Кэтрин Куртц - Год короля Джавана

Миклос огорченно развел руками.

— Прошу простить меня, сир, я и не намеревался умалить достоинство вашего Целителя. Я лишь выражал надежду, что если у вас не будет на это возражений, то я мог бы попросить графа Хрорика передать мое почтение госпоже его супруге, а также просьбу, чтобы она отправила послание своим торентским родичам, дабы мы имели возможность убедиться, что она жива, здорова и счастлива.

Джаван вздохнул. И если доселе ему казалось, что вся эта история благополучно завершилась после сражения Хрорика с Мердоком вчера на ристалище, или хотя бы сегодня на собрании двора, он, очевидно, заблуждался. И вновь ему оставалось лишь гадать — почему Торент вдруг вздумал проявлять такой интерес к леди Судри, о которой там напрочь позабыли на добрых пятнадцать лет.

— Я ценю вашу озабоченность, милорд, и, разумеется, передам ваши слова лорду Хрорику, который сможет известить обо всем свою супругу. Однако лишь им вдвоем решать, следует ли ей отвечать на это. Хотя думаю, не ошибусь, если скажу, что Хрорик позволит своей супруге получать письма от своих родичей.

— Положение и впрямь весьма деликатное, не так ли, милорд, — с сочувственным вздохом ответил Миклос.

Джаван позволил себе осторожно кивнуть.

— Как вы и сами заметили ранее, милорд, повинны в этом отнюдь не мы… не я и не король Арион. Стало быть, и развязать тот узел могут лишь те, кто завязал его. Если леди Судри пожелает списаться со своей торентской родней, у меня нет возражений. Однако я не намерен и принуждать ее к этому, если на то не будет ее воли. Надеюсь, это удовлетворит вас, сударь?

Миклос ответил поклоном, предназначенным скорее для того, чтобы скрыть его хищную усмешку.

— Благодарю вас, милорд, это вполне приемлемо, — произнес он вполголоса. — Я сообщу обо всем моему брату, и мы собственноручно отошлем ей послание. Но теперь, поскольку, несомненно, вас ожидает множество дел после коронации, я с почтением прошу ваше величество извинить меня и откланяюсь. Мои люди уже закончили все необходимые приготовления, и корабль ожидает нас в Дессе.

— В Дессе? — машинально повторил Джаван.

Миклос вновь с улыбкой поклонился.

— Мы прибыли морем, ваше величество, — произнес он негромко. — В это время года такой путь наиболее удобен. Также по пути домой мы хотели бы посетить Фианну и некоторые Фарсинские княжества.

Однако ни он, ни Джаван не сказали вслух, что путь морем из Дессы даст им возможность проплыть и вдоль Картанского побережья, где юный граф, имеющий все поводы затаить зло на нового короля, через несколько дней предаст земле тело своего отца. И если корабль торентского принца бросит якорь в Найфорде, прежде чем двинуться вокруг Картмурского побережья, то что может быть естественней для него, чем отправиться с визитом к местной знати… И, возможно, подхлестнуть тлеющую ненависть, из которой Торент мог бы извлечь так много выгоды.

И все же Джаван никоим образом не мог остановить его. Даже не будь Миклос Торентский Дерини, он был братом короля, и все правила гостеприимства были на стороне королевского посланца суверенной державы, с которой Джаван не находился в состоянии войны. И потому самым любезным тоном он простился с Миклосом, передал самые лучшие пожелания его брату-королю, и глубоко задумавшись о том, что еще может принести этот день, направился обратно в замок, покинув принца во внутреннем дворе.

Подумав немного, он другой дорогой отправил в Найфорд Робера с Гэвином, дабы те наблюдали и могли доложить, какие корабли в ближайшее время будут заходить в этот порт, по крайней мере так он хотя бы будет знать наверняка, побывал ли там Миклос.

К концу недели Робер вернулся с донесением, что торентцы, судя по всему, сели на корабль в Дессе и отчалили, не останавливаясь в Найфорде. Тело лорда Мердока Картанского должным образом предали земле, и семья его выдерживала глубокий траур. Ран, судя по всему, оставался пока с ними, равно как и Ситрик.

Большинство гостей, прибывших на коронацию Джавана, также покинули двор. На следующий день после возвращения Робера Хрорик также почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы вернуться домой вместе с герцогом Грэхемом и графом Сигером. Их отъезд вызвал вздох облегчения не у одного только Джавана. Кроме того, в тот самый день, когда он отправил Робера в Найфорд, Джаван позаботился о мерах безопасности и для Ориэля, прекрасно зная, сколько беспