Стивен Эриксон - Дом Цепей

От статуи Байрота донесся отдаленный, усталый голос: — Веди нас, Воевода.

Карса вздрогнул. — Я вижу сон? — Затем он выпрямил спину. — Я привлек ваш дух в это место. Вы шли за Семерыми?

— Мы шли по пустым землям, — ответил Байрот Гилд. — Пустым. Но мы не были одиноки. Чужаки ждут нас всех, Карса Орлонг. Вот истина, которую хотят от тебя утаить. Мы были призваны. И мы здесь.

— Никому, — сказал голос Делюма Торда из другой статуи, — не дано победить тебя в пути. Ты водишь врагов по кругу, ты обманываешь ожидания и оттачиваешь острие своей воли. Мы хотели бы идти за тобой, но не можем.

— Кто, Воевода, — спросил Байрот, и голос его стал смелее, — станет ныне нашим врагом?

Карса стоял навытяжку перед двумя воинами-Теблорами. — Вы узрите мой ответ, друзья. Узрите.

Делюм отозвался: — Мы подвели тебя, Карса. Однако ты снова зовешь нас в путь.

Карса боролся с побуждением завопить, испустить боевой клич — как будто одно это может разогнать наступающую тьму. Он не понимал, что за импульсы, что за ураган эмоций угрожает им овладеть. Он не отрываясь смотрел на вырезанное в камне подобие высокого друга, на освещенные разумом, чистые черты — на Делюма Торда до того, как Форкасаль — Форкрул Ассейла по имени Тишина — столь небрежно уничтожила его на горной дороге далекого континента.

Байрот Гилд сказал: — Мы тебя подвели. Ты воистину просишь нас идти с тобой?

— Делюм Торд. Байрот Гилд. — Голос Карсы был хриплым. — Это я вас подвел. Но я хотел бы снова стать воеводой, если вы согласитесь.

Долгий миг молчания. Байрот ответил:- Наконец будущее что-то сулит.

Карса чуть не упал на колени. Горе его вдруг улетело. Время одиночества окончилось. Наказание завершено. Путь начинается заново. «Дорогой Уругал, ты узришь. О, как ты узришь!»

В очаге осталась лишь горстка тлеющих угольков. Когда Фелисин Младшая вышла, Геборик неподвижно застыл в темноте. Через некоторое время набрал пригоршню сухих кизяков и возродил пламя. Ночь заморозила его — даже незримые руки стали холодными, словно к запястьям прилипли тяжелые куски льда.

Его ждет единственное, краткое путешествие, и совершить его он должен один. Он слеп, но не больше, чем все другие. Пропасть смерти — видишь ее издалека или вдруг обнаруживаешь под ногой — всегда удивляет. Обещает внезапное избавление от вопросов, но не дает ответов. Избавления вполне достаточно. «Так должно быть с каждым. Даже если мы жаждем разрешения сомнений. И даже большего: искупления».

Сейчас, впервые за годы, он смог понять: любая дорога рано или поздно, неизбежно становится цепочкой одиноких следов. Туда, к самому краю. А дальше… пропадает. Итак, он видит то, что суждено всем смертным. Одиночество смерти, финальный дар забвения — равнодушие.

Пусть боги сражаются за его душу, если хотят, грызутся и дерутся над жалкой трапезой. Если же смертные станут по нему тосковать, то лишь потому, что смерть ближнего пробуждает от иллюзии спокойного и плавного течения жизни. Одним меньше на дороге…

Шелест от дверного полога; кто-то откинул кожу, входя.

— Ты решил превратить палатку в погребальный костер, Руки Духа? — Голос принадлежал Л'орику.

Слова верховного мага заставили Геборика осознать, что по лицу его течет пот, а от очага исходят волны нестерпимого жара. Он, сам не замечая, скармливал огню один кизяк за другим.

— Я увидел свечение — трудно не заметить, старина. Оставь же его, пусть гаснет.

— Чего тебе нужно, Л'орик?

