Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек

– На Лару заведена вот такая толстенная папка. – Старый показал пальцами. – Ты про Апраксин Бор слыхал? Тебе твои недавние знакомые ничего не рассказывали?

Я не ответил.

Про Апраксин Бор все слышали. Та психушка, в которой побывали мы с Гобзиковым, по сравнению с Апраксиным Бором была просто детским лагерем отдыха. Санаторием. В Бор посылали настоящих буйнопомешанных, социально опасных и психов, отличавшихся необычными способностями. Со строгой изоляцией. Два года назад оттуда сбежала Гучков – известный пироманьяк, спаливший несколько бензозаправок, нефтяной эшелон и усадьбу Буньково, памятник архитектуры девятнадцатого века. Гучкова ловили всей областью, поймали, снова поместили в Апраксин Бор, и он сжег там корпус.

– Твоя Лара провела весь последний год в этом заведении, – сказал старый. – А где до этого была – неизвестно. Думаю, ты догадываешься, с каким диагнозом она отдыхала в Апраксином Бору?

Старый почесал лоб.

– Апраксин Бор – место... специфическое. Там они многими интересными вещами занимаются. В частности, электросудорожной терапией. Год электросудорожной терапии, сам понимаешь... Несколько курсов ЭСТ, один за другим. Многие взрослые дядьки не выдерживают... Потом она сбежала. Темная история, несколько санитаров было искалечено, кстати... И объявилась тут. И Панченко Наталья ее пожалела и записала на свою фамилию. Панченко с губернатором в одном КСП, оказывается, состояли. Они Ларисе документы даже сделали новые. Она ненормальная.

Я глядел в окно. Старый продолжал:

– Это не обидное слово, это просто факт. Есть люди нормальные, а есть люди не совсем... нормальные. Лариса относится ко второй категории. Знаешь, что рассказывали врачи? Когда она появилась в Апраксином Бору, там вдруг объявились волки. Волки приходили и всю ночь выли под окнами. Врачи боялись выходить на улицу...

Так им и надо! – думал я. Так им и надо. Чего их жалеть-то? Электросудорожная терапия...

– Не веришь? – усмехнулся старый. – Я предполагал, что ты не поверишь. Так, наверное, и надо. Человек не должен сразу предавать друзей. Погляди.

Старый подошел ко мне, бросил на подоконник тонкий файл в пластиковой обложке.

– Тут копии, конечно. Но все равно впечатляет. Посмотри. Художественное творчество...

Я не думал, что Лара умеет рисовать. Хотя это было довольно трудно назвать рисунками в полном смысле этого слова.

Это было похоже на взрыв. Бешеные красно-черно-зеленые штрихи, ощетинившийся иглами комок, разрывающийся по краю. Красные капли, расходящиеся лучи, линии, стрелы. Я пригляделся и обнаружил, что на всех листах нарисовано, в общем-то, одно и то же. Одно и то же. В хаосе разноцветных разбегающихся линий угадывались мощные лапы с длинными саблеобразными когтями, угадывались зубы и круглый глаз, чешуя, сквозь которую пробивался мощный белый свет. От рисунков шла какая-то бешеная тревожная энергия, это чувствовалось даже на расстоянии, рисунки жгли. Я неожиданно подумал, что, может, это и не похоже на нормальную живопись, но это, безусловно, гениально.

Как-то раз мы летели со старым в самолете. А где-то рядом с нами разговаривали. Один человек рассказывал другому, как он всю жизнь считал, что гениальность – это выдумки, и как однажды ему удалось убедиться в том, что гениальность существует на самом деле. Этот человек имел какое-то отношение к литературе, отвечал за работу с молодыми в одном из отделений Союза писателей. Ему приносили много разных рассказов, романов и других текстов, как-то пришла девочка со скрипичным футляром и стихами. Стихи были скверными, литератору стало грустно, и он попросил девушку лучше сыграть на скрипке. Девушка сыграла. Какую-то короткую пьеску, как сказала девушка, собственного сочинения. Она подняла смычок и коснулась струн, у литератора зашевелились волосы. Он не мог и не может подобрать правильное слово... Это можно было определить так: музыка выворачивала.

Я, наверное, почувствовал то же самое. Волосы не зашевелились, но чувство прикосновения к чему-то необычному было.

– Впечатляет? – усмехнулся старый.

Это не впечатляло, это выворачивало. Только в хорошем, конечно, смысле.

– Красиво, да? – усмехнулся старый. – Я показал одному искусствоведу, так, для интереса, он предложил мне четыреста долларов за штуку, если я привезу ему оригиналы. Интересно, да? А потом я показал их нашему психологу. Он профессионал. Знаешь, что он ответил? Он сказал, что автора рисунков надо изолировать. Причем немедленно. Понимаешь? Изолировать!

Я понимал.

– Ее надо изолировать. Она опасна. Она опасна для себя, и она опасна для окружающих. Для всех. Понимаешь, безумие – это самая заразная болезнь. Стоит выбить один кирпичик – и здание начнет стремительно разваливаться. Реальность – зыбкая вещь...

Старый замолчал. Потом сказал:

– Я знаю, ты хочешь сбежать. И приготовил уже все. Она рассказала вам что-то. Не знаю точно, что именно, скорее всего про...

Старый поглядел в потолок.

– Не знаю. Сначала ты не поверил, конечно, – сказал, что это сказки. И во второй раз ты не поверил. Но потом что-то произошло – и ты поверил. Что-то, не знаю что, но ты поверил. Человек всегда хочет верить, пойми это.

Он достал платок, принялся сморкаться.

– К тому же у тебя предрасположенность... – продолжил он. – Ты все-таки фантазер. Астроном. В детстве ты куда-то уже собирался попасть, в какой-то вымышленный мир. Ты забыл, конечно. А я помню. Помню, как две недели ты лежал в коме и у тебя из горла торчали трубки. И я не хочу, чтобы это повторилось. Я не буду тебя удерживать, ты уже взрослый, мне кажется. Но подумай.

Старый встал. Оставил на подоконнике папку.

– Женя, она, может, и хорошая, и умная, но что касается этого...

Старый повертел у виска пальцем.

– Она совершенно... совершенно. Она не для тебя, пойми. Ты меня, конечно, извини, но она тебя раздавит.

Я молчал.

– Молчишь... – выдохнул старый. – Ну, молчи, молчи. Как ты думаешь, что изображено на рисунках?

Я пожал плечами.

– Дракон, – сказал старый. – На всех рисунках изображен дракон. Даже больше скажу. Это ЕЕ дракон. Ее личный дракон, ты понимаешь?!

Старый повысил голос. Не так, чтобы уж слишком, но повысил. Чтобы обозначить намерения.

– Ты считаешь, что человек, который рассказывает про то, что у него был дракон, – вменяем?

– Вменяемых вообще мало.

Это было первое, что я сказал ему.

– Она и вам, значит, то же самое рассказывала... – грустно улыбнулся старый. – Что у нее есть дракон, что у нее было свое маленькое королевство...

Старый понимающе кивал.