Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita"

— Извините, она правда очень долго засыпала. Неудивительно, после такого-то сна… — почти оправдываясь пробормотала Элеонора, когда вернулась и села на прежнее место.

— Всё в порядке, ей была необходима ваша помощь, — понимающе кивнул Хенбетестир. — Но часто ли к вам приходят среди ночи?

— В последние дни чуть реже, но поначалу дети совсем плохо спали. Иногда приходилось дремать днём из-за этого.

— Вы так стараетесь ради них и, кажется мне, совсем себя не бережёте. Скажете, как вы стали лекарем? — спросил Хенбетестир, заглядывая в глаза. Элеонора затаила дыхание, заметив, как подчёркивал блеск пламени их необычный золотистый цвет. — Пожалуйста, расскажите о себе.

Элеонора медленно, словно зачарованная, кивнула и начала рассказ. Её судьбы была предрешена в тот момент, когда она родилась в семье Гвалгвен. Вне зависимости от желаний, она должна была стать целителем, ровно как старший брат, будущий глава семьи, воином. В этой семье к делу жизни детей начинали готовить с самых малых лет, фактически лишая детства. Элеонора помнила, как пытался по этому поводу бунтовать брат. Сейчас это вызывало улыбку и ностальгический смешок, а тогда Элли искренне восхищалась его смелостью. У неё духу не хватало сказать что-то против, хотя очевидно было, что такому человеку не место в лазарете.

Дело в том, что обострённое сострадание Элеоноры было заметно с детства. Она так близко к сердцу принимала чужую беду, словно свою собственную. Мать беспокоилась, что если с возрастом эмпатия Элли не притупится, то она слишком быстро перегорит на работе. Все это понимали, но закон семьи не обойти. Да и сама Элеонора того не хотела.

— Конечно, меня пугало то, с чем придётся столкнуться. Я в детстве начинала плакать, случайно наступив на хвост кошке. Или пыталась в любой мелочи помочь брату, если он возвращался с тренировки с синяками. Ну какой тут лазарет с оторванными ногами и теми, кто умирает в агонии? — горько усмехнулась Элеонора. — Мне становилось тяжко за людей даже от подобных мыслей. Вот только… Ещё тяжелее было на душе, если подумать, что кто-то мог умереть, потому что именно меня не оказалась рядом, ибо я струсила и пожалела себя. Нет-нет, спокойствие одной меня не стоило тех жизней, которые я могла спасти. Да и не была бы я спокойна.

Несмотря на знатное происхождение, Элеонора обладала очень тихим, кротким нравом. Впрочем, от неё, как от девушки, другого и не ждали. Боишься возразить, высказать своё мнение, обидеть случайным словом? Прекрасно! Будь тихой, послушной и делай то, что от тебя хотят, тогда и за тебя семье не будет стыдно.

Честно говоря, Элеонора старалась соответствовать ожиданиям, потому что не хотела никого расстраивать или, того хуже, вызвать гнев. Ей от конфликтов становилось физически плохо, поэтому она не отстаивала свою позицию, даже если точно была права. Доказательство правоты не стоило того, чтобы продолжать конфликт, да и собеседник мог расстроиться, узнав, что его позиция была неверной. А если так, то и Элеонора удовлетворения не почувствует. Она в любом случае будет ощущать себя проигравшей, но лучше, когда это собственное чувство, а не чужое.

С возрастом, конечно, пришлось стать немного твёрже, ведь нельзя всегда потакать пациентам, нельзя бояться сделать больно, если это необходимая часть лечения. В этом Элеонора научилась выбирать меньшее из двух зол, однако в обычной жизни оставалась слишком мягкой. Повезло, что при возможности брат защищал её и не давал в обиду. Отношения между ними были хорошие, пусть и не очень близкие, к чему Элеонора относилась с пониманием. Сложно обращать внимание на человека, который очень старается его не привлекать, так что брат часто просто не замечал присутствия Элли. Вот и не складывалось общение.

Работать в лечебнице Элеонора начала с двенадцати лет. Сначала, конечно, под надзором старших, но в четырнадцать ряд задач она уже должна была выполнять сама. Речь шла именно о лечении, потому что для «грязной» работы всегда имелись люди более скромного происхождения.

