Янина Жураковская - Хранители времени

"Как много девушек на свете — Наташек, Олечек, Марин, как много городов на свете, но "Пьяный гиппогриф" — один"… — Наблюдатель вздохнул и снял трубку вновь забренчавшего телефона.

— Смольный на п'оводе, — буркнул он, вытаскивая из воздуха фуражку с алым бантиком.

— Папа? — неуверенно спросил звонкий детский голосок.

Ножки стула подломились. Наблюдатель неуклюже свалился на пол, не выпуская из рук трубки и судорожно пытаясь припомнить, с кем он, где и когда в последние десять лет, но тут же понял, что это непосильная задача. "Опять? За что?!" — в отчаянии воззвал он к небу, и Высшие сферы равнодушно отозвались: "Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети… И какой восьмеричной свёртки он тут делает? (в сторону, удивлённо) Сейчас же не новая эра? Короче, вали давай, болезный!"

"Давай" переехал трамвай, — отключаясь, злобно подумал Наблюдатель, поднялся и потёр ушибленные места нарочно выращенными щупальцами. — Созданье Сил великих погибает, а они!.. Сэхримнирова печёнка, кто же, кто?! Тролли и цверги, если это опять сын, не дождаться мне даже восьмеричной свёртки, погонят в великаны… Вдоль всей земли пойдут стенанья, слезы, стон — и я паду, отвергнутый богами. Ребята, поднимите третий тост за тех, кто никогда не будет с вами…"

Он всхлипнул, упиваясь жалостью к себе, и его вдруг осенило.

Наблюдатель мягко улыбнулся, превратил обломки обратно в стул и, усевшись поудобнее, голосом диктора Левитана произнес:

— В Москве-Узловой — два часа дня. В Твердыне-на-Круче — четыре склянки. В Кар-ан-тайолле — тиль и три четверти. Во Вратах Одирны — десять жбанов. В деревне Гадюкино — полночь.

— Чего? — знакомым голосом растерялась трубка.

Улыбка Наблюдателя стала ещё мягче. Он был честен (по-своему), благороден (время от времени), справедлив (к тем, кто этого заслуживал), и ни когда не отказывался поучаствовать в шутке… но шутить над ним было — что поджигать динамит. Впрочем, во все времена находились личности, которые трудностей не боялись, а там, где их не водилось — создавали. Наблюдатель первым (что не доказуемо, то не наказуемо) ссору никогда не начинал, а ядовитым его язык называли только недруги. Друзья помалкивали.

— И тебе недоброй ночи, о, скромнейшая из Владычиц Боли, тьма очей моих, Маргианда, — ласково проговорил Наблюдатель, материализуя на ладони маленького дракончика, а во рту — кубинскую сигару. Щипок, и живая зажигалка, обиженно рявкнув, изрыгнула длинную струю пламени. Наблюдатель прикурил и, попыхав сигарой, выпустил из ноздрей вонючее зеленоватое облако. — Что у вас плохого?

В трубке немного подумали. А затем…

— Э-ЭЭЭЭЭЙ!!!!!!!!!!!

От мощного вопля Наблюдатель подскочил, едва не свалившись со стула вторично. Дракончик, обиженно пискнув, растворился в воздухе.

— АЫА!!! — продолжала орать трубка. Наблюдатель поморщился и отодвинул её как можно дальше от уха. — ЫА!!!! АИАААА!!!!!!!

"Не смей называть меня Маргианда", — перевёл бог. К тем, кто калечил свои имена в угоду звучности, он никакого снисхождения не имел.

— Дражайшая моя, число гласных звуков в языках мира варьируется от четырех до пятнадцати. Образованный человек должен знать хотя бы шесть. Прими дружеский совет: найми хорошего логопеда. Пока ещё не поздно, — с искренним участием проговорил он и снова отодвинул трубку от уха.

— Гад, подлец, сучий потрох! Дегенерат поганый! Извращенец юродивый! Как ты посмел?! Убью! Убью! Убью! Печень вырву и в глотку затолкаю! Это жалкое отребье не остановит меня! Ненавижу! Всех не-на-ви-жу!!!

— Учителя по стилистике и ораторскому искусству тоже не помешали бы… Откуда столько дешёвого пафоса? — вслух подумал «юродивый». Он помедлил и, улучив паузу в бурном монологе, осведомился: — Полагаю, душ ты сегодня уже принимала, о, ель злата?

— Я? Д-да… — фея мигом растеряла гневные обертона. — А при чём тут ду… — Наблюдатель прищёлкнул пальцами, — …уууууууууууш!!!!!!

Секунд десять из трубки доносился только шум льющейся воды и жалобные визги. Наблюдатель терпеливо ожидал, положив ногу на ногу и докуривая сигару. Трубка свободно витала в воздухе. Наконец, злой прерывающийся голос проскрежетал:

— Убью…

— Что-что? Я плохо расслышал.

— Убью… — отозвалась она тихим шелестом.

— Мудро. А, главное, дальновидно, — одобрил он.

— Когда твои дружки узнают, что ты опять…

— О чем, Всетемнейшая? — удивление Наблюдателя было неподдельным. — Это всего-навсего локальное применение теории Хаоса, к которому я не имею ни малейшего отношения. Наш удел — дрова и пламя, с бедами по мокрой части — к Ньёрду и Эгиру.

— И ты повторишь это перед вашей шайкой… ах, прости, высоким Собранием? — задушевно поинтересовалась Моргана. — "Слова Младших прямиком к Творцам идут, иные Силы минуя"… Я ничего не напутала, нет?

— Наезд? — Наблюдатель был хладнокровен, как Джеймс Бонд. — На каждый наезд я могу ответить паровозом, о, нива обручий, так что не мыль шею, на которой сидишь. Я белый и пушистый, но как прижмёт, могу стать зелёным и зубастым. Ты ведь помнишь?

Фея промолчала — то ли обдумывала угрозу, то ли вспоминала, что такое паровоз.

— Не слышу ответа, мудрейшая Маргианда.

— Не смей. Называть. Меня. Маргианда. Сколько. Раз. Просить, — процедила её темнейшество, скрипящая зубами с риском раскрошить их.

— Двадцать девять тысяч семьсот сорок два… три раза, — любезно подсказал Наблюдатель. — И пусть прольется бальзамом на ваши сердечные раны весть о том, что мне ещё никогда не было так страшно, как в тот миг, когда я услышал вас, клянусь кишками Сэхримнира! А теперь, если черточки в рунах расставлены, ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо, может, дам… Словом, что подвигло Вас на этот, без сомнения, важный и нужный разговор, о, поляна гривен?

— Почему мне не сообщили заранее? — почти спокойно осведомились из трубки.

— Чтобы не испортить сюрприз, конечно. Они тебе понравились?

— Эти… твои поганцы… — восхищения в голосе Госпожи не наблюдалось.

— Они не мои, — привычно поправил Наблюдатель.

— Ах, не твои? — переспросила фея. — А ты хоть знаешь…

Разумеется, он знал. Но с неподдельным интересом выслушал рассказ о том, как мерзавец, негодяйка и их прихвостень ("Фингал — это диагноз, даже когда его зовут Идио!") освободили некую валькирию ("Девка слова доброго не стоящая, но…"), попутно развалив до основания замок ЕЁ слуги ("Пусть придурок, но мой!"). И, вместо того, чтобы бросить ей вызов и в честном поединке решить, кому нет места на этой земле, ударились в бегство ("А в энергетических полях творилось такое, что я даже сетки-паутинки раскинуть не могла, не то, что поисковики разослать!"). И пропали. В Окрушу, как любые здравомыслящие люди не пошли, на ладью не сели, а потащились, ни много, ни мало ("Это Один, Один их науськал!") через Дикий лес. И через несколько дней, счастливо избежав ядовитых жвал, когтей и клыков разных тварей и увернувшись от Гончих ("Я к ним, а эсбэхэшные гниды заявляют: "Как-нибудь сдохнут и без нас!"), вылезли из чащи и завалили операцию, которую она лично разрабатывала целую луну… А потом… потом она!.. А они ей!.. И откуда только такие берутся?!!!