Вера Петрук - Индиговый ученик

Давно в школе не было такой суеты. Громко стучали ножи, кипели и фыркали кастрюли, гремела посуда, на жаровнях скворчало мясо, в гигантских котлах, которые Джайп доставал только по праздникам, пузырился бульон с пряностями. Кто-то распахнул окно, и Регарди нетерпеливо повел носом. Ворвавшийся ветер прошелся по трапезной, выстраивая запахи в стройную линию.

Пахнуло топленым жиром, ему на смену пришел нежный шлейф лаванды и розмарина – наверное, из курильниц, потом все заглушил запах жареного лука с перцем, который вдруг резко сменился вонью собачьей шерсти. Это оказался Тагр. Он сунулся к нему мордой и растянулся у стены, надеясь перехватить в царившей суете что-нибудь вкусное. Арлинг опустился на пятки и почесал пса за ухом, уворачиваясь от мокрого языка, который пах мясной кашей и одуванчиками. Тагр был большим любителем этих солнечных цветов. Внизу и, правда, было лучше. Меньше воняло и легче дышалось.

Послушав еще некоторое время какофонию готовящегося пира, Регарди не нашел ничего умнее, как присоединиться к Сахару, который чистил чеснок на корточках у стены. Керх приветствовал его коротким кивком, давая понять, что приезд Сохо испортил настроение не только Беркуту. Захватив пригоршню чеснока, Арлинг принялся сосредоточенно сдирать с него шелуху, с наслаждением втягивая острый аромат. По крайней мере, он перебивал запахи чужаков, которых в школе вдруг стало слишком много. Люди Сохо вели себя, как хозяева, а Джайп и другие слуги имана послушно выполняли их дурацкие просьбы. Цветы в вазах должны быть только синего цвета, курильницы стоять у восточной стены, а блюда подаваться исключительно в серебряной посуде.

Радовало одно. Обоняние и слух постепенно возвращались, а тело почувствовало себя увереннее. Осталось только дождаться учителя. Скоро он вернется к тренировкам, и все наладится. Возможно, Сохо был не таким уж плохим парнем. В конце концов, он был сыном выдающегося человека, а слуги всегда наводили лишнюю суету.

Арлинг почувствовал имана еще до того, как ворота школы распахнулись, впуская мистика с гостями. Регарди помогал Пятнистому Камню подвязывать фонари к сливам, когда вдруг понял, что сейчас случится то, чего он так долго ждал. Едва не свалившись от волнения с лестницы, он быстро спустился и попытался привести себя в порядок: отряхнул штаны, пригладил волосы, провел рукой по щекам, проверяя, не слишком ли зарос щетиной. Побриться бы не мешало, но придется сделать это позже.

Пока Арлинг гадал, стоило ли ему идти навстречу или скромно дожидаться, пока на него обратят внимание, иман уже вошел в школу, а вместе с ним – много незнакомых людей, среди которых был загадочный Сохо. Не придумав ничего лучше, Регарди присел на бортик фонтана, чувствуя, как заколотилось сердце. Во рту пересохло, руки мелко дрожали, а в боку заныл молчавший весь день шрам.

– Да что это со мной! – разозлился он, слушая, как приветствуют мистика другие ученики. В школе стало еще больше людей, а привычный кучеярский язык был сильно разбавлен странным наречием, на котором говорили слуги Сохо. Несмотря на то что солнце уже село, а по саду прогуливался слабый ветер, Регарди вдруг стало жарко, словно толпившиеся на дорожках люди превратились в горящие факелы.

Различить голос имана в царившем шуме удалось не сразу. Мешали крики слуг и звон в ушах, который появился днем и уже не стихал. Тем временем, учитель пребывал в отличном расположении духа. Шутил, смеялся, громко хлопал в ладони и даже притоптывал. Регарди не помнил, чтобы в последние пять лет иман так искренне веселился.

Услышав, что к мистику подошел Беркут, Арлинг напрягся, но его имени не прозвучало. Поприветствовав имана и пожелав гостям хорошего отдыха, Шолох направился к Огненному Кругу, очевидно, решив сдержать обещание и не появляться в трапезной при Сохо. Про Арлинга он не сказал ни слова. Забыл или решил, что в столь торжественный момент это недостойно внимания учителя?

Голос мистика стал отдаляться, означая, что иман повел гостей в трапезную другой дорогой. Поняв, что мимо фонтана он не пройдет, Арлинг подскочил и рванулся к уходившей толпе, отчаянно толкаясь локтями. Слабость и неуверенность исчезли, а боль в боку мгновенно утихла, испугавшись его решительного настроя. Правильно, пусть боится. Если мистик не собирался его замечать, он сам обратит на себя внимание.

Толпа внезапно расступилась, и Регарди едва не налетел на хозяина школы. Пришлось неловко замахать руками, чтобы не упасть вперед.

– Учитель! – выдохнул он, не в силах справиться с глупой улыбкой, расплывающейся на лице. Выглядеть более нелепо у него бы не получилось, но ему было все равно.

– А, это ты, – рассеяно протянул иман, и это было совсем не то, что собирался услышать Арлинг. – Уже вернулся?

Нетрудно было догадаться, что мысли учителя были заняты совсем другими вещами. «Да, вернулся, а вот вы, кажется, еще где-то ходите», – хотелось ответить Арлингу, но момент был упущен. Сопровождавшие мистика кучеяры вновь заговорили все разом, подталкивая его к трапезной, из которой заманчиво пахло разными яствами. Слепой драган был никому не интересен. И хотя Регарди ожидал, что иман, возможно, пригласит его последовать за собой, он снова ошибся.

– Пока уроков не будет, – на ходу бросил ему мистик. – Займись чем-нибудь, но на Круг не ходи. Потом поговорим.

И все. Ни слова больше. Арлинг не успел сделать выдох, как иман уже оставил его, растворившись в царящей суете.

Некоторое время он еще слышал его голос. Учитель засмеялся какой-то шутке, а потом тяжелая дверь трапезной закрылась, спрятав за собой человека, изменившего его жизнь. И продолжающего ее менять.

Регарди внезапно почувствовал себя старым. Он устал надеяться на чудо и верить в людей, которые оказывались просто людьми – со своими слабостями, пороками и недостатками. Иман был нормальным человеком. И, как нормальный человек, он любил своего сына больше всего на свете. Наверное, Арлинг смог бы понять его, если бы захотел. Но и он тоже был обычным, поэтому не знал, что делать со злостью и ревностью, которые его терзали.

«Мы не знакомы с тобой, Сохо, но я тебя ненавижу», – подумал Регарди, направляясь к Огненному Кругу. Плевать на швы. Пусть он умрет на той новой площадке, о которой рассказывал Беркут. Может, тогда учитель его заметит.

– Ты что тут бродишь? – внезапно выросший на тропинке Сахар застал его врасплох. – Все уже давно в трапезной, животы набивают.

– Я не голоден, – фыркнул Регарди, но громкое бурчание в желудке его подвело. Только сейчас он вспомнил, что с утра ничего не ел. Волнение и ожидание встречи с иманом заставили его позабыть о еде, но выплывающие из окон трапезной запахи вдруг с неожиданной силой привлекли его внимание. Сразу захотелось затолкать что-нибудь в рот. Тело настойчиво требовало еды.