Ник Перумов - Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)

— Не охай, Алька. Принеси лучше из моей сумки такой синий флакон, там еще орел на пробке. Да, пожалуйста, я сейчас еще пару заклятий наложу… А теперь слушай сюда, мальчишка, — дверь за тетушкой Аглаей закрывается и голос Клары Хюммель тотчас меняется. — Слушай, болван неотесанный, если ты еще раз напугаешь мне Алю, я… я сама тебе яйца отрежу. Понял?! Ты на себя посмотри, посмотри, пока я заклятье держу!

Фесс скосил глаза.

Все левое плечо являло сейчас настоящий перепутанный клубок по меньшей мере полусотни наложенных заклятий. Клара сделала их на краткий срок видимыми.

— Не на чары смотри, на себя! — прикрикнула старая волшебница. — Смотри, смотри! Это ж надо быть таким тупицей, подвернуться под эдакую дрянь! У тебя шло стремительное гнойное расплавление и тканей, и костей, мне с трудом удалось спасти локтевой сустав и ключицу. От бицепсов твоих ничего не осталось… не осталось бы, не впрысни я восстанавливающего волокна эликсира. Не пропадет твоя хваленая реакция, не пропадет… И еще моли не знаю уж кого, что эта дрянь, которой в тебя выпалили, не дошла до сердца. Тогда бы и я не помогла. Во имя неба, что там случилось? Не ко времени ввалился в спальню к этой, как ее? Сежес?.. Ладно, молчи, потом расскажешь. Когда Раина притащила меня к тебе, я думала — все. У тебя вместо левого плеча был во-от такенный черный комок, словно прилепившийся спрут. Черная корка, а под ней — гной и плавающие в нем кости. Не морщись! Слушай! Вот до чего себя довел! А все почему — связался, как мальчишка, с этими Серыми… Нет, я понимаю, Сежес, конечно, стерва, каких мало, стерва, нимфоманка и мазохистка… временами еще и садистка, если не врали… но драться с ней, подумай, Кэр, зачем?! Кроме тебя, у Али никого нет… А ты все никак не озаботишься подарить ей внука. Или внучку. А лучше — и того, и другую вместе. Мрак и тьма, на сей раз ты от меня не уйдешь. Клянусь Кровью Дану, я тебя женю, даже если для этого мне придется привязать тебя к кровати и дать невесте изнасиловать тебя в брачную ночь, — она хрипло рассмеялась. — Ну все, шутки в сторону. Аля возвращается. — Клара потрепала Фесса по голове. — Будь умницей, не огорчай ее, ешь все, что она приготовит. И поправляйся. Я завтра еще зайду. Динтру тоже пришлю, пусть старик на тебя поглядит, не вредно. Ну, бывай!

Сухие, обветренные губы мимолетно шаркнули Фесса по лбу.

— Клара! Не нашла я этого флакона, всю сумку перерыла! — плачущим голосом простонала вернувшаяся тетушка Аглая.

— Вот, видишь, я уже в дверях? Дома забыла. Надо вернуться. Да, попозже еще Динтра придет…

— Динтра? — у тетушки Аглаи такой голос, словно ей сообщили о вынесенном смертном приговоре, который вот-вот приведут в исполнение. — Зачем… Динтру? Ты же говорила… Значит, это опасно? Клара, Клара, не скрывай от меня, скажи всю правду, сколь бы тяжела она ни оказалась…

Тетушка у меня всегда питала слабость к сентиментальной любовной литературе, вяло подумал Фесс, слушая ее излияния.

— Аля! — рявкнула Клара Хюммель примерно тем же голосом, которым она отдавала приказы на поля боя своему неадру, ближней дружине. — Прекрати истерику, слышишь? Динтра займется внешним видом мальчишки. Не могу же я подсовывать кузинам урода со следами ожогов третьей степени!

— Ox, ox, не обманывай меня, Клара…

— Ну, пока. Я завтра еще заскочу. — Хюммель чмокнула тетушку Аглаю в щеку. Хлопнула входная дверь.

