Варвара Шихарева - Ирийские хроники. Заговорённый

...Похоронив вместе с сыном все свои надежды, горбун стал ещё более язвительным и жестоким, но то, что за всё чаще овладевающей Олденом мрачной яростью кроются тоска и боль, заметил лишь Хингард. "Крыса" стал чаще наведываться к тысячнику и коротал вместе с ним время за ничего не значащими беседами. Олден был благодарен алхимику за то, что тот, отвлекая его от мрачных мыслей, не задаёт вопросов и не даёт ненужных советов. Между тем, едва начавшаяся война уже двигалась к своему завершению. Уже в двух первых битвах лаконцы были разбиты и теперь "Карающие" были заняты истреблением засевших в лесах и балках отрядов. Основные силы амэнцев оставались в хорошо укрепленном лагере, но поисковые отряды уходили вглубь лаконских земель на несколько дней, и Олден, убедившись что оборона лагеря не имеет изъянов, конечно же, не стал сидеть за укреплениями, а принял участие в охоте.

...Выкуренные из соснового бора "Соколы" удирали так, что только пятки сверкали и сотня "Карающих" преследовала их целый день, а к вечеру погоней так и не пресытившийся кровью лаконских воинов отряд Олдена наткнулся на раскинувшуюся вокруг большого озера деревню. Если бы это произошло тогда, когда солнце стояло ещё высоко, от поселения осталась бы лишь горстка пепла, но отряд уже был уставшим. Продолжать погоню по темноте не имело смысла, а потому тысячник решил остаться здесь на ночлег. "Карающие" быстро взяли деревню в оцепление и начали прочёсывать дома и погреба в поисках возможного врага, но не нашли ничего подозрительного. Сопротивления им почти не оказывали - только в трёх или четырёх домах мужчины попытались взяться за вилы, а в крытой камышом, стоящей около самой воды хате выживший из ума дед позволил себе нелестные высказывания о родителях ворвавшихся к нему ратников. "Карающие" всегда были скорыми на расправу: вздумавшего ругаться старика они оттащили на мелководье и, сунув его голову под воду, держали так безумца до тех пор , пока тот не перестал пускать пузыри, а решившие тягаться с матёрыми воинами селяне были изрублены мечами на глазах своих семей. В остальных избах их встречали лишь забившиеся по углам дети да испуганные женщины со старухами. Олдену даже начала приедаться такая овечья покорность, когда в одном из домов он наткнулся на нечто интересное.

Когда горбун высадил запертую изнутри дверь, ему в нос ударил аромат распаренных трав, и в следующий миг его с головы до ног окатили горячей водой. Олден крутнулся на месте, сталь его меча сверкающей молнией прорезала воздух. Раздался тихий зойк и кто-то отскочил в глубину комнаты, а горбун, увидев своего противника, усмехнулся. Столь любезный приём ему оказала молодая женщина - она замерла возле печи, прикрывая спиною колыбель и сжимая в руках нож. Когда "Карающие" ворвались в деревню, лаконка как раз купала своё дитя и потому не успела одеться, так что теперь она стояла перед отряхивающимся от воды Олденом в одной сорочке. Горбуну понадобилась всего пара мгновений, чтобы оценить и форму налившейся молоком груди, и стройность бёдер - молодая мать была весьма недурна собой!

-Послушай, красавица...- как можно более миролюбиво начал Олден и шагнул вперёд, но женщина изогнулась возле колыбели хищной кошкой.

-Не подходи!

-Ах, вот значит как! - горбун убрал меч в ножны, но исказившая его лицо усмешка стала злой и холодной. - Если хочешь меня убить, то так и быть - я дам тебе такую возможность. Я пропущу твой удар, но постарайся нанести его точно, потому что если ты меня только ранишь, я отдам тебя на потеху своим ратникам!

- Поклянись, что не причинишь зла ребёнку! -Продолжая крепко сжимать нож, женщина второй рукою коснулась защитного оберега на шее, и Олден, заметив вырезанные на дереве руны, недовольно фыркнул. Чующая! И как он сразу не сообразил!

- Клянусь честью и силой, что мне не нужны ни твои способности, ни жизнь твоего малыша, эмпатка! Я не причиню вам вреда!- твёрдо произнёс тысячник, а лаконка хоть и шепнула ему в ответ "Это девочка!", нож всё-таки опустила. Олден склонил голову к левому плечу и еще раз прошёлся взглядом по прелестям молодой женщины. Нежное лицо; пышные, тёмно-русые волосы, сильный и гибкий стан... Через несколько лет тяжёлая сельская жизнь и частое деторождение истощат эмпатку, оставив от отпущенной ей привлекательности лишь крохи, но сейчас она была хороша, точно умытое росою, румяное яблоко... И что мешает ему узнать, каковы на вкус губы Чующей?

- Я сейчас уйду, но вскоре вернусь, а ты пока прибери устроенный тобою потоп и одень что-нибудь нарядное. Если сюда сунет нос какой -нибудь ратник, скажи ему, что в этом доме будет ночевать тысячник Олден! Запомнила?

Губы эмпатки жалобно дрогнули:

- Но ты же поклялся!..

Уже стоящий на пороге Олден холодно усмехнулся:

- Я и не собираюсь нарушать клятву! Никто из "Карающих" не посмеет коснуться женщины, которую я выбрал для себя, или обидеть кого-нибудь из её близких... А что до всего остального, то, поверь, в темноте моё уродство не будет столь заметным, так что мы вполне можем поладить!

Постельные утехи никогда не могли заставить тысячника пренебрегать своими обязанностями, так что к облюбованной им женщине Олден вернулся лишь тогда, когда покончил со всеми отрядными хлопотами и проверил выставленные им патрули. К тому времени уже совсем стемнело, но когда горбун подошёл к дому, то увидел, что в окошке теплиться свеча, и убедился, что его имя обладает просто таки магической силой. Узнав, что их глава будет ночевать именно здесь, "Карающие" не только приладили на место дверь, но ещё и натащили в дом разнообразной снеди! "Не хватало ещё, чтобы они мне постель взбили, лизоблюды!" - едва слышно буркнул тысячник, но когда он поднял глаза на укачивающую дочь лаконку, то осёкся. Глухое серое платье, украшенное лишь вышивкой по подолу, фартук, накинутая на плечи тёмная шаль - такую одежду трудно назвать нарядной. Точно так же невозможно назвать её сельской, но тогда что же горожанка делает в деревне и где отец её ребёнка?!

- Я думаю, что нам стоит выпить и познакомиться...- начал было Олден, но лаконка тут же шикнула на него: "Тише!.." и он продолжил уже шёпотом.- Я даже не знаю, как тебя зовут.

Эмпатка бросила на него ещё один строгий взгляд, но тем не менее, кивнула головой, и шепнула , что её зовут Истлой. Олден разлил по кружкам тёмное вино, подошёл к лаконке:

- Держи! Ты наверняка такого не пробовала...

Истла поцеловала крошечное личико уснувшей дочери и, положив ребёнка в колыбель, повернулась к присевшему рядом горбуну. Он обнял её и, почувствовав исходящее от эмпатки напряжение, шепнул:

- Выпей и успокойся. Пока я хочу просто поговорить. Расскажи мне откуда ты и что здесь делаешь?