Ким Харрисон - За пригоршню чар
Сейчас от этих мыслей у меня настроение менялось на мрачное по всем фронтам. Я нагнулась под стол, протягивая руку, уговаривая эту глупую кошку меня признать и полюбить. Она вытянула шею, обнюхала мне пальцы, но головой в руку тыкаться не стала, как если бы это была Айви. Ну, нет так нет. Я встала и пошла вглубь церкви, на звук мужественного Кистеновского баса. Набрав воздуху, я уже собралась им крикнуть, что я тут, но остановилась на месте, когда поняла, что разговор идет обо мне.
Значит, ты ее укусила, — сказал Кистен и с легким оттенком обвинения, и с некоторым соблазном.
Да, — созналась Айви, едва шепча.
И ты ее не привязала, — подсказал он.
Нет.
Стул под ней скрипнул — она неловко изменила позу, поежившись от чувства вины.
Она хочет знать, что будет дальше, — сказал Кистен с грубоватым смехом. — Черт, я тоже хотел бы знать.
Ничего, — коротко ответила Айви. — Это больше не повторится.
Я облизала губы, думая, что надо вернуться в коридор и там пошуметь, но не могла двинуться — таращилась на потертое дерево арки, ведущей в гостиную.
Кистей вздохнул:
— Так нечестно. Ты ее дергала и дергала, пока она не потребовала открыть карты. А теперь ты не хочешь идти вперед, а она не может вернуться назад. Ты посмотри на нее. — Я представила себе, как он показывает рукой на пустое место. — Она хочет установить с тобой баланс на крови. Айви, разве это не то, чего ты хотела?
Айви задышала резко и шумно:
Я ее чуть не убила! — крикнула она, и я вздрогнула. — Я потеряла самообладание, как всегда, и чуть не убила ее. Она мне не стала мешать, она мне верила. — Ее слова звучали глухо. — Она все понимала — и не стала мне мешать.
Ты боишься, — сказал Кистен обвиняющим тоном, и у меня глаза полезли на лоб от его дерзости.
Но Айви восприняла это спокойно, только саркастически засмеялась.
Ты так думаешь?
Не думаю, а знаю. Ты боишься искать равновесие, которое устроило бы вас обеих, потому что если попытаетесь и не найдете, она от тебя съедет, и ты останешься ни с чем.
Это не так, — возразила она спокойно, и я кивнула. Частично дело было в этом. Но не только, тут было нечто большее.
Кистен подался вперед — слышно было, как скрипнул стул.
Ты думаешь, что ничего хорошего не заслуживаешь, — сказал он, и у меня похолодели щеки от мысли, что тут есть еще и большее, о чем я не подумала. — Ты боишься, что разрушишь любое трудом добытое счастье, и потому ты держишься за эти вонючие полуотношения, не пытаясь сделать их такими, какими они могут быть.
Это не полуотношения, — не согласилась Айви.
Он близко подошел к правде, — подумал я, — Но молчит она не поэтому.
— Именно они, — по сравнению с тем, что могло бы быть, — сказал он. Слышно было, как кто-то встал и начал ходить. — Она натуралка, а ты — нет, — добавил Кистен, и у меня зачастил пульс. Сейчас его голос доходил оттуда, где сидела Айви. — Ей видятся глубокие платонические отношения, а ты знаешь, что если у тебя даже такие начнутся, ты сумеешь задурить себе голову и поверить, что они глубже. Она будет тебе подругой, когда тебе будет нужна любовница. И как-то раз в момент кровавой страсти ты сделаешь одну очень конкретную ошибку. И она тебя покинет.
— Заткнись! — заорала она, и раздался резкий шлепок — будто ладонью перехватили бьющую руку.
Кистей сочувственно засмеялся и понимающе вздохнул:
— На этот раз я понял правильно.
От его голоса, текучего, серого от правды, у меня мурашки пошли по коже.
Назад давай, — сказала я себе. — Назад и иди с кошкой играть.
В тишине слышно было, как колотится у меня сердце. А в плеере кончилась песня.
— Ты будешь снова брать у нее кровь?
Вопрос был задан очень осторожно, даже робко, и Айви шумно вздохнула:
Я не могу!
Тогда не возражаешь, если я?
Бог мой! На этот раз я шевельнулась, подтащив к себе сумку. Моим телом Кистен уже обладал. Если дать ему еще и кровь, это будет слишком большой удар по самолюбию Айви. И что-то может сломаться.
Сволочь ты, — сказала Айви, и я прекратила отступление.
Ты знаешь, какие у меня к ней чувства, — сказал он. — Я не уйду прочь из-за твоих дурацких комплексов насчет крови.
От этого ядовитого обвинения у меня челюсть отвисла, а Айви вдохнула сквозь зубы, с шипением.
— Дурацких? — спросила она яростно. — Для меня примешать секс к крови — единственный способ, чтобы не забыться с тем, кого я люблю, Кистен! Я думала, что лучше собой владею, но ты же видишь, что нет!