— Я признаю твое нежелание говорить о том, что тебе известно. И правильно, нет нужды давать Бидиталу или Фебрилу лишние подробности. Потому не стану требовать ответа, что же увидел ты во Владыке Колоды. Вместо этого я предлагаю обмен. Все, что скажем, останется между нами. Никому иному…

— Почему я должен тебе доверяться? Ты скрытен даже перед Ша'ик. Не говоришь, ради чего пришел к ней в войско, зачем вступил в войну.

— Одно это должно подсказать: я не похож на остальных.

Геборик скривился. — Это дает меньше, чем ты надеешься. Не будет обмена, ибо тебе нечего мне дать. Зачем мне узнавать о схемах Фебрила? Этот человек — глупец. Извращения Бидитала? Однажды ребенок вонзит ему нож под ребро. Корболо Дом и Камист Рело? Война против империи далеко не окончена. Оказавшись в итоге у ног императрицы, они не встретят уважительного обращения. Нет, это изменники, и душам их суждено гореть вечно. Вихрь? Я презираю богиню, и презрение только растет. Итак, что же ты сможешь мне сказать, Л'орик, что особо ценное?

— Лишь то, что тебя может заинтересовать, Геборик Легкокрылый. Владыка Колоды Драконов меня тоже интересует. Я не буду жульничать в обмене. Нет, я расскажу все, что знаю о Нефритовой Руке, торчащей из отатаралового песка — о Руке, которой ты коснулся, которая ныне отягчает твои сны.

— Откуда ты узнал… — Геборик замолчал. Пот на лице вдруг стал холодным.

— И как, — возвысил голсс Л'орик, — сумел ты столь многое понять из простого описания карты Владыки? Давай не будем спорить, ведь тогда разговор может пережить саму Рараку. Итак, Геборик, мне начать?

— Нет. Не сейчас. Я слишком устал. Завтра, Л'орик.

— Отсрочка может оказаться… гибельной. — Через миг верховный маг вздохнул. — Ладно, ладно. Вижу твое утомление. Тогда позволь хотя бы заварить чая.

Добрый жест оказался неожиданностью, Геборик склонил голову: — Л'орик, обещай вот что: когда наступит день, ты будешь далеко отсюда.

— Трудное обещание. Позволь обдумать. Ну, где же дхен'бара?

— Сума висит над очагом.

— А, вижу.

Геборик слушал звуки, свидетельствовавшие о приготовлении — шелест цветочных головок, которые маг вынул из сумки, плеск воды в котелке. — Ты знаешь, — бормотал маг, работая, — что некоторые старые ученые писали трактаты о триумвирате садков? Рашан, Тюр и Меанас. Эти три будто бы тесно связаны между собой. Каждый имеет отношение к соответствующим Старшим садкам.

Геборик хмыкнул, но потом кивнул: — Оттенки одного и того же? Я склонен согласиться. Садки Тисте. Куральд такой и Куральд сякой. Человеческие версии не могли не перепутаться, накладываясь один на другой. Ну, я не знаток, Л'орик. Кажется, ты знаешь больше меня.

— Что же, имеется явная взаимосвязь тем между Тьмой и Тенью, да и Светом тоже. Смешение трех, вот именно. Ведь сам Аномандер Рейк предъявил исключительные права на Трон Тени….

Аромат чая манил разум Геборика. — Права? — пробормотал он, едва интересуясь разговором.

— Ну, некоторым образом. Поставил сородичей его охранять, предполагаю, что от Тисте Эдур. Нам, смертным, трудно понять историю Тисте, ведь они такой долгоживущий народ. Как ты сам знаешь, история людей тоже отмечена некими личностями, благодаря своим качествам или просто назойливости разрушающими статус кво. К счастью для нас, таким мужчины и женщины редки, и обыкновенно они погибают или исчезают. Но среди Тисте… да, эти личности не уходят никогда, или так нам кажется. Они действуют снова и снова. Упорствуют. Выбери худшего тирана, ты ведь хорошо знаешь историю, и вообрази его практически бессмертным. Представь, что он возвращается снова, снова и снова. Какой тогда тебе покажется история?