Ксения Медведевич - Кладезь бездны

   - Как ты мог так жестоко поступить с бессловесной тварью!

   В оправдание суфий сказал:

   - Я тут ни при чем. Собака сама во всем виновата - она запачкала мою одежду! И потом, что сказали бы люди, увидев меня рядом с нечистым животным!

   Но собака все равно считала себя несправедливо обиженной. Тогда несравненный царь сказал так:

   - Возьми от меня возмещение за жестокий поступок этого человека!

   Собака ответила:

   - О мудрый и великий! Увидев этого человека в одежде суфия, я подумала, что он не причинит мне вреда. Если бы я увидела его в обычной одежде, разумеется, я постаралась бы держаться от него подальше. Моя единственная вина состоит в том, что я полагала внешний вид служителя истины залогом своей безопасности. Если ты желаешь наказать его, отбери у него одеяние избранных. Лиши его права носить хирку человека праведности".

   Некоторое время помолчав, аль-Мамун сказал:

   - Я вижу, судьба Тарика беспокоит тебя, о шейх. Ну что ж, не буду скрывать. Многие склонны толковать твою притчу так: пес всегда возвращается к своей блевотине.

   - У притчи другой смысл, мой повелитель.

   В молочные, белесые, совершенно нечеловеческие глаза трудно было смотреть долго, и аль-Мамун сморгнул.

   - Какой же, о шейх?

   - Ошибочно всякий раз думать, что человек лучше собаки.

   Халиф долго молчал.

   И наконец сказал:

   - У меня другое мнение.

   И тихо добавил:

   - Если благоденствие покинет человека, от него отвернутся друзья и родные. А собака останется. Так что думать, что человек лучше собаки, - ошибочно в целом. Тарик - единственный, чью преданность не должен удостоверять мой хранитель ширмы. Кстати, где нерегиль? Ты ведь привел его, правда?

   В ответ Джунайд тонко улыбнулся.

   - Я чувствую его присутствие, как щетину одежной щетки на ладони, - твердо сказал аль-Мамун. - Причем поблизости.

   - Ты чувствуешь в ладони нить Клятвы, - кивнул шейх и обернулся.

   Нерегиль втек в комнату и как-то разом оказался перед халифом.

   - Сейчас-то ты мне кланяешься! - не сумел сдержаться аль-Мамун, глядя на покорно распластавшегося на ковре Тарика. - Сволочь, что ты сделал с городом Мученика?!

   Нерегиль мгновенно вытек из поклона и спокойно ответил:

   - Я уничтожил осиное гнездо. Теперь у Мешхеда будет возможность стать городом. А не рассадником мятежа и смуты.

   Аль-Мамун лишь досадливо отмахнулся - да и глупо жалеть о прошлом, начертал калам как судил Всевышний.

   - Как так вышло, что они погибли? - мрачно спросил он.

   Тарик, против ожидания, вдруг сник:

   - Сказать по правде, Абдаллах, за жизнь Ибрахима я бы не дал и медной монетки. На твоем месте я бы не стал щадить жизнь человека, предавшего тебя дважды.

   - Это не твое дело.

   - А вот Абу-аль-Хайджу я убивать не хотел. Он был благородный и порядочный человек, мне жаль, что так вышло...

   - Мне тоже, - пробормотал аль-Мамун. - Да будет доволен им Всевышний. Нужно будет назначить его семье выплаты...

   В голове мелькнуло: а ведь Нум во время похода прислуживал мальчишка, о котором, вроде как, поговаривали, что это младший сын ибн Хамдана... Надо бы расспросить жену, при ней ли он еще...

   - Впрочем, - встрепенулся халиф, выныривая из размышлений, - меня больше беспокоит другое. История аш-Шарийя ходит кругами: пора благоденствия, мятеж неблагодарных, кровь на улицах... Хотел бы я разорвать эту цепь событий, она представляется мне порочной. Все уляжется, и я пойду в хадж.

   В тишине слышалось, как падают в пруд капли из фонтана - плюх, плюх...

   - Абдаллах... - вдруг начал говорить Тарик.

   Халиф предупреждающе поднял руку:

   - Оставим это. Я все понял, и ни в чем тебя не виню. Жди меня в столице. Я торжественно вступлю в Мадинат-аль-Заура. По улицам провезут пленных карматских вождей - пусть все жители видят, что секта еретиков истреблена. Ты встретишь меня у ворот дворца халифов во главе военачальников. На большом приеме я хочу наградить тебя у всех на глазах. Чтобы ни один грязный рот не смог сказать, что ты в опале, Тарик.

   Нерегиль молча склонился в благодарном поклоне.

   Аль-Мамун кивнул сам себе и продолжил:

   - Джунайд, от моего имени напишешь вазиру барида: "Спросили одного мудреца: "Кто из людей в наихудшем положении?". И он отвечал: "Тот, в ком страсть одолела мужество и чьи помыслы удалились в высоты, так что его знания расширились, а оправдания уменьшились". Тахиру отправишь записку с бейтом великого Имруулькайса: "И меньше других людей мне нужен назойливый, Что мнит всех заблудшими, не зная и сам пути".

   - Да, мой господин, - улыбнулся суфий.

   Тарик настороженно пошевелил ушами:

   - Опыт говорит мне, что в переводе с вежливого ашшари это означает "заткнись, или следующую записку я засуну тебе в жопу?", да, Абдаллах?

   - Примерно, - усмехнулся халиф. - Что, понравился тебе последний фирман?

   - Ты бы мог и мне написать что-нибудь изысканно стихотворное, - процедил нерегиль.

   В ответ аль-Мамун лишь фыркнул, встал и с наслаждением потянулся.

   - Жди меня в столице, Тарик.

   Что-то он забыл сказать или сделать. Что-то забыл.

   Ну да ладно, подумал Абдаллах. Еще успеется. Все еще впереди. Вот, к примеру, ночь с этой девочкой, Шаадийей...

   Счастливые вопли джинна неслись над Длинным прудом. Имруулькайс, конечно, пел, но выходило не очень мелодично. Развалясь на спине и размахивая передней лапой, пьяный кот орал во всю глотку:

   - И сно-оооова до-оооождь! Опя-аааать, стекая с кры-ыыыш, ты моното-ооонно каплями стучи-иииишь!..

   Сидевший над поющим котом Тарег не выдержал и накрыл того корзиной. Разъяренный Имруулькайс выскочил из-под нее с выпущенными когтями и оскаленной пастью:

   - Ты что?!

   Отвалившаяся плетенка сбила с террасы в сад чашку с вином. Кот чихнул и принялся как ни в чем не бывало вылизывать винный след на мраморе. Тарег протянул руку к кустами петуний, сорвал пурпурный, с синими прожилками цветок и принялся высасывать сладкий сок из острого кончика.

   - Нет, в самом деле, что за кислая рожа, а, Полдореа?

   Нерегиль не ответил и потянулся за другим цветком.

   - Нет, а правда, что халиф процитировал мои стихи? - радостно уселся на задницу джинн. - Вот что значит - отменный вкус! И образованность! Ее сразу видно в приличном человеке! Знаешь, какие строки там идут далее? Вот, я тебе прочитаю:

   И деньги и качества взаймы лишь даны тебе;   Ведь то, что сокрыто в нас, мы все на себе несем.

   И если, берясь за дело, в дверь ты не в ту войдешь,   Заблудишься, а войдя, где нужно, свой путь найдешь.

   - А? Красота!