Она говорила со злостью и досадой, но в голосе Кистена слышалось его собственное раздражение.
Не понимаю, Айви, — сказал он, и я услышала, как он от нее отодвинулся, — И никогда не понимал. Кровь — одно дело, любовь — совсем другое. Это не разврат — брать кровь у того, кто тебе не нравится. И если ты хочешь, чтобы кто-то, тебе не нравящийся, взял у тебя кровь, это тоже не разврат.
Так или этак, а положение сложилось вот какое, — сказала она. — Я ее не трогаю — и ты тоже не тронешь.
У меня застучал пульс в висках. Слышен был его тяжелый вздох — старый спор, где не может быть ответа.
— Рэйчел стоит того, чтобы за нее спорить, — сказал он тихо. — Если она меня спросит, я не скажу «нет».
Я закрыла глаза, понимая, к чему все клонится.
А так как ты мужчина, — зло сказала Айви, — у нее не будет проблем, если кровь перейдет в секс?
Вероятно.
Ответ прозвучал уверенно, и я открыла глаза.
— Ненавижу тебя, — прошептала она. — Будь ты проклят!
Кистей ничего не ответил, потом донесся тихий звук поцелуя:
— Ты меня любишь.
Я стояла в коридоре с пересохшим ртом, боясь шевельнуться в тишине, оставленной затихшим плеером.
— Айви, — позвал Кистен нежно. — Я не стану ее у тебя сманивать, но сидеть и притворяться каменным я тоже не буду. Ты поговори с нею. Она знает, каковы твои чувства, и все же живет в соседней комнате, а не на другом конце города. Может быть…
У меня закрылись глаза в буре противоречивых чувств. В голове мелькнули картинки, как мы с Айви живем в одной комнате, и они потрясли меня. Как я залезаю под шелковые простыни и прижимаюсь к ее спине, ощущаю аромат ее волос, как она поворачивается ко мне, и ее улыбка у меня перед глазами. Какие у нее припухшие со сна глаза, как она тихо что-то бормочет — радостная оттого, что я пришла. Да что это я, сбрендила, что ли?!
— Она безрассудна, импульсивна — и умеет быть невероятно заботливой и любящей. Она рассказала мне, что случилось, но не думает после этого хуже ни о тебе, ни о себе. Пусть даже получилось плохо.
Замолчи, — шепнула Айви, и в голосе ее слышалось самообвинение и страдание.
Ты открыла эту дверь, — напомнил он, заставляя ее снова вспомнить, что она сделала. — И если ты не проведешь Рэйчел через нее, она найдет другого, кто это сделает. Я не должен просить твоего разрешения. И если только ты мне прямо сейчас не скажешь, что будешь искать с ней баланс крови, это сделаю я — если она меня попросит.
Я поежилась и вздрогнула от легкого прикосновения к ноге. Это была Рекс, но я для нее была всего лишь предметом, о который можно потереться по дороге, идя в гостиную на голос Айви.
Не могу я! — вскрикнула она, и я вздрогнула еще раз. — Пискари… — судорожный вдох, — Пискари вмешается и заставит меня на нее снова напасть. Может быть, даже убить.
Это только предлог, — безжалостно отмахнулся он. — А причина — в том, что ты боишься.
Я стояла в коридоре и дрожала, чувствуя, как поднимается напряжение в комнате за аркой. Но голос Кистена стал намного мягче — теперь, когда он заставил ее осознать свои чувства,
— Ты должна ей об этом сказать, — продолжал он негромко.
Айви шмыгнула носом — отчасти в печали, отчасти от черного юмора ситуации.
— Только что сказала. Она в коридоре.
Я втянула воздух сквозь зубы и резко выпрямилась
— Черт! — в панике произнес Кистен. — Рэйчел?
Распрямив плечи и выставив подбородок, я пошла на кухню. Кистен выскользнул в коридор, и меня скрутило напряжением. В арке возникли его стройная фигура, широкие плечи, моя любимая красная шелковая рубашка. Он был в ботинках, они отлично смотрелись, выглядывая из-под джинсов.
Мне оттягивал руку его браслет, я повернула его, думая, не надо ли снять.
— Рэйчел, я не знал, что ты здесь, — сказал он, морщась от неловкости. — Прости меня. Ты не игрушка, на которую я должен просить у Айви разрешения поиграть.
Я встала к нему спиной, с напряженными плечами, и начала разгружать сумку. Оставив сыр, грибы и ананас на столе, я подошла к буфету и повесила сумку на крюк, который вчера прибила. На меня вдруг нахлынули воспоминания об уютной комнате Айви, лице Кистена, его теле у меня под руками, о моих чувствах при этом. Скованными шагами я подошла к плите и сняла с соуса крышку. Хлынул пар, благоухающий томатом, дыхание пара шевельнуло мне волосы. Почти не глядя, я помешала соус, а Кистен шагнул ко мне:
