Джеймс Брэнч Кейбелл - Сказание о Мануэле. Том 1

— О да, если б захотели. Но это не считалось бы законным. Никто, кроме Югатина, не может действительно поженить людей. И поэтому, конечно же, никто другой этого и не делает.

— Почему ты так уверена в этом?

— Ну, потому что, — ликующе сказала Хлорида, — никто никогда о таком не слыхал.

— Ты выразила, — сказал Юрген, — целую философскую систему. Давай же во что бы то ни стало пойдем к Югатину и поженимся.

Так их и поженил Югатин с церемонией, согласно которой Югатин всегда женил Лесной Народ. Сначала Вирго в своей обычной манере развязала Хлориде пояс, а Хлорида, посидев гораздо дольше, чем хотелось Юргену, на коленях Мутуна (который находился в таком состоянии, которого требовал от него обычай), была приведена обратно к Юргену Домидуком в соответствии с древним обычаем; свою роль сыграла Субиго; затем Према схватила невесту за пухлые ручки, и все стало совершенно законным.

После Юрген распорядился своим посохом так, как указал Терсит, а потом Юрген зажил с Хлоридой на опушке леса, подчиняясь обычаям Левки. Деревом Хлориды был очень большой дуб, так как ей сейчас было двести шестьдесят шесть лет, и поначалу им дал прибежище его просторный ствол. Но позднее Юрген построил себе маленькую хижину, крытую птичьими перышками, и устроился более уютно.

— Для тебя вполне достаточно, моя милая, — по сути, этого от тебя и ждут — жить в стволе дерева. Но у меня это вызывает неприятное чувство, будто я — червь, и без необходимости подчеркивает ограничения семейной жизни. Кроме того, ты же не хочешь, чтобы я все время находился у тебя под башмаком, а я не хочу обратного. Нет, давай взращивать здравое воздержание от фамильярности; таков один из секретов прочного брака. Но почему ты за все эти годы ни разу не выходила замуж?

Она ему рассказала. Сначала Юрген ей не поверил, но вскоре он убедился, по крайней мере, с помощью двух своих органов чувств, что Хлорида рассказала ему о гамадриадах чистую правду.

— Иначе ты совсем бы походила на женщин Евбонии, — сказал Юрген.

Теперь Юрген встретился со многими представителями Лесного Народа. Но так как дерево Хлориды стояло на краю чащи, он увидел и Полевой Народ, живший между лесом и городом Псевдополом. Они стали соседями и товарищами Хлориды и Юргена.

Хотя время от времени в лесу, конечно же, происходили семейные сборища, но Юрген вскоре нашел достаточную причину не доверять Лесному Народу и не ходил ни на одно из них.

— В Евбонии, — сказал он, — нас учат, что родственники жены никогда не обвиняют тебя прямо в лицо, пока ты держишься от них в отдалении. И чего–то большего ни один здравомыслящий человек не ждет.

Между тем король Юрген был сбит с толку и Полевым Народом, жившим по соседству. Они все до единого занимались своими обычными делами. Так, Рунцина присматривала за тем, чтобы поля были прополоты; Сея заботилась о зернах, пока они покоятся в земле; Нодоса устраивала завязывание колосьев; Волусия оборачивала лист вокруг колоса; у каждой была некая древняя обязанность. И едва ли был день, когда кто–нибудь не работал в полях — или боронящий Оккатор, или Сатор и Саритор, сеющий и жнущий, или Стеркутий, унавоживающий почву; а Гиппона вечно суетилась то здесь то там, ухаживая за лошадьми, а к скоту была приставлена Бубона. На полях никогда не было ни малейшего покоя.

— И зачем вы занимаетесь этим из года в год?

— Как же, король Евбонийский, мы всегда этим занимались, — отвечали они в крайнем изумлении.

— Да, но почему бы вам вдруг не остановиться?

— Потому что в таком случае остановится вся работа. Хлеба пропадут, скот подохнет, а поля зарастут сорной травой.

— Но, насколько я понимаю, это не ваши хлеба, не ваш скот и не ваши поля. Вы с этого ничего не имеете. И ничто не может помешать вам прекратить нескончаемую работу и жить, как живет Лесной Народ, который никогда не занимался тяжелым трудом.

— По–моему, нет! — сказал Аристей, крутя масличный пресс, и его зубы блеснули в улыбке, которая была очень приятна на вид. — Слыхано ли, чтобы Лесной Народ занимался чем–нибудь полезным!

— Да, но, — терпеливо сказал Юрген, — по–вашему, совершенно справедливо всегда заниматься утомительной и трудной работой, когда никто не вынуждает вас это делать? Почему бы вам иногда не устраивать выходной?

— Король Юрген, — ответила Форнакс, подняв голову от небольшой печи, в которой сушилось зерно, — вы говорите ерунду. У Полевого Народа никогда не бывает выходных. Никто о подобном и не слыхивал.

— Мы в самом деле о таком и не думали, — глубокомысленно сказали все остальные.

— Ох–хо–хо! — сказал Юрген. — Таковы, значит, ваши доводы. Я расспрошу об, этом Лесной Народ, ибо он наверняка более рассудителен.

Тут Юрген, уже входя в лес, столкнулся с Термином, который стоял как вкопанный, умащенный благовониями и увенчанный розами.

— Ага, — сказал Юрген, — вот один из людей Леса, собирающийся выйти в Поля. Но на твоем месте, мой друг, я держался бы подальше от таких идиотов.

— Я никогда не выхожу в Поля, — сказал Термин.

— Значит, ты возвращаешься в Лес.

— Конечно же, нет. Кто когда–либо слышал, чтобы я входил в Лес?

— На самом деле, как я сейчас вижу, ты просто стоишь здесь.

— Я всегда стою здесь, — сказал Термин.

— И никогда не двигаешься?

— Нет, — ответил Термин.

— А по какой причине?

— Потому что я всегда стою здесь не двигаясь, — сказал Термин. — Сдвинуться с места для меня было бы чем–то неслыханным.

Юрген оставил его и вошел в лес. Там он повстречал улыбающегося малого, ехавшего верхом на крупном баране. У этого юноши левый указательный палец был поднесен к губам, а в правой его руке находился предмет, который демонстрировать людям довольно неприлично.

— О, Боже мой! Сударь, на самом–то деле!.. — воскликнул Юрген.

— Бе! — отозвался баран.

Но улыбающийся малый вообще ничего не сказал, проехав мимо Юргена, потому что не в обычае Гарпократа разговаривать.

«Этого вполне достаточно, — размышлял Юрген, — если он привык приводить окружающих в смущение и остолбенение».

После чего Юрген стал свидетелем значительной суматохи, вызванной игрой в кустах сатира с ореадой.

— Но этот лес просто несносен! — сказал Юрген. — Есть ли у вас, люди Леса, хоть какая–то этика и мораль? Есть ли у вас чувство приличия, разве можно резвиться в рабочий день?

— Нет, — ответил Сатир, — конечно же, нет. Ни у кого из моего народа ничего такого нет, а естественным занятием всех сатиров является то, что ты сейчас прервал.

— Вероятно, ты говоришь правду, — сказал Юрген. — Все же тебе следует стыдиться того, что ты не лжешь.