«Я дома, — думал Фесс, неотрывно глядя в потолок. — Меня притащили сюда, бесчувственного, и положили на здоровенный кожаный диван в большой зале, потому что мои комнаты, наверное, опять завалены всяким хламом. Тетушка прекрасная хозяйка, но вот только вещи имеют у нее свойство скапливаться в самых неожиданных местах. Например, в пустующих комнатах. Это называется „у меня до туда никак руки не дойдут…“. Бедная, бедная тетушка. Магических способностей бабки она совершенно не унаследовала. Так, самый минимум, чтобы не выглядеть в свои триста как… ну, понятно, как может выглядеть женщина в таком возрасте. А до остального руки действительно „не доходят“.

Я дома, а в это время в Мельине…»

Мысль прорвалась сквозь поставленную Кларой завесу. Точно раскаленная игла вонзилась в мозг, заставила слепо подброситься на постели.

«Я тут, а в это время Мельин уже, наверное, горит со всех четырех концов. Император схватился с Радугой, и теперь игра пойдет по-крупному. Маги церемониться не станут».

Патриарх Хеон конечно же уже повел на улицы свою Серую гвардию — штурмовать башни и драться на баррикадах. Небо, как давно он готовился к этому дню!.. И вот — день настал, а его, Фесса, рядом нет. Нет, несмотря на принесенную присягу.

Он застонал, впиваясь зубами в угол подушки, забыв о слабых нервах тетушки.

— Кэрли, голубчик, что с тобой?!

— Н-ничего, тетя. Это… не от раны. От… несделанного дела.

— Какое еще дело, простите меня, силы великие?! Итак тебя еле живого дотащили! Лежи, лежи, не скачи, горе ты мое… Ну не к Архимагу же мне идти, угомона на тебя искать! — расстроилась тетушка.

— К Архимагу Игнациусу — не надо, — Фесс откинулся на спинку дивана. — К чему… мне и так с места не двинуться.

— И очень хорошо! — сердито заявила тетушка. — Наконец-то отлежишься. В себя придешь. Может, за ум наконец возьмешься. А может, даже и женишься наконец. Сколько можно, Кэрли? Клара недавно такую девочку в свет вывела…

— Тетя, тетя, как же ты станешь делить меня с какой-то там смазливой вертихвосткой? — Фесс сделал не слишком удачную попытку рассмеяться. При малейшем напряжении все внутри отозвалось огненной болью. — Ты ж с ума сойдешь от ревности!

— Небось не сойду, — невозмутимо парировала тетя. — Уж я-то знаю, как невест племянникам выбирать. Небось гордячку да белоручку не возьмем.

— А если я в нее без памяти влюблюсь? В гордячку и белоручку?

— Вместе с Кларой перевоспитаем! — тетя решительно пристукнула кулачком. Отчего-то она считала себя большой докой в матримониальных делах и потому всегда с такой охотой говорила на эти темы. Здесь, как говорится, она чувствовала под собой прочный фундамент.

— Кого перевоспитаем-то? — не выдержал Фесс. — Меня или ее?

— Обоих! — решительно отрезала тетушка.

Улицы Мельина вскипели.

Из казарм лилась железная волна имперских латников — три полных когорты, двадцать четыре сотни мечей. Бежали легаты; седоусые центурионы, давно сросшиеся с панцирями, словно раки, строили манипулы. Неважно, кто враг, быть уличному бою, и ветераны сами знали, что им делать.

Орденские миссии остались позади, разоренные и горящие. Добротные дома возведены были из тесаного камня, даже перекрытия — длинные каменные балки, укрепленные особыми заклятьями. Огню не за что было уцепиться, стенные обивки, гобелены, мебель горели весело и ярко, но, не найдя дорогу дальше, пламя быстро опадало, начиная чадить. Несколько поотставших латников сунулись было внутрь, лишь для того, чтобы с разочарованными физиономиями выйти обратно.