Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)

  - Надо быстрее предупредить Хегера. Может, он что-то придумает.

  - Олтана... ты где? - собравшись с силами, прохрипел Моррест во тьму.

  Ответа не было. Ответом стала тьма, тишина, какой не бывает в живом доме - и ощутимый приторный смрад. Была бы зима - Моррест наверняка успел бы замерзнуть насмерть, но в доме было даже душно.

  Прошло всего несколько дней - но жизнь в городке Самур изменилась до неузнаваемости. С каждым днем, да что там днем, с каждым часом она все больше напоминала фильм ужасов, в который провалился незадачливый зритель. И накатывает, ревя мотором, самосвал с пустой кабиной, клацают зубами нагоняющие лангольеры, а на голову впридачу валятся баллистические ракеты с кобальтовыми бомбами...

  Сейчас, впрочем, виной всему не досужие измышления фантастов, а обыкновенные микробы. Точнее, конечно, не совсем обыкновенные - как они там назывались, палочка Коха? Нет, это холера. Да неважно, чума - а это оказалась именно она - всего за сутки превратила самурских сколенцев в обуянное ужасом и яростью, совершенно неуправляемое стадо. Слишком многие душной ночью на пороге лета выходили к колодцу напиться, умыться и освежиться. Утром, когда от жара, кровавого поноса и адской головной боли слегли целые семьи, было уже поздно суетиться. Пару дней спустя появились и первые мертвые - они вызвали настоящую панику, такую, которая заставляет убивать ради нескольких мгновений жизни.

  Эти дни Моррест провалялся в бреду. Поначалу было вполне терпимо - знобило, но в меру. Но ближе к рассвету он слег. Становилось хуже с каждым часом: жар, ломота в мускулах, слабость. Навалилась адская головная боль. Мучительно болели появившиеся на коже опухоли, он не помнил, как они назывались. Как это лечить, не знал даже Хегер. "Положись на милость Справедливого, - не стал темнить лекарь. - Могу дать только обезболивающее...". Иногда Моррест не мог уснуть, иногда же проваливался в тяжелое забытье. Но ослабленное тело и теперь не знало покоя: ненадолго приходя в сознание, он замечал, что одеяло перевернуто, а застиранная льняная простыня смята. Похоже, он еще и метался в бреду. Вдобавок мучил кровавый кашель, то и дело приходилось сплевывать зловонную розовую пену.

  Потом и Хегер, и Олтана, и остальные почти перестали появляться. Разве что совсем редко, казалось, между появлениями людей и света проходила вечность. Тогда ему отирали с лица пот, кормили с ложки. Они отчаянно рисковали: их защищали только самодельные повязки, закрывавшие лица. Но никто из друзей, похоже, не поколебался.

  Какое-то время Моррест устало лежал, сил не было даже на то, чтобы открыть глаза. Но даже так было хорошо. Да какое там хорошо! Оказывается, можно наслаждаться уже тем, что смертоносного жара и боли во всем теле, мучительной одышки и кровавого кашля. Какое-то время бывший летописец короля-батюшки Амори был не уверен, на каком он свете - на этом, на том или на том, из которого пришел. Но забористая трупная вонь свидетельствовала: он жив.

  Прошло немало времени, прежде, чем дал о себе знать голод. Вот это уж точно признак того, что старуха с косой маленько промахнулась, а может быть, решила приберечь одного на расплод. Сколько дней назад его кормили - хотя бы с ложечки? И через сколько он уже не сможет даже подняться с кровати? Превозмогая слабость и дурноту, Моррест сполз с кровати.

  Стоя путешествовать не получится. Не говоря уж о том, что не видно ни зги, так еще и ноги отказываются держать ставшее неподъемным тело. Но если опуститься на колени и двигаться на четвереньках, не удастся найти ничего съестного. А без еды он долго не выдержит, итак все силы отняла борьба с болезнью.

  Моррест помнил, что побывал в одном шаге от смерти. Смерти страшной, мерзкой, мучительной. Наверняка это была чума, и просто удивительно, что он выжил. Подобное везение, наверное, случается в одном случае из тысячи. Упустить подарок судьбы совсем не хотелось.

  Осторожно, ощупывая перед собой пространство, Моррест полз по земляному полу, нащупывая входную дверь. Снаружи легче, там хоть не так темно, как в пропахшей мертвечиной избе. Кто же умер? Потерять любого из пятерых спутников, ставших настоящими друзьями, было бы больно. А уж Олтану... Нет, об этом даже не думать, вдруг мысли и правда материальны?

  Он почти добрался до двери, когда рука ткнулась во что-то мягкое. Он сразу понял, что это такое, но волна смрада и какая-то гнилостная, мерзкая на ощупь слизь лишили спасительных сомнений начисто. В летней духоте тело уже начало разлагаться. Наверное, кто-то из друзей упал прямо посреди комнаты. Наверное, он (или она) пытался добраться до стоящей на столе плошки с жиром, чтобы ее зажечь. Почему-то Моррест помнил: раньше она всегда стояла на сколоченном из горбыля колченогом столике. Нет, так ничего не найдешь. Надо встать и завладеть светильником, последним спасением от мрака.

  Моррест аж застонал, чувствуя, как кружится голова. Но все-таки пересилил себя, превозмогая радужные круги в глазах, выпрямился, ощупывая поверхность стола. Тут были и огниво, и трут в раскрытом кисете, и сама плошка: палец вляпался в сало, Моррест машинально облизнул, чувствуя, как беснуется голодный желудок. Перед ним во весь рост встала титаническая задача: как высечь искру наощупь, в полном мраке. Возможно, впервые в этом мире Моррест молился, призывая на помощь Справедливого Стиглона.

  Наверное, от удивления, или просто поощряя неофита, божество пришло на помощь: очередной удар кресала пришелся точно по кремню, ослепительные в могильном мраке искры брызнули на высушенную древесную труху. Запах дыма разбавил трупное зловоние, а искорки обернулись алым рдением подожженного трута. Осторожно, опасаясь погасить появившиеся искры, Моррест принялся раздувать пламя. Угольки рдели все ярче, из мрака уже выступил небольшой участок поверхности стола. Наконец, на щепотке трута затрепетал крошечный, еще беззащитный перед любым сквозняком язычок пламени. Осторожно подняв трут, Моррест поднес его к фитилю, плававшему в плошке. Получив новую пищу, огонек вытянулся, засверкал ярче. На низких, темных стенах заплясали уродливые тени. Чтобы оглядеться, Моррест поднял плошку повыше. Лучше бы он этого не делал, доверив мраку хранить тайны мертвых.

  Моррест успел поставить плошку на стол, иначе точно опрокинул бы ее на ноги, да еще подпалил жир фитилем. Потому что на полу, раздувшийся и посиневший, лежал Альдин. Над ним лениво нарезали круги жирные мухи, из приоткрытого посиневшего рта выглядывали и снова скрывались внутри бело-зеленоватые черви. Накатившая тошнота бросила Морреста на пол, если бы он успел хоть что-то поесть, наверняка бы вырвало. Прямо на труп...