их укладывать так аккуратно.
— Вам не кажется, что мы отклонились от темы?
— Об изобретениях, послушайте, я не могу говорить. Я привлекаю внимание.
— Это волнует! Нас всех, — сказала Сьюки, от улыбки ее верхняя губка восхитительно изогнулась, так что носик сморщился и показался краешек розовой десны. — А если только для моих глаз и ушей? И Лекса здесь. Разве она не роскошная женщина?
Ван Хорн резко повернул крупную голову, словно сам хотел убедиться, и Александра увидела собственное отражение в его покрасневших прищуренных глазах, как с обратной стороны телескопа, пугающе маленькую фигурку, с ямочкой на подбородке, с раздвоенным кончиком носа и прядями седых волос. Он решил ответить на вопрос Сьюки:
— Последнее время я много занимаюсь защитными покрытиями — покрытием пола, которое нельзя соскрести, когда оно затвердеет, даже ножом для разделки мяса: его можно напылять на горячую сталь, когда она остывает, и это вещество связывается с молекулами углеводорода; металл в корпусе вашего автомобиля начинает испытывать усталость раньше, чем окислится. Синтетические полимеры — вот как называется этот новый прекрасный мир, дорогая, и он только создается. Бакелит изобретен около 1907 года, синтетический каучук в 1910 году, нейлон около 1930 года. Стоит проверить эти даты, если хотите их использовать. Дело в том, что в этом столетии все только начинается, синтетические полимеры будут служить нам до миллиона лет или до тех пор, пока мы сами не взорвем нашу Землю, что более вероятно. Вся прелесть заключается в том, что сырье для них можно выращивать. А когда нам не хватит суши, его можно выращивать в океане. Держись, мать-природа. Мы тебя победим. Я также работаю над Великим Разделом.
— Что это за Раздел? — не постеснялась спросить Сьюки. Александра же просто кивнула, будто знает, о чем речь. Ей еще предстояло многому научиться, чтобы преодолевать женскую мягкость и уступчивость.
— Раздел между солнечной и электрической энергиями, — сообщил Ван Хорн Сьюки. — Он должен быть, и, когда мы найдем нужную комбинацию, вы сможете пользоваться любым приспособлением у себя дома, начиная с крыши, и еще останется достаточно энергии, чтобы ночью перезарядить аккумуляторы в вашем электромобиле. Чистая, без ограничений, и бесплатная энергия. И так будет, дорогуша. Так будет.
— Эти панели такие безобразные, — сказала Сьюки. — Тут в городе есть парень, хиппи, он оборудовал старый гараж солнечными батареями, чтобы нагревать воду. Не пойму, почему он никогда не моется.
— Я не говорю о токоприемниках, — ответил Ван Хорн. — Это все модель Т. — Он огляделся, его голова перекатывалась с боку на бок, как бочонок. — Я говорю о краске.
— О краске? — спросила Александра, чувствуя, что и ей пора вставить словечко. По крайней мере, этот человек дает ей новую пищу для размышлений, кроме томатного соуса.
— О краске, — серьезно подтвердил он. — О прочной краске, которую берешь на кисть и красишь, и она превращает всю поверхность вашего уютного дома в огромную низковольтную электролитическую ванну.
— Это можно назвать только одним словом, — промолвила Сьюки.
— Каким же?
— Электрификация.
Ван Хорн сделал вид, что обиделся.
— Черт, если бы я знал, что вы скажете такую глупость, я не стал бы тратить на вас время. Вы играете в теннис?
Сьюки выпрямилась. Александре захотелось погладить ее по плоскому животу, от груди и дальше, ниже талии, как всегда хочется протянуть руку и погладить брюшко у кошки, когда она потягивается, лежа на спинке, и подрагивают ее напряженно вытянутые задние лапки в момент мускульного экстаза. Сьюки была так же красиво сложена.
— Немного, — ответила она и, улыбнувшись, коснулась языком верхней губы.
— Вы должны приехать через пару недель, когда сделают корт.
Александра решила, что ей пора вмешаться.
— Нельзя строить на болоте, — сказала она.
Великан вытер губы и посмотрел на нее с антипатией.
— Когда землю осушат, — сказал он своим плохо поставленным голосом, проглатывая слова, — болота не будет.
— Там подальше, на мертвых вязах, любят гнездиться снежные цапли.
— Крепко, — сказал Ван Хорн. — Крепко.
Взгляд его вдруг поразил Александру своей остротой, и она подумала, что он, наверное, носит контактные линзы. И еще. Казалось, небрежно отвлекаясь от разговора, он делает над собой усилие, чтобы сдержаться. Александра про себя охнула, и у нее слегка закружилась голова, словно она смотрела вниз, в глубокую яму: аура его исчезла. Над сальными волосами не было никакой ауры, как у покойника или деревянного идола.
Сьюки заливисто рассмеялась, изящный животик затрясся под поясом замшевой юбки в такт с движениями диафрагмы.
— Мне это нравится. Можно мне вас процитировать, мистер Ван Хорн? «Когда землю осушат, болота не будет», — интригующе заявляет наш новый горожанин.
Негодуя оттого, что они так спелись, Александра отвернулась. Ауры всех присутствующих на вечере теперь слепили, как огни, подсвечивающие шоссе снизу, как капли дождя на стеклоочистителе на ветровом стекле. И что хуже всего, сама того не желая, она смутно ощутила в себе чувственную влагу. Этот крупный мужчина весь состоял из недостатков, и он, как бездна, вбирал прямо из груди ее сердце.
Старая миссис Лавкрафт, аура у которой была кричащего цвета фуксии, как у всех, кто доволен жизнью и совершенно уверен, что попадет на небо, подошла к Александре со своими глупостями:
— Сэнди, дорогая, нам вас так не хватает в клубе садоводов. Вы не должны избегать общества.
— Разве я избегаю общества? Я занята. Я заготавливала томаты, их уродилось этой осенью невероятное количество.
— Знаю, вы занимаетесь огородом; Хорас и я восхищаемся всякий раз, как проезжаем по Садовой мимо вашего дома: эта прелестная клумбочка у двери полна бутонов. Сколько раз я ему говорила: «Давай зайдем», но потом думала: «Нет, она, вероятно, занята своими фигурками». Мы не хотели мешать вдохновению.
«Занята своими фигурками или любовью с Джо Марино», — подумала Александра: вот что подразумевала Франни Лавкрафт. В таком городке, как Иствик, не существовало тайн, были просто фигуры умолчания. Когда она и Оз были еще вместе и только что приехали в город, они провели несколько вечеров в обществе ласковых благопристойных стариков, таких, как Лавкрафты; теперь Александра ощущала себя бесконечно далекой от их мира приличных и отчаянно скучных развлечений.
— Я заеду как-нибудь на собрание зимой, когда нечего больше делать, — сказала Александра, смягчившись. — Когда соскучусь по природе, — прибавила она, зная, что никогда не приедет. — Я люблю смотреть слайды с английскими парками, у вас есть?