Pinhead - Визит из невыразимого
— Ххсссс! — издал он ровное шипение и медленно двинулся прямо по направлению к Древнему.
Распахнувшаяся перед Гарри чёрная пелена несколько мгновений находилась буквально в двух-трёх футах, и от такого близкого соседства вся кровь отлила у него от лица. Это… нечто… было совершенно несовместимо с жизнью. Любой живой процесс тотчас останавливался, стоило только чёрной фигуре коснуться его. Сейчас, когда она двигалась, паря, казалось, в дюйме от поверхности, за ней оставался широкий след из умершей, рассыпавшейся в прах травы, и даже почва под ней приобретала пепельно-серый цвет, когда в ней моментально погибали заполнявшие её живые организмы.
— Убирааайссссся! — вновь послышался голос, составленный из шума кружащегося вихря. — Тебее зсссдеесссь не мееесссстооо!
Рука Жнеца протянулась в сторону Древнего, длинным пальцем буквально утыкаясь в него, и немедленно окружающая реальность вокруг стала меняться. Казалось, что перспектива сразу позади круга камней стала сминаться куда-то назад, как будто выставленный палец вдавливал её, искажая вид таким образом, что он постепенно начинал сходиться углом куда-то за пределы видимости. Древний издал что-то похожее на отвратительный трубный вой на очень высокий ноте, и даже Гарри, полностью отличавшемуся по строению и развитию, стало понятно, что это напоминает крик отчаяния. Призрачные щупальца взметнулись в одном молниеносном, слаженном движении, впившись в чёрную фигуру со всех сторон. Казалось, ещё одно мгновение, и они дёрнутся и разорвут её на клочки. Но остриё косы над головой Повелителя Мёртвых опустилось вниз, и вслед за этим он сделал один моментальный поворот вокруг своей оси, на миг потеряв форму и превратившись в кружащийся вихрь. Остриё разом рассекло призрачную структуру щупалец, превратив их в развеявшийся дымок, а материальные когти тут же посыпались на землю.
— Уубиираайссссяя! — тянул Жнец, и его длинный палец, казалось, становился всё длиннее и длиннее, вдавливая окружающее Древнего пространство, сминая его в кучу, комкая с одной стороны и растягивая с другой, и оттого воздух вокруг круга камней был весь наполнен искаженным, изломанным сиянием, которое то разбрасывало вокруг лучи света самых немыслимых оттенков, то вспыхивало и гасло кривыми линиями, а горизонт со стеной леса позади всё больше и больше выгибался дугой вовнутрь себя, грозя сомкнуться сверху и перейти в настоящий круг. От этого невозможно было оторвать глаз. Одновременно одолевало восхищение от грандиозности происходящего и ужас от опасения, что их самих затянет в эту пространственную круговерть и перемелет в ней, как в мясорубке или же выкинет куда-нибудь в иные времена, где они непременно и сгинут. Пока, наконец, перспектива позади окончательно не вытянулась в казавшийся бесконечным тоннель, и в этом самом тоннеле и исчез посланник невыразимо древних времён, так стремившийся прорваться в современность и воцариться здесь, истребив его нынешних обитателей. Исчез навсегда, Гарри понял это тут же, как только увидел, что вслед за исчезновением, когда искаженная перспектива вновь вернулась к привычному своему виду, вытянутый палец размашисто начертал большой странный знак, повисший в воздухе чёрными линиями клубящегося дыма, постепенно растворяясь под дуновением свежего вечернего ветра.
«Неужели всё закончилось?»
Сразу же за этой мыслью, высказанной с долей облегчения, буквально через мгновение после неё, возник недоумённый с оттенком ужаса вопрос, что ведь Гермиона не сообщила ему, как теперь отправить обратно того, кого они вызвали; на листке не было больше ни слова. Потому что спастись от Древнего — было только полдела. И, слава богу, что хотя бы эти полдела у них получились, но что теперь?! К нему снова, как тогда, когда только призванный им предстал перед ними в своём привычном образе, вернулось жуткое чувство, что они дали волю чему-то настолько ужасному и могущественному, что даже древняя раса жестоких полурастений казалась сейчас более человечной.
Он хотел, было, обернуться к Гермионе и попытаться задать ей недоумённый вопрос, когда увидел, что чёрная фигура развернулась и направляется прямо к нему.
«Ты, приятель, несколько припозднился со своими вопросами», — мелькнула досадливая мысль, и он показался сейчас себе настоящим идиотом, который попросту не догадался заранее обо всём расспросить.
И теперь только оставалось стоять и тупо глазеть, как нависает над ним огромный силуэт с косой на плече, силуэт воплотившегося воочию символа гибели всего живого, тот, для кого он — Гарри — всего лишь крошечная букашка под ногами… нет, даже не букашка — бактерия, вирус, полное ничто! Казалось, что в том месте, где посреди воображаемого капюшона должно было находиться воображаемое лицо, темнота сгущалась еще сильнее, и эта темнота глядела на него с особым ожиданием, хотя, скорее всего, это было просто той же самой игрой воображения, что и весь остальной облик.
«Он выше меня на две головы», — пробубнил в голове голос без всякого выражения. Сейчас Гарри погрузился в абсолютный ступор, он стоял, как какая-нибудь корова стоит и тупо пережевывает траву под взглядом хозяина, в этот момент решающего, не пришла ли пора для того, чтобы пустить её под нож.
Наверное, он был бы способен стоять так довольно долго, если бы не Гермиона, которая толкнула его в спину с громким шепотом.
— Гарри, не стой истуканом, от тебя ждут какой-то жертвы, — произнесла она скороговоркой, — ты должен что-то пожертвовать в ответ на предоставленную помощь.
— Что? — спросил он, всё никак полностью не выйдя из своего ступора.
— Отдай ему Дары!
— А! Конечно, — сообразил он. — Вот!
Он стащил с плеч плащ, бросил его поперёк своих рук и протянул чёрной фигуре вместе с палочкой и камнем.
В то же мгновение все три предмета как будто сдуло незримой силой, они отлетели и раскатились по траве в разные стороны.
— Безсссделууушшшшки! — прошумел голос вихря.
— Тогда что же ему надо?.. — спросил он, растерянно разводя руки в стороны. И в тот же миг понял, что именно.
— Ссссааамоое цсссееннооое!
Это была игра с высшей ставкой. В ней не получится обойтись малой кровью. Нужно расставаться со всем, что есть — уйти навсегда, уйти вместе с этой чёрной фигурой, внушавшей одновременно великий ужас и ледяное спокойствие. Осознание необходимости собственной смерти пришло неожиданно и как-то совершенно ясно, так, что он сам сейчас был поражен, почему он не догадался сразу, что этим всё должно кончиться. Это был единственный возможный вариант подобной истории — если ты зовёшь Смерть на помощь, то ничего иного, кроме собственной жизни ты и не можешь предложить в оплату. Ничего иного она от тебя и не примет. Ясность этого осознания была какой-то бодрящей и даже умиротворяющей; сейчас, когда между ним и собственной смертью не было никаких посредников, она казалась даже чем-то правильным. В самом деле, он совершил то, что должен был, выполнил свою главную задачу, будучи единственным оставшимся хранителем Даров, никто иной кроме него не смог бы сделать того, что он сделал. А потому — никакого другого выбора у него и не оставалось. Жаль было только одного — жаль, что Гермиона станет свидетелем его ухода. Сейчас это единственное, что связывало его с этим миром, и, конечно же, она тоже немедленно это почувствовала. Возможно, ещё даже до того, как он успел произнести первые свои слова после осознания необходимости пожертвовать собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});