Роберт Силверберг - Легенды II (антология)

Она выглядела несчастной и пристыженной.

— Все же я не знаю, Орландо. Что не так с моим симом?

— Ты не хочешь показать мне, как ты выглядишь сейчас, но это не потому, что ты, скажем, заразилась проказой и стесняешься своего вида. Это оттого, что ты знаешь, что изменилась: ты растешь, взрослеешь и так далее. Скажи мне, что я не прав! Господи, Фредерике, я живу в сети уже три года; думаешь, я надеюсь, что ничего не меняется? Да меня это ничуть не задевает. Но если ты не хочешь показаться мне в своем теперешнем виде… это выглядит так будто ты считаешь нашу дружбу ненастоящей. Словно мы только детки, товарищи по играм, как бывало когда-то в Срединной стране.

Она глядела на него, и что-то такое от прежней Сэм было в выражении ее лица. Ее что-то забавляло, хотя она и сердилась.

— Все-то ты всегда знаешь, старина Гардинер, — она глубоко вздохнула. — О'кей, ты хочешь видеть, как я выгляжу? Отлично.

На мгновение ее ривендэйлское воплощение застыло. Потом вдруг, подобному тому как проявляется отпечатанная фотография, облик Сэм изменился.

— Удовлетворен?

— Ты не слишком изменилась, — сказал он, но это была неправда.

Она стала выше на дюйм или на два, а также округлившейся и женственной. Прежняя Сэм была сложена как борзая, а сейчас бедра раздались, что только подчеркивали ее эльфийские штаны. Лицо немного удлинилось Она была прекрасна и не потому, что это была Сэм, которую он любил. Он понял, что на самом деле увидеть ее семнадцатилетней было больно. Чертовски больно.

— Спасибо.

— Орландо, мне очень жаль. Я все никак не могу сказать тебе… Дело не в этом, то есть не совсем в этом. — Сэм плюхнулась на скамейку, сгорбилась, уперев локти в колени. Она опять прятала глаза. — Ну… я встречаюсь с одним человеком.

Он не сразу понял, что это значит, подумав, что она все еще говорит о симах — компьютерных симуляциях личностей.

— О! Это… серьезно?

— Не знаю. Наверное, да. Мы вместе уже пару месяцев.

Орландо вздохнул.

— Ну, я надеюсь, из этого что-то выйдет. Фенфен, Фредерико, это то, что беспокоит тебя весь день? Мы же прошли стадию ревности давным-давно.

Отчасти ему следовало признать, что Сэм прояснила этот момент с самого начала их дружбы, после того как он узнал, что она девочка, а она — о его болезни, и что, хотя она любит его также, как и он ее, у них никогда не будет романтических отношений. Что ж, пусть будет так, решил он, ведь они хотели быть друзьями на всю жизнь и это не следовало портить сексом.

Он часто думал, утешают ли себя настоящие, живые парни таким патетическим враньем?

— Не знаю, это… страшит меня. Иногда я чувствую, — Сэм тряхнула головой, — что я не слишком хороший друг для тебя. Тебе, — тут же исправилась она. — Я вижусь с тобой не так часто, как следовало бы. Ты должен думать, что я ужасная эгоистка.

Он удивился и засмеялся.

— Это никогда не приходило мне в голову. Понимаешь, Сэм, не обижайся, но когда тебя здесь нет, это не значит, что я только и делаю, что сижу и жду твоего визита. Например, два дня назад я уворачивался от стрел в Эдо, когда кучка вояк пыталась уничтожить сегунат Токугавы. До этого я провел неделю с капитаном Немо, исследуя подводные развалины.

— Так… ты в порядке? Точно? Не скучаешь… и не страдаешь от одиночества?

Он еще раз сжал ее руку, потом отпустил. Эльфы в Каминном зале снова что-то пели высокими голосами, свет от Двух Деревьев манил и завораживал. Голоса, казалось, принадлежали самой долине, ночи, лесу, и реке, поющим в унисон.

— Скучаю? Нет, особенно когда я думаю об альтернативе. Не волнуйся обо мне, Фредерико, — у меня всегда есть куда пойти, чем заняться и кого повидать. Я самый счастливый мертвый мальчик во всей вселенной.

На самом деле его волновало не то, что Сэм с кем-то встречается, его волновало другое, он подумал, что даже готов из-за этого срочно связаться с родителями. Или она пока держит это втайне от всех? На самом деле, неясно даже, кто герой ее романа — мужчина или женщина. Сэм всегда вышучивала такие разговоры и злилась из-за подобных вопросов, словно бы Орландо стал относиться к ней иначе, если б она пролила свет на свои сексуальные наклонности. Не так важно, что она встречается с кем-то или что она изменилась. Он любил ее, действительно любил и хотел, чтобы она была счастлива, не важно как именно. Его вдруг отчаянно взволновало, что он не станет взрослым, хотя он всегда допускал, что так может случиться, в его-то пиковой ситуации. Думая об этом, он ощутил что-то вроде озноба. Конечно, здесь годы для него проходят так же, как и в реальном мире, но можно ли назвать приобретение жизненного опыта взрослением?

«Может быть, чтобы по-настоящему взрослеть, следует быть живым. Может быть, надо делать что-нибудь из реальной жизни: валять дурака на вечеринках, путешествовать, разбить в кровь коленки, влюбиться или просто… просто позавтракать. Может быть я никогда по-настоящему не изменюсь. Я всегда буду только лишь симом четырнадцатилетнего подростка. Всегда».

Он отогнал от себя эту отвратительную мысль. Пора было отправляться к родителям, отвертеться от семейного ужина не удалось бы даже в лучшие времена.

На самом деле, это несправедливо: быть мертвым и все же обязанным тащиться домой с визитом. Не то чтобы он не любил Конрада и Вивьен. На самом деле он так сильно любил их, что иногда это было трудно вынести.

Он сделал глубокий вдох, что отчасти являлось метафорой, — во всяком случае, он чувствовал, что делает глубокий вдох, — и тогда вспомнил, что мама и отец, по-видимому, собрались удивить его сегодня вечером. Они попросили его связаться с ними по обычному каналу связи, а не использовать настенный экран.

— У Конрада есть для тебя сюрприз, — объяснила мама. Она улыбнулась, но выглядела не слишком радостно, словно чего-то опасалась.

Орландо и раньше видел у нее такое выражение лица: в день его одиннадцатилетия, когда Конрад подарил ему велосипед. Никто, даже сам Орландо, не сумел сказать отцу, что его кости слишком хрупкие, а мускулы слишком слабы, чтобы даже думать о катании на велосипеде. Конрад Гардинер настаивал, что его сыну следует использовать любой шанс быть нормальным человеком.

Когда в последний год он оказался постоянно прикованным к постели, они в конечном итоге избавились от этого велика, чтобы освободить место в гараже для медицинского оборудования, воздушных фильтров и кислородных подушек. Конечно, он никогда не ездил на этом велосипеде. Прогерия, смертельная болезнь, которая разрушала и со временем сожрала его предыдущую жизнь, превращала детей в трясущихся стариков и затем убивала их, обычно до того, как они достигали подросткового возраста.