Стивен Эриксон - Сады Луны

– Но хоть кто-то нашел курган джагата? – спросил Крокус.

– Нет. Постепенно забылась и легенда. Сейчас о ней знают лишь немногие, но у них хватает здравого смысла не возобновлять поиски.

– Почему?

Мамот сдвинул брови.

– Наследие джагатов почти никогда не попадало в руки людей. Я сказал «почти». Было несколько случаев, и все они повлекли за собой ужасные беды.

Старик продолжал хмуриться.

– Урок понятен каждому, кто желает его усвоить.

Крокус молча размышлял над услышанным.

– Так, значит, дядя, круссалии исчезли, джагов разбили. А куда же подевалась третья раса? Те, кто победил? Почему вместо них сейчас существуем мы?

Мамот приготовился ответить племяннику, но так и не раскрыл рта. Крокуса это удивило: какую же тайну не решился раскрыть ему дядя?

Старик залпом допил чай и поставил чашку на столик.

– Никто толком не знает ни что сталось с ними, ни как они превратились в тех, кем являются ныне. Эта раса существует. Их видели все, кто видел армию малазанцев. Возможно, ты даже слышал, как их называют. Это тлан-имасы.

Расталкивая локтями мешавших ей прохожих, Печаль шла вслед за толстяком. Хотя он и спешил, скороходом он не был. Слежка за ним могла бы стать приятной прогулкой, если бы не ураган, бушевавший в голове новобранки. И подняло этот ураган одно-единственное слово, произнесенное сержантом Бурдюком.

Ясновидец.

Что-то черное, таившееся у нее в мозгу, вдруг пробудилось и теперь отчаянно воевало с окружающим миром. Но сила, вначале подавившая ее своим всемогуществом, постепенно сдавала позиции и отступала. Печали вдруг почудилось, будто она слышит тихий детский плач.

– Я – Котиллион, – прошептала Печаль. – Я – покровитель ассасинов. Меня называют Веревкою Тени.

Детский плач почти затих.

– Ясновидец мертв.

«Какой ясновидец?» – спросила другая часть разума новобранки, отстраненно следившая за происходящим.

– Я – внутри тебя и в то же время очень далеко. Я нахожусь рядом с Повелителем Теней, чье имя Амманас. Здесь же я являюсь десницей смерти.

Печаль улыбнулась и кивнула. К ней вернулось прежнее самообладание. То непонятное, что вырвалось было наружу, ушло в глубины. И снова Печаль ощутила себя идеальным ассасином, неподвластным гневу, страху и слезам.

Она глубоко вздохнула и сосредоточилась на выполнении приказа. Толстяк был опасен. Чем именно – предстояло выяснить, но всякий раз, вылавливая его глазами, Печаль настораживалась. Опасен. А тот, кто опасен, должен умереть.

Рынок на Соляной улице, что в прибрежной части города, бурлил, переполненный горожанами и приезжими. Полуденная жара лишь усугубляла букет разнообразнейших запахов (увы, далеких от благовонных ароматов), пропитавших окрестные улицы и переулки. Уставшие, потные торговцы переругивались с соперниками, выкрикивая проклятия через головы покупателей. В разных уголках рынка то и дело вспыхивали потасовки, но дерущихся по большей части успевали разнять еще до появления сердитых, очумевших от жары караульных городской стражи.

Восседая на травяных подстилках, местные ривийцы гнусавыми, монотонными голосами расхваливали нежнейшую конину. Неподалеку под навесами расположились гадробийские пастухи, окруженные блеющими овцами и мекающими козами. Кроме скота они продавали прямо с повозок свои знаменитые сыры и глиняные кувшины с хмельным напитком из кислого молока. Даруджистанские рыбаки носили шесты, увешанные копченой рыбой. За ними увивались полчища мух. Катлинские ткачи облюбовали себе уголок потише, где и расселись, загородившись рулонами ярких тканей. Гредфаланские крестьяне бойко торговали свежими горьковатыми фруктами и сладкими клубнями. Равнодушные к толпам, двигались телеги торговцев дровами. На вязанках, обозревая шумный и пестрый мир, сидели их дети. Все эти мирские заботы и радости не волновали приверженцев Тысячи сект Дрека. Облаченные в темные одежды, мужчины и женщины восхваляли достоинство своей секты. Над головой они держали флажки с вышитыми или нарисованными символами их сект.

Крюпп шел быстро, почти не замечая рыночной сутолоки. Он размахивал руками, но вовсе не затем, чтобы пробираться сквозь толпу. По сути, эти размахивания были особыми жестами, сопровождавшими заклинания, которые сейчас произносил толстяк. Сейчас Крюпп занимался тем, что крал еду – преимущественно фрукты и сласти. Как ни странно, но именно чревоугодие заставило его отточить свои магические способности.

Крюпп беспорядочно размахивал руками, и из корзин к нему в карман летели яблоки, с подносов падали пирожные и ягоды, покрытые шоколадной глазурью. Перемещение было мгновенным; никто из окружающих не успевал заметить, как упавшее яблоко приземлялось не на затоптанные камни, а в один из многочисленных карманов потертого плаща. Наполнив все карманы, карманчики и кармашки, толстяк двинулся дальше, предвкушая наслаждение местными и привозными деликатесами. Крюпп был знатоком и ценителем яств едва ли не всего Генабакиса, и сейчас его круглое лицо лучилось довольной улыбкой.

Сделав необходимый крюк, толстяк наконец подошел к таверне «Феникс». На крыльце стоял не самый приятный из завсегдатаев таверны, имевший репутацию забияки, мелкого жулика и не особо удачливого вора. Тем не менее Крюпп поболтал с ним пару минут о разных пустяках. Потом, достав несколько засахаренных вишен, толстяк отправил их в рот, толкнул дверь и скрылся за нею.

Печаль остановилась на другой стороне улицы, прислонившись к щербатой каменной стене. Невысокий толстяк оказался удивительным фокусником. Девчонка видела все его магические проделки. Но как бы он ни выдавал себя за невинного любителя сластей, все его уловки были лишь маской, скрывавшей адепта. Человек этот не так прост и, возможно, еще опаснее, чем она думала.

Новобранка следила за крыльцом таверны. Человек, маячивший на ступенях, внимательно оглядывал каждого входившего, однако ничего подозрительного в его жестах Печаль не заметила. Похоже, он просто маялся от безделья. Ладно, это его забота, а ей нужно попасть внутрь. Бурдюк зачем-то отправил сюда Калама и Быстрого Бена. Краем уха девчонка слышала: «Феникс» – пристанище воров, ассасинов и людей с крепкими кулаками, которые вначале бьют, а потом разбираются, что к чему. Спрашивать сержанта она не решалась – Калам с Беном и так относятся к ней с подозрением. Бурдюк все внимательнее прислушивается к их доводам. Похоже, они вообще были бы не прочь спровадить ее с глаз подальше. Но для этого нужно найти повод. Пусть ищут.

Печаль оттолкнулась от стены, пересекла улицу и подошла к таверне. Смеркалось. В воздухе пахло скорым дождем. Увидев ее, человек на крыльце криво усмехнулся.