Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
Было темно. Даго спешно высек огонь и зажег свечу. Несмотря на одежду воина, он сразу же понял, что перед ним женщина. Та положила ему палец на уста.
— Меня зовут Рыхильда, я монашенка из монастыря Альбегунды, — шепнула она. — Тебе, граф, я приношу поздравления от нее и свое тело, ибо госпожа моя желает, чтобы, обладая мною, ты, как бы, любил и обладал ею.
— Привезла ли ты какие-нибудь новости? — спросил Даго.
— Да. Твой приятель Мелейнос погиб от случайной стрелы на совместной охоте с маркграфом Радбодом, графом Теодориком и мажордомом Мегинфридом…
Она задула свечу и начала снимать с себя кольчугу, кафтан и сапоги. Раздевшись донага, легла она на овечьей шкуре, которую расстилал для себя Даго. Тело женщины виделось ему в темноте белым пятном. Он буквально затрясся от вожделения, так как уже много дней не было у него женщины. Он быстро разделся и лег рядом с монашенкой, желая без промедления войти в нее, но та отодвинулась от него.
— Погоди, граф. Моя госпожа прислала тебе баклажку вина. Если выпьешь его, не станешь помнить, что обладаешь мною, так как лишь она будет в мыслях твоих.
Не знала она, что Даго с самого детства не принимал из женских рук ни еды, ни питья, если женщина поначалу не испробует угощение. Потому-то, когда монашка подала ему упомянутое вино, он попросил, чтобы сначала отпила она сама.
— Нет, нет, граф! — чуть ли не закричала та со страху. — Это вино зачарованное. Если я выпью его, то сама поверю, что стала Альбегундой.
Даго все понял. Мелейноса убили. У стен Регенсбургского замка имелись уши. Кто-то донес Людовику про охотничьи выезды, которые Альбегунда устраивала для него и для Карломана. Кто-то получил от Карломана грсть золотых солидов, но кто-то еще сообщил об этом королю.
Левой рукой Даго крепко обхватил Рыхильду за голову, а правой расцепил ей зубы. И хотя женщина кусала его, он влил вино в рот монашки — не каплю, не глоток, а почти всю баклагу.
Спустя немного времени тело женщины сотряслось судорогой, монашка пыталась закричать, но Даго ладонью закрыл ей рот. Он чувствовал, как бьется в смертных муках Рыхильда, но никто не услыхал из его шатра даже малейшего стона.
Мертвое нагое тело Даго оставил на овечьих шкурах. Сам оделся поспешно и вышел из шатра. Его верховой конь, и еще один, вьючный, с мешками, наполненными одеждой, полученными от Мелейноса золотыми солидами и серебряными денарами, стояли рядом, привязанные к специально вкопанному столбу. Средина ночи уже минула, костры, у которых бодрствовала стража, уже догорали. Никого не взволновало то, что Даго идет в шатер Фредегара, где до сих пор горела свеча, а сам граф разговаривал со вторым королевским посланником. Даго бесшумно скользнул вовнутрь и, прежде чем те успели схватиться за мечи, снес своим Тирфингом головы Фредегару и тевтонскому воину.
Торопясь, Даго отвязал своих лошадей от столба, вскочил на верхового коня и, не привлекая ничьего внимания, пропал в темноте.
Небо было беззвездным, но в лесу Даго сразу же попал на светлую полосу песчаной дороги и, даже неясно почему, но ему было известно, что дорога эта ведет на юго-восток. Он ехал не спеша, ведя вьючную лошадь в поводу. Его попеременно мучило чувство то жары, то холода. Так вновь проявилась в нем болезнь, называемая Жаждой Деяний. Стало ему ведомо, что пришло время, когда следует возвратиться туда, где он родился, и разбудить спящего великана.
Через четыре дня неспешной езды, в самый полдень, Даго добрался до берега большой реки, которая на одной из трех больших таблиц, принадлежавших когда-то великому императору Карлу, носила имя Свебской или же Вядуи, хотя обыкновенно называли ее Рекой Забытья.
Две пары лошадей мчались галопом по границе между лесом и болотами. Даго, не переставая, лупил бичом по их спинам, тяжелая повозка с золотом даже стала подпрыгивать на выбоинах, разбрызгивая фонтаны грязи. Где-то далеко перед ними замаячил отблеск костра, разведенного, скорее всего, Авданцем; за собой же он чувствовал чуть ли не материальное присутствие ужасной смерти.
Зифика пришла в себя и пыталась разорвать держащие ее узы. Тогда Даго сначала замедлил бег лошадей, а потом и вовсе остановил повозку. Он схватил девушку в свои объятия, гладя ее лицо и волосы.
— Я не разрешу тебе возвратиться туда, где вот-вот начнет гулять Мор, — все время повторял он. — Я женюсь на тебе, и ты вольешь в мой род свою савроматскую кровь. Я буду повелителем, а ты — повелительницей. Вместе мы создадим державу настолько могущественную, что ее не сможет победить никакая людская сила.
Зифика молчала, хотя и перестала вырываться из веревок. Даго схватил вожжи и направил повозку в сторону горящего костра.
КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА
Том II
Я — ДАГО ПЕСТОВАТЕЛЬ
Zbigniew Nienacki
Ja, Dago Piastun
Tom drugi cyklu «Dagome Iudex»
Рojezierze, 1989
Перевод: Владимир Марченко, 2022
Глава первая
ХЕЛЬГУНДА
Хельгунда, дочь Хока, любовно касалась княжеской короны, которую за восемь десятков невольников прислал ей отец из Юмно. К короне, по ее просьбе, он прибавил еще пять десятков оружных наемников, кучу вышитых чепцов, кафтанов из шелка, различной расцветки платьев, пестрых лент, поясов с золотыми бляшками, золотых же шпилек, были там же серебряные ожерелья с гинтарасом, несколько пар золотых сережек, большие и малые броши с драгоценными каменьями, четыре золотых перстня и несколько коробочек с благовониями.
Корона представляла собой широкий золотой обруч с инкрустированными в него изумрудами. Она прекрасно смотрелась на буйных каштановых волосах Хельгунды, когда же надела она еще кафтан да пурпурное платье, пурпурный же плащ, прошитый золотыми нитями, тем сильнее выделился необычно светлый оттенок кожи на лице и шее женщины. У Хельгунды были огромные зеленые глаза и темные брови, уста небольшие, полные; ладони маленькие — и, видимо, не было, как она часто себе представляла, во всем мире женщины, красивей ее. Она родила ребенка, но тут же отдала его мамке-кормилице, потому-то груди у нее стали еще большими, ядреными и круглыми… Нагая, она казалась себе даже красивей, чем одетая в самые изысканные наряды, и жалела, что один только Гизур, командир ее наемников, насыщает свой взор этой наготой. Как же часто ненавидела она его за то, что тот ревновал ее; редко случалось, чтобы она давала пиры в