— Я помню, как у меня впервые умер пациент… Совсем молодой парень, у него вся жизнь впереди была, он обещал своей девушке сыграть свадьбу, когда вернётся… Попал под магическую атаку. Чары постепенно уничтожали его лёгкие, мы когда потом его вскрыли, там остались два рыхлых чёрных сгустка чуть больше грецкого ореха… — Элеонора сжалась, вспоминая это. Ей потребовалось успокоиться, чтобы продолжить. — Знаете, раньше мы нередко прибегали к помощи магов. И в битвах, и в лечении, это сейчас начинают думать, что от них потенциального вреда больше, чем пользы. В тот раз даже приглашённый маг сказал, что заклятье слишком сильное и слишком глубоко обосновалось. Ничего нельзя было сделать, мне оставалось только приложить все силы, чтобы облегчить его страдания. Когда он умер… Конечно, с этим тяжело было смириться, но уже ничего не изменить. Он больше не мучился и это, наверное, лучше, чем продолжать жить в том состоянии. Да, — Элеонора кивнула сама себе и криво улыбнулась, — он даже сам сказал, что ждёт смерти, как избавления, что будет рад ей. Но… Мне нужно было как-то сообщить его родственникам, что он умер. А у меня горло сдавливало уже от мысли, как больно я сделаю им этой новостью. Но это тоже часть работы. Я потом осталась утешать невесту. Просто поняла, что её нельзя оставлять сейчас одну. Она выглядела так, словно смысл жизни потеряла, а вслед за этим могла потерять и жизнь. Я подумала, что чувствовала бы себя так же, узнай, что брат умер. Мне нужен был бы кто-то, кто утешит, побудет рядом, пока я не смогу мыслить достаточно ясно, чтобы осознать: да, я потеряла очень важного человека, но это только часть моей жизни, даже если очень значительная, но моя жизнь будет иметь смысл до тех пор, пока я жива.

В отличие от многих знакомых лекарей, Элеонора так и не смогла привыкнуть к страданиям, смертям и необходимости о них сообщать. Она всё ещё слишком сопереживала и пациентам, и их близким. По этому поводу о ней переживал брат, но Элли уверяла его, что не считает свою эмпатию помехой. Ведь находились те, кому помогало сочувствие.

В семнадцать Элеонору перевели работать в лазарет. Многие попадали туда только для того, чтобы всё равно умереть на поле боя, но немного позже. Такая безнадёжная работа, беспросветная череда дней, страшно похожих друг на друга. Элеонора могла бы вернуться в городскую лечебницу, даже брат уговаривал сделать это, но она считала, что нужнее здесь.

— Всё так тянулось, что я потеряла счёт времени. Мне часто говорили, что я выгляжу не лучше некоторых пациентов. Да, наверное, так и было. Тогда казалось, что жизнь стала затянувшимся кошмаром, от которого у меня не было сил очнуться. Моральных сил. Они все уходили на больных. Матушка, конечно, была права… — вздохнула Элеонора. — К счастью, в девятнадцать лет я встретила человека, который помог вырваться из сна. Напомнил, что я-то ещё жива. Я очень удивилась, когда к нам доставили женщину. Она не была пострадавшим полевым медиком, она была воином. Это уже стало очень ярким пятном среди одинаковых дней, но ещё больше меня потрясла новость, что на самом деле Фрейя была принцессой. Я восхищалась в детстве братом, который мог поспорить с родителями, но тогда я встретила человека, который не только бунтовал, но и пошёл против уготованной судьбы. Если бы я была хоть немного такой же сильной…

Однако восхищения восхищениями, а Фрейю надо было спасать. И на это Элеоноре хватило сил, а когда состояние стало более стабильным, она отправилась в столицу вместе с Фрейей, чтобы продолжить лечение. Всё же член королевской семьи не тот человек, которого можно не долечить и снова отправить на поле боя. Проведённое с Фрейей время помогло Элеоноре вспомнить, что есть жизнь вне лазарета, что есть не только боль и страдания. Она впервые за два года улыбнулась и заплакала от облегчения.

Конечно, когда Фрейя поправилась, пришлось вернуться к прошлой работе, но новая подруга не позволяла больше погрузиться в работу настолько сильно. Если Фрейя приходила и заявляла, что нужно отдохнуть, по переспорить её не было возможности. Особенно кому-то вроде Элли. Рядом с Фрейей ей было хорошо, потому что, перенимая её чувства, она перенимала уверенность и желание бороться за своё счастье. Поэтому, когда Фрейя согласилась выйти замуж за брата, Элеонора была счастлива.