Карина Демина - Наират-1. Смерть ничего не решает

— Слава, слава! — Напирало сзади.

Сталкиваясь с воплями тех, кому довелось испробовать милости тегина, крики гасли.

— Я! Вам! Воздам! — Всадник, отбросив за спину роскошный плащ из яркой желтой ткани, оглянулся. Завидев приближающихся хорунжих, он подлетел к ним, осадил коня, поднимая в свечу, и раскрутил над головой хлыст.

Со свистом взрезав воздух, сыромятный ремень щелкнул по лица хорунжего, оставив на коже алую полосу. И человек, схватившись за обожженную щеку, выпустил штандарт.

Выпустил и тут же попытался поймать. Но не успел.

— Чего творишь, скотство безрукое? Позоришь штандарт ясноокого кагана, сволочь? — заорал тегин, свешиваясь из седла, почти падая, но чудом продолжая держаться.

Снова взлетел хлыст, и толпа зашевелилась, разрастаясь воплями и стонами, то отступая, то наваливаясь и грозя проломить цепь из стражников

И во всеобщем гвалте стукнулось о землю древко, беззвучно, но все же ощутимо, точно сама земля вздрогнула, приняв этот удар. Стяг начал заваливаться на бок. Коснулось грязи нарядное полотнище, распласталось, ложась под ноги гарцующего тегинова коня… Взрезали шелк копыта, подминая и утапливая, забивая насмерть иного, вышитого жеребца. Черная вода поползла по пурпуру.

— Скотина!

Хлыст обрушился на хорунжего, рассекая кожу, и отпрянул, чтобы вновь ударить. По лицу, по рукам, по голове, сбивая человека в грязное месиво.

— Сволочь! Тварь…

Взмыленный конь тегина храпел, пританцовывая на одном месте, скользя по ткани, втаптывая, раздирая её железными подковами. Выл, пытаясь уползти, хорунжий. Притихла толпа, глядя, как человек превращается в груду мяса, а штандарт — в тряпку.

— Убираемся! Орин, идешь последним, смотришь, чтоб никто не потерялся. — Бельт, не дожидаясь развития событий, нырнул в замершую человечью массу, пинками расчищая дорогу. Следом, придерживая полы шубы, спешил Хэбу, приговаривая:

— Дурная кровь! Вредная кровь, опасная, порченная. Отец его рано взошел на престол, потому как отец его был дурной крови. И сам он… и сын его… прокляты Всевидящим!

Прокляты. И вправду прокляты, если знамя — и в грязь, под копыта.

— Слава! Слава! — неслось сзади с новым усердием.

Ага, слава слепцам, что свидетельствуют как зрячие.

Тегин ведь нарочно это сделал. Бельт достаточно видел, чтобы понять — ничего там случайного не было. И шпоры ранили конские бока, посылая вперед, а грызло терзало губы, не позволяя сорваться в бег, заставляя крутиться на месте, топтать штандарт. А хорунжий умрет не потому, что выпустил треклятое древко, но потому, что вообще Всевидящий попустил взять его в руки. И из-за тегина. Теперь Бельту чудилось, что и толпа, замершая в ужасе и возмущении, в тысячах свидетелей случайности, была сообщницей безумца.

Неужели то, что говорил о яснооком Ырхызе его дед Хэбу Ум-Пан — не просто злоба и ненависть застарелых обид? Ведь и вправду достаточно только правильно посмотреть.

— Не спешите так! — старик толкнул клюкой в спину, заставив повернуться. — Не нужно… привлекать… внимания.

А они и так привлекли. Раскрасневшаяся и растрепанная Майне в ярко-алом плаще слишком хороша, чтобы остаться незамеченной. Орин, напротив, слишком уродлив. Старик — стар и вызывающе беден. Сам Бельт отмечен шрамом.

Хороша «непримечательная» компания.

Впрочем, из толпы почти выбрались, скорей бы вернуться к берегу, туда, где стоит карета и шатер, где Ласка и где безмолвный Гайда, кучер Мельши, выхаживает щеткой лошадей и радуется той жизни, которую имеет.

Лучше уж ждать неизвестно чего, чем видеть, как убивают символы. Так говорит Хэбу.

— С тобой все в порядке? — Ласка вылетела навстречу и, поскользнувшись на льду, проехала несколько шагов. Она едва не упала, но замерла, смешно выпятив зад и растопырив руки в стороны. — Проклятье. Там просто началось, и я испугалась, что…

— Что снова придется искать покровителя? — мурлыкнула Майне, осторожно обходя ледянку по краю.

Ласка, вернув равновесие, даже не глянула в её сторону.

— Бельт, помнишь, мы говорили о разнице между шлюхами? — спросила она вполне спокойно. — Так вот, никакой принципиальной разницы нет. Только цена.

— Идем. — Бельт крепко взял её под руку и потянул прочь от шатра.

Победно усмехнувшись, Майне откинула полог и вошла внутрь. А Бельт увел подругу аж к чахлым сосенкам, зеленые лапины которых гнулись под тяжестью снега.

— Она первая начала. — Ласка снова поскользнулась, повисла на руке, ткнувшись лбом в плечо. — К тому же и не поняла ни хрена, дура малолетняя.

— Вы совсем прощать не умеете, — произнес Бельт. — Даже если от этого жизнь зависит.

Берег уходил вниз, скатываясь на светлую полосу льда. Черными яминами на ней виднелись полыньи, кое-где затянутые тонкой ледяной коркой, припорошенные снегом и опасные неприметностью.

— Не умеем. Злишься?

— Не на тебя.

— А на кого?

Она не собиралась отступать и, наверное, это хорошо, потому что если просто говорить, то все снова возвращается в утрешнюю колею, спокойную и предопределенную ожиданием. В ней нет места ни толпе, ни суматохе, ни убитому штандарту. Но как ни крути, совсем отрешиться от этого не выйдет.

Наирского коня знают не только в Наирате. И если тот, который в желто-золотом плаще и черном железе, уже сейчас топчет символы, то что он с каганатом сделает? Хэбу твердит про перемены и, пожалуй, он прав. Надо менять и уже давно. Надо что-то делать, чтобы такого больше не случалось.

— Бельт, — Ласка, стянув зубами рукавицы, коснулась щеки. — Отомри.

— Что?

— Ты в детстве играл в такую игру? Когда замираешь и не шевелишься, пока ледяной нойон не отвернется? Замри-замри, по бокам не смотри.

Руки теплые. А глядит с тревогой. И снова легче дышать становится. Всевидящего ради, хотя бы один день, чтобы просто жить, чтобы хорошее время растянулось подольше.

— Нет. Не играл. Ак-найрум не играют в нойонов, — сорвалась с языка присказка. И уже не ясно, чего в ней больше — детского лукавства или взрослого страха.

— А в догонялки?

— В догонялки, пожалуй, можно. Пойдем.

Гайда, неповоротливый в вывернутой мехом наружу шубе, отдал Румянца без возражений, и даже понимающе хмыкнул, узнав, что к коню седла не нужно.

— Нет, Бельт, ты это не серьезно! — Ласка вязла в сугробах. Она проваливалась, когда по щиколотки, когда по колени, набирая снега в сапоги, выскакивала на тропу и, вытесненная конем, снова спрыгивала на обочину. — Бельт, ты же не собираешься участвовать?

— Собираюсь.

— Ты слишком благоразумный! А участвовать в байге — это…