Макс Фрай - Мой Рагнарёк

Потом у моего костра осталось только одно чудовище, и это был я сам. Но я быстро сообразил, что мне не обязательно вечно оставаться этим самым чудовищем: теперь я вполне мог позволить себе роскошь еще какое-то время побыть душкой Максом с двумя руками, двумя ногами и умеренно обаятельной рожей на одной-единственной голове — почему бы и нет? Это обличье по-прежнему нравилось мне больше прочих: все-таки привычка — великая сила!..

— Они приходили, чтобы разбудить меня, да? — Тихо спросил этот самый Макс у своего приятеля Джинна. Я слышал свой голос как бы со стороны и знал, что теперь так будет всегда: кем бы я ни стал, настоящий Я всегда будет стоять немного в стороне и с равнодушным любопытством прислушиваться к происходящему…

— Разбудить… или убить — как получится. Думаю, им было абсолютно все равно, чем закончится ваша встреча. — Спокойно сказал Джинн.

— Спасибо, что включил эту песенку. — Улыбнулся я. — Без нее, пожалуй, ничего бы не получилось!

— Ты сам ее включил. — Флегматично ответил Джинн. — Я не прикасался к этой игрушке. Я вообще ничего не делал, пальцем о палец не ударил со дня нашей встречи, все эти маленькие нестоящие чудеса ты совершал сам, просто тебе было удобнее думать, что их делаю я…

Я не стал ни возражать, ни даже удивляться. Сам, так сам — какая, к черту, разница?!

Возможно, мой могущественный опекун действительно был просто одной из моих конечностей — самой самостоятельной и непостижимой, но все-таки моей собственной рукой…

— Я хочу отправиться в путь — прямо сейчас! — Сообщил я Джинну. — Море уже близко — часах в трех пути, и наши странствия по пустыне должны закончиться еще до рассвета.

Не думаю, что моей армии действительно так уж необходимо дрыхнуть по ночам — просто они помнят, что делали так всегда, пока были живы, и не хотят ничего менять.

Забавно, что человек способен остаться при своих привычках даже после смерти, правда?… Ничего, как привыкли, так и отвыкнут! Поехали.

Только тут я понял, что говорю сам с собой. Джинна больше не было — он исчез, не прощаясь и не предупреждая, просто исчез, растаял, как предрассветный туман. Я уже откуда-то знал, что он ушел навсегда, теперь он был свободен от необходимости ошиваться вокруг моей персоны, и вообще от любой необходимости — просто потому, что я больше не нуждался в его помощи, защите и опеке — и поморщился от сокрушительной боли в груди — она была короткой, но пронзительной и жестокой. Я удивленно понял, что все еще способен страдать, теряя друзей — а каким еще словом можно назвать существо, чье исчезновение причиняет тебе боль?! — и еще я понял, что так будет всегда: никакое могущество и никакие метаморфозы не смогут избавить меня от боли — разве что теперь у меня хватало силы жить так, словно она разрывает чужое сердце…

— Прощай, душа моя. — Тихо сказал я равнодушной темноте. — Мне было спокойно за твоей надежной спиной — даже если она была обыкновенным наваждением! И спасибо за твои чудеса — кто бы из нас их не совершал…

Ласковый теплый ветерок дунул мне в лицо, он принес с собой сладкий запах цветущих фруктовых деревьев, а через несколько секунд я с изумлением убедился, что мои волосы и плечи усыпаны нежными розовыми лепестками — кажется, именно так цветет персик, хотя ботаник из меня тот еще, конечно…

Это было самое настоящее чудо — простенькое и совершенно непрактичное, зато сокрушительно очевидное, и оно не было делом моих рук, в этом я мог поклясться! Мой приятель Джинн каким-то образом услышал меня и ответил — я был в этом совершено уверен. Я понял, что по моей щеке ползет горячая мокрая дрянь — дань сентиментальности и явно несамурайскому воспитанию, полученному в детстве — но через короткое мгновение мои глаза были абсолютно сухими, тело — легким, как один из этих чертовых персиковых лепестков, а сердце — пустым и веселым, как никогда прежде. Синдбад сам подошел ко мне и опустился на песок, чтобы мне было легче забраться на его горбатую спину.

— Поехали, ребята. — Тихо сказал я. Мой дромадер зашагал вперед размеренным шагом.

Я не оборачивался, поскольку и так знал, что мои люди уже проснулись и последуют за мной, как миленькие — а куда они денутся?!

Мы так долго шли к морю — кто бы мог подумать, что оно умудрится открыться нашим взорам так внезапно, словно до сих пор мы вообще не подозревали о его существовании! Когда до меня дошло, что линия горизонта уже сливается не с золотисто-серым песком, а с водой, я вдруг вспомнил дурацкий старый анекдот: «ничего себе пляжик отгрохали», и криво улыбнулся правым уголком рта. Создавалось такое впечатление, что чувство юмора сохранилось только у моей правой половины — боюсь, рассмешить левую сейчас не удалось бы даже мистеру Бину!

— Как мы будем переправляться через море, Али? — Озабоченно спросил Мухаммед.

— Как-нибудь, по воле Аллаха. — Ехидно усмехнулся я.

— Ты собираешься строить корабли? — Не унимался он.

— Никаких кораблей! — Твердо сказал я. — Любой корабль станет Нагльфаром, или тенью Нагльфара, или воспоминанием о нем… Поэтому кораблей не будет.

— Думаешь, воды позволят нам пройти по ним, как по суше? — Понимающе спросил Мухаммед.

— «По воде аки по суху»? Это мне тоже не подходит: слишком похоже на одну знакомую легенду. — Решительно сказал я. — Ну их к дьяволу, эти легенды!

Без них мне как-то спокойнее.

— Но как же тогда? — Не отставал Мухаммед.

— Поживем — увидим! — Улыбнулся я. — Еще полчаса можно не утруждать себя размышлениями. Целых тридцать минут, каждая из которых состоит из шестидесяти секунд — ты можешь сосчитать, сколько счастливых мгновений безмятежности уготовила нам наша щедрая судьба? Будь мужественным, друг мой, и прими этот бесценный дар!

Магомет изумленно посмотрел на меня — в другое время и в другом месте я бы непременно подумал, что он вспоминает номер телефона, по которому можно вызвать дежурную бригаду Скорой Помощи. После долгой паузы он покорно кивнул, развернулся и уехал — наверное, отправился транслировать мой незамысловатый ответ своим коллегам.

Что касается меня самого — я честно воспользовался собственным советом и еще полчаса наслаждался возможностью не предпринимать никаких умственных усилий.

— Такая мокрая вода! — Весело сообщил я небу над своей головой, когда ленивая волна прибоя с любопытством лизнула мозолистые ноги своего дромадера. Синдбад недовольно помотал головой и отступил на шаг назад.

— Эта мокрая вода еще не знает, что она вполне может стать твердой и сухой. — Снисходительно сообщил я Синдбаду. — Куда уж ей: в этих местах никогда не было зимы. Теперь будет. — Это решение пришло ко мне совершенно самостоятельно: я вдруг вспомнил, что в природе существует такая замечательная штука как мороз, который превращает зыбкую и ненадежную стихию в скучную, скользкую, но вполне надежную твердь. Стоило только подумать: мне в лицо ударил первый порыв ледяного ветра. Он дул с севера и, судя по всему, намеревался в кратчайшие сроки заморозить все, что встретится на его пути. Несколько секунд я зябко ежился, а потом просто утратил представления о «холодном» и «теплом»: температура воздуха, соприкасавшегося с моей кожей, больше не имела для меня никакого значения.