Татьяна Чернявская - Ферзи

— Эл, что происходит? — широко зевая, поинтересовалась вылезающая из сена духовник и, сняв с головы, озадаченно повертела в руках распластавшуюся тушку замученной нечисти.

— Эти, — девушка обижено тыкнула пальцем в свежую добычу, — мне все волосы спутали, и… и…

— Это вообще-то овинник, — сонная Танка осторожно отложила в сторонку полуживое тельце, — а там, если не ошибаюсь, баган, они могут сена в трусы напихать или молоко с вымя сцедить. По волосам у нас домовые специализируются.

— Да? — недоверчиво глянула на подругу травница и в который раз пожалела, что в школьные годы никогда не интересовалась нежитеводством.

Баган ловко соскочил с балки и с воплем «Спасительница наша!!!» кинулся на шею ошарашенной блондинке, смачно целуя влажным рыльцем в ухо и макушку. Пока девушка пыталась прийти в себя от подобных заявок (всё же духовники считались чародеями, весьма враждебными домашней нечисти), а несчастный свидетель, заливаясь слезами, жаловался на сумасшедших ведьм и просил не допускать бесчинств, Алеандр выдернула из крыши позабытые вилы, нервно сдула с лица чёлку и воинственно двинулась к краю сеновала.

— Ну, Виль, ну зараза! Точно прибью, — тут девушка вспомнила о забаррикадированных дверях и благоразумно добавила: — когда-нибудь.

Бывают места, в которых раннее утро определённо можно назвать замечательным, даже для самых закоренелых в пристрастии к кровати и подушке любителей долгого сна. Как хорошо бывает раннее утро в горах, бодрящее свежее, несущее тепло и радость даже в промёрзший за ночь спальник с рассеявшимися заклятьями подогрева, когда новый день манит возможностью размять мышцы, гоняя застоявшуюся кровь. Как прекрасна ранняя побудка в небольших постоялых дворах Земель заходящего солнца, когда можно, высунувшись по пояс в окно наблюдать за пробуждением совершенно незнакомого городка и, первым добираясь до буфета, долго выбирать самые аппетитные кусочки закусок на завтрак. Чудесна ранняя побудка в доме новой любовницы, когда в теле борется сытая нега и здоровый азарт, подгоняющий к поспешному и наиболее эффективному бегству от случайных свидетелей, нежелательных родственников или оброгаченных мужей. Приятно раннее пробуждение в лесу под пение неугомонных птиц. Замечательно просыпаться в открытой мансарде. Да мало ли таких мест, где первые солнечные лучи воспринимаются божественным даром даже для самого измождённого тела? Где свежесть и прохлада будоражат кровь и заряжают новыми силами, а первые робкие звуки услаждают слух…

Так вот южное крыло центральной Новокривской лечебницы, расположенной неподалёку от главного здания Замка Мастеров таким местом как раз таки и не было. Ни его чахлый невразумительный садик для прогулок больных, что очень жизнеутверждающе выходил на опечатанное городское кладбище и дешёвенькое маленькое святилище Триликому; ни большой специализированный бассейн, что находился на подземном этаже и посему регулярно подтапливался грунтовыми водами; ни блок с персональными покоями, рассчитанными на высокородных и богатых постояльцев, не могли улучшить общего впечатления. Да, в каждой палате, вместо узких и жёстких коек располагалась большая комфортабельная кровать с зачарованными подушками, небольшой вместительный ледник и шар-уловитель, выполненный на западный манер не круглым, а слегка приплюснутым, чтобы удобнее было крепить на стене или потолке. Да, младший персонал для обслуживания таких постояльцев выбирался не только по уровню компетенции, но и внешним данным, чтобы подпитывать эстетические чувства и скрашивать по договорённости досуг. Да, целители были только самые проверенные, некоторые уже давно наблюдали за семейством Главы Замка Мастеров и имели многочисленные стычки с их младшим наследником. Вот только Араону Артэмьевичу Важичу от этого было не легче. После ужасной ночи, проведённой в личной лаборатории своего иногда любимого братца, сначала над реактивами в попытках разобраться с пометками и провести дегустацию, а после над специальным тазом в противоположных порывах и заковыристых проклятьях, его вообще мало что могло обрадовать. Разве только то, что после появления маман (как только умудрилась в запертую чарами лабораторию проникнуть?) с очередными претензиями и далеко идущими матримониальными планами, его, скорчившегося в луже с рвотными массами, всё-таки обнаружили, отмыли и на скоростной ступе доставили в заботливые руки их семейного лекаря. Последнего от такого ночного подарка далеко не радостно перекосило и даже, кажется, проняло на нервный тик. Глава, признаться, тоже был не в восторге и в перерыве между приступами пытался ругаться с ненавистными целителями, отбиваться от вспомогательных чар и безуспешно препятствовать общему осмотру.

Сейчас молодой человек лежал в персональных покоях, бездумно буравя взглядом выбеленный потолок с тонкой резной лепниной. Если бы без приложения резерва взгляд имел какую - либо силу, всем этим нелепым финтифлюшкам пришёл бы быстрый и мучительный конец. Сжечь же всё к чирьям собачьим, призвав стихию, не получилось бы технически: от любого напряжения снова начинало рвать, но за неимением пищи, исключительно желчью и неизвестной синей массой. Араону было плохо. Нет, ему было отчаянно паршиво, что даже слегка хотелось удавиться или удавить всех целителей, начиная с премерзкого старикашки, что мучил его своими осмотрами ещё в детстве, а теперь долго и ехидно смеялся с оставленного на плече кружевного шва. Хоть это произведение искусств не нравилось и самому боевому чародею, неожиданно стало обидно.

— Что значит «не сейчас»? — орал из болтуна разгневанный голосок незабвенной травницы.

Несчастный, потрёпанный жизнью артефакт прыгал по столу, выбивая дробь, что нервировала хуже молотков гробовщика. От переизбытка эмоций абонента болтун отчаянно фонил, срываясь на хрипы и посвисты, вызывая практически зубной скрежет.

— Аля, послушай… — усталым, надломленным голосом попытался урезонить бушующую собеседницу Важич.

— Сколько раз я просила не называть меня Алей!?! — испорченный артефакт выдал непередаваемый звук больше похожий на писк, и неожиданно напомнивший об очередной истерике Альжбетты Важич, которая обязательно последует в часиков десять, когда несчастную вдову допустят в покои «умирающего» сына.

— Хорошо, — покладисто согласился молодой человек, немало удивив сидящего рядом на кушетке лекаря, — Эл, я…

Но собеседница не стала дослушивать, выпалив на одном дыхании:

— Как можно выбраться из сарая?

Пожилой лекарь, солидный дяденька с выпирающим брюшком, заметной проплешиной под специальной повязкой и вечной профессиональной апатией во взгляде, от неожиданности подскочил, выронив свёрток с историей болезни своего вечного и почти ненавистного пациента.