Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita"

Но только ли они знали правду о ведьме? Фрейя резко развернулась и посмотрела на Мастера. Со всей эмоциональной скудностью и скупостью его шок выглядел так жалко, словно существовал только для того, чтобы хоть немного соответствовать настроению остальных. Это бесило Фрейю. Сейчас ей было особенно сложно ему поверить. Тот, кто относился ко всем с таким безразличием, вполне мог скрывать правду просто потому, что считал — это ничего не изменит. Какая разница, как много знают те, кто всё равно умрёт?

— Ты! — воскликнула она, подходя к Мастеру. От неожиданного оклика он даже сделал шаг назад, а хранители вздрогнули. — Если б не Глен, я бы тебя пнула. Признавайся! Ты ж помнишь, что было в прошлом. Знал, что эта змея пристроилась на месте второй жертвы. Знал и молчал!

— Не знал, — заторможено ответил он.

Может, хранители и подчинялись Мастеру, но в суровом, тяжёлом взгляде Фрейи не было ни капли магии, от него не спасали никакие навязанные узы. От него становилось неуютно даже Мастеру, отвыкшему от любых чувств.

— Я не узнавал об этом в этой форме. Если знал в другой — не помню этого. Я… — он нахмурился, прижимая к груди Гленду. — Не стал бы находиться рядом с ведьмой, зная, что это она.

— А ты прям много находился! — Фрейя ударила по дверному косяку, сожалея, что Мастер трусливо прикрывался ни в чём не виноватым ребёнком.

Элеонора вздрогнула от испуга и сжалась. Мейлир встрепенулся, словно выходя из сна. Он посмотрел на Фрейю, на остальных девушек, подозвал жестом Элеонору и увёл её и Мейнир из комнаты. Им не стоило продолжать наблюдать за этими разборками, надо было позаботиться об их состоянии. К сожалению, как бы этого ни хотелось, Гленду Мейлир забрать не мог.

— Ты всегда держался в стороне! От нас. От неё. Так какого хрена я должна поверить, что ты не знал? Всё равно б ничего ей не сделал. Просто заперся у себя и ждал, пока она от нас избавится. Вы одинаково ужасны. И цель у вас одна — чтоб мы сдохли! Посрались там в прошлом, а страдаем от этого только мы. И знаешь что? Ведьма хоть что-то делает! А что ты? Пытался исправить ошибки? Пытался помочь тем, кто из-за тебя перерождается уродом, изгоем у людей и магов?

— Замолчи, — процедил сквозь зубы Мастер. Фрейя скрипнула зубами и в напряжении сжала кулаки, сопротивляясь влиянию. — Ты-то точно не знаешь, что и как было. Сколько пустых усилий, тщетных попыток. Сколько раз я терял тех, к кому привязался. Ничто не имело смысла. Какая разница, делал я что-то или нет, если результат один — вы мертвы, ведьма пропала. Да, сейчас мне всё равно. Я не собираюсь ничего делать. Чем скорее всё закончится, тем лучше. Но… — Мастер замялся и потупил взгляд. — Если даже мне всё равно сейчас, мне… Мне тоже тяжело принять, что я заблуждался столько лет. Общался с врагом. Рассказывал о попытках вам помочь, потому что верил, думал, что должен спасти и её тоже. Это противостояние всегда было слишком неравным. Она слишком много знала о нас, мы о ней — почти ничего. Нужны ли ещё доказательства того, что все усилия тщетны?

Смотря на Мастера, Фрейя чувствовала, как внутри нарастало отвращение. Этот человек… Эта пародия на человека просто на ходу искала оправдания своему нежеланию стараться что-то изменить после нескольких неудач. Даже ненавидя ведьму, Фрейя признавала — та заслуживала больше уважения, чем Мастер. Если тринадцатое поколение собралось в замке, значит, в течение прошлых двенадцати она тоже потерпела неудачу, какой бы ни была её цель. Ведьма тоже могла сдаться, ведь на ней не висело проклятье. Но нет. Из поколения в поколение она продолжала пробуждать Мастера и убивать хранителей. Такой силе воли и целеустремлённости даже позавидовать можно. А этот?.. Фрейя усмехнулась. Чего она ждала от того, чья сила воли хранилась у неё?

— Бездушная сволочь. Считаешь себя самым несчастным и этим оправдываешь бездействие. Тот, кого ты стёр своим пробуждением, действительно старался! У нас даже появился шанс, но в тот момент время уже было против нас. Если бы ты приложил больше усилий, додумался до этого способа, мы уже были бы свободны от проклятья. Теперь-то, конечно, поздно. Мы тринадцатые, но мы провалились. Мои поздравления!

Фрейя быстро покинула комнату, а Мастер проводил её взглядом, сохраняя молчание. В чем-то она была права: души у него не было. Потерял свою личность вместе с осколками и, кажется, с каждым перерождением перенимал от них всё меньше черт. Да, может, именно это позволило ему быстрее сдаться, принять поражение. Мастер посмотрел на Гленду. Она снова потеряла сознание, надо было отнести её в кровать.

Странный ребёнок. Мастер не мог понять, она была такой сама по себе или настолько сильна была надежда в его собственной душе? Почему она верила в него? Почему верила в спасение, если для неё самой оно невозможно ни в каком виде? Мастер понимал только одно: сейчас он был способен дорожить только Глендой. Только её осколок хоть как-то связывал его с собственной душой.

***

Вернувшись в опустевшую столовую, Фрейя тяжело опустилась на стул, сложила на столе руки и положила на них голову. Она снова потеряла тех, кем дорожила. Снова не оказалась рядом в нужное время. Так уже было в прошлом, которое она знала только в виде отрывков.

«Но, Нора, я не позволю умереть тебе, пока я жива. Чего бы это мне ни стоило. Я буду защищать тебя до конца».

Фрейя думала, как быть дальше. Надо убедить Элеонору продолжать ходить в город, потому что вне замка ведьма ничего ей не сделает. Очень жаль, что нельзя покидать его больше, чем на сутки, но нужно пользоваться даже временным побегом от опасности. Ещё нельзя допускать, чтобы Элеонора одна ходила по замку. Сейчас с ней был Мейлир, но он недостаточно силён, да и должен следить за Мейнир. Значит, быть рядом должна она. Ещё надо перебраться в одну комнату, потому что ведьма может прийти ночью, как это случилось с близняшками. И надо дать Норе хотя бы нож. Она не должна оставаться совершенно беззащитной.

Бездействие начинало угнетать. Побыть наедине с собой хорошо, но побыть слабой и рефлексирующей она успеет на том свете. Фрейя поднялась, стул в тишине скрипнул нестерпимо громко. Надо найти место, где умерла троица. Даже если они умолчали правду о ведьме, неправильно делать вид, будто с ними ничего не случилось. Будто они не были такими же обречёнными изгоями.

Судя по тому, как скоро раздался бой часов, на другой конец замка они уйти не успели, по крайней мере близнецы. Неизвестно, где всё утро находился Эгиль, но эти трое всю жизнь были рядом. И смерть, скорее всего, встретили также.

Фрейя начала поиски от столовой, внимательно осматривая стены на предмет новых портретов. Всегда казались странными эти чары, из-за которых в замке не оставалось тел. Кто и для чего их придумал? Ведьма, наверное. Если ей не нужны были тела, то и маяться с ними смысла не было. Но из-за этого потеря ощущалась ещё более окончательной. В земле люди исчезали со временем, в огне от них оставался прах. Тут все обращались в ничто, потому что никак не получалось воспринимать портрет как часть умершего.

Она остановилась. Вот они. Трое. Как всегда рядом. Фрейя положила руку на сердце и, закрыв глаза, поклонилась в память об умерших. Особенно жалко было детей. Можно ли называть детьми в шестнадцать? А какая разница? Они нормальной жизни почти не видели, а с тринадцати лет и вовсе находились в замке. В месте, которое можно считать обособленным от всего мира. Была ли здесь хоть пылинка от справедливости?

— Справедливость — это то, что придумали счастливые, — пробормотала Фрейя, всматриваясь в грустные лица.

«Наверное, вам было очень страшно знать правду. Мы не можем не бояться ведьму, а вы знали, что она рядом. Но почему вы не рассказали? Вам же не было от этого пользы, вы не могли быть с ней заодно».

Фрейя вздохнула и перевела взгляд на портрет Эгиля. В отличие от близнецов он улыбался, в коем-то веке в улыбке не было насмешки. Фрейя понимала, что никогда бы не стала с ним чем-то большим, чем приятелями, потому что не могла воспринимать как друга человека, который настолько сам себе на уме. По Эгилю было заметно, что у него есть какая-то тайна, но всегда казалось, что она как-то связана с прошлым, а о нём тут расспрашивать не принято. И всё же он, держась в стороне, был со всеми.