Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин
— Я знаю, кто была та старуха, которая подарила тебе половину Кольца. Мне рассказывали историю, одну из тех, что должна знать Первая Жрица. Мне ее поведала Тхар — сначала при Коссиль, потом, когда мы с ней были одни, намного подробнее. Это было в последний раз, когда она говорила со мной перед смертью. Был в Хупуне один благородный дом, который боролся против возвышения Верховных Жрецов из Авабата. Основателем этого дома был Toper, и среди сокровищ, что он оставил своим потомкам, была половинка Кольца, подаренная ему Эррет-Акбе.
— Об этом действительно рассказывается в «Деяниях Эррет-Акбе». Там говорится… на вашем языке это звучит примерно так:
«И когда сломалось Кольцо, одна его половина осталась в руке Верховного Жреца Интафина, а другая — в руке героя.
И отослал Верховный Жрец отломанную половину на Атуан, Безымянным, Древним Силам Земли, и кануло оно там во тьму, в местах, запретных для людей, и было позабыто. Но другую половину Эррет-Акбе вложил в руку девы Тиарат, дочери Торега, некоего мудрого короля, и предрек: «Пусть оно остается на свете в девичьем приданом, пусть остается в этой стране, пока не наступит время воссоединиться со своей отломанной половиной!» Так молвил герой перед тем, как отплыть на Запад».
— Значит, оно должно было переходить в роду Торега из поколения в поколение переходить от дочери к дочери, до тех пор, пока существовал тот род. И оно не пропало, как считали твои соплеменники. Но за то время, когда Верховные Жрецы превратились в Жрецов-Королей, и потом, когда Жрецы-Короли создали Империю и начали именовать себя Божественными Королями — все эти века род Торега становился все беднее и слабее. В конце концов, рассказывала мне Тхар, из всего рода Торега остались лишь двое, совсем маленькие дети, мальчик и девочка. Тогдашний Божественный Король в Авабате приходился отцом нынешнему, который сейчас правит Империей. Он выкрал детей из их дворца в Хупуне. Понимаешь, было пророчество, что один из потомков Торега совершит нечто такое, что в итоге приведет к гибели Империи. Пророчество напугало Божественного Короля. Он сделал так, что дети, похищенные его людьми, незаметно исчезли. Король приказал доставить их на какой-то заброшенный остров, затерянный посреди моря, и бросить их там, оставив только одежду, которая была на них, да пищи на несколько дней. Он боялся их зарезать, удавить или отравить, ведь они были королевской крови, а пролитие ее навлекает проклятие даже на Богов. Их звали Энсар и Антиль. Это Антиль подарила тебе обломок Кольца.
Гед долго молчал.
— Значит, и эта история тоже стала целой, — сказал он. — Так же, как стало целым Кольцо. Но это жестокая история, Тенар. Маленькие дети на острове. Старик и старуха, такие, какими я их видел… Они, наверно, почти не понимали человеческую речь.
— Я хочу попросить тебя о чем-то.
— Проси.
— Я не хочу во Внутренние Земли, на Хавнор. Я там чужая, мне не место в больших городах, среди чужих людей. Я буду чужой в любой стране, потому что предала собственный народ, и у меня нет больше народа. Я творила очень дурные дела. Высади меня на какой-нибудь остров, как Король высадил тех детей. На уединенном острове, где нет людей, где нет никого. Оставь меня там, а Кольцо отвези в Хавнор. Оно твое и ко мне не имеет никакого отношения. И твоему народу тоже нет до меня дела. Оставь меня.
Медленно, постепенно, но все равно испугав ее, затеплилось сияние, будто из черноты выплыла луна; это по приказу Геда зажегся волшебный свет. Огонек дрожал на конце его жезла: сев лицом к Тенар на носу лодки, Гед держал жезл прямо перед собой. Огонь осветил парус, планшир, дощатую обшивку и лицо волшебника серебристым светом. Черные глаза смотрели прямо в ее глаза.
— Какие дурные дела творила ты, Тенар?
— Я приказала, чтобы троих человек заперли в комнате под Престолом и уморили голодом. Они умерли от голода и жажды. Умерли и похоронены там, в Подмогилье. Надгробья рухнули на их могилы… — Тенар замолчала.
— Еще что-нибудь было?
— Манан.
— Эта смерть на моей совести.
— Нет, Манан умер потому, что любил меня и был верен. Он думал, что защищает меня. Это он тогда держал меч над моей головой. Когда я была маленькая, он был добр ко мне… когда я плакала… — Тут Тенар замолчала снова, потому что на ее глазах выступили горькие слезы. Но она не заплакала. Она крепко вцепилась руками в черные складки платья. — А я ни разу не сказала ему ласкового слова, — продолжала она. — Не хочу в Хавнор. И не хочу с тобой. Найди мне такой остров, где никто не бывает, и оставь меня там. Оставь одну. За зло надо расплачиваться. Я не свободна.
Между ними мерцал тихий и нежный свет, посеребренный морским туманом.
— Выслушай меня, Тенар. И выслушай внимательно. Да, ты была сосудом зла. Но зло излилось из тебя. Ушло. Оно мертво и погребено в своей могиле. Ты была рождена не для жестокости и мрака. Ты рождена, чтобы дарить свет — как лампа, которая, вмещая в себя пламя, дарит всем его свет. И я обнаружил эту лампу — незажженной. Не могу я оставить ее теперь на пустынном острове, будто вещь, которую нашли и отбросили за ненадобностью. Я привезу тебя в Хавнор и скажу всем князьям Земноморья: «Посмотрите на нее. В самом средоточии Тьмы нашел я свет — ее душу. Благодаря ей древнее зло обратилось в ничто. Благодаря ей я вышел из могилы. Благодаря ей сломанное станет целым, и там, где прежде царила ненависть, установится мир».
— Не хочу, — с болью сказала Тенар. — Не могу. Это ложь.
— А после этого, — спокойно продолжал Гед, — я заберу тебя оттуда, где живут князья и богатые вельможи, потому что в одном ты права — там тебе не место. Слишком ты молода и слишком умна, чтобы долго оставаться там. Я отвезу тебя к себе на родину, на остров Гонт, к моему старому учителю Огиону. Он, величайший из магов, теперь старик, человек с умиротворенной душой. Его прозвали Молчальником. Он живет в маленьком доме на огромном утесе Ре Альби, вознесшимся высоко над морем. Он держит несколько коз и возделывает крохотный садик. Осенью Огион уходит странствовать по острову и бродит один по лесам и горным склонам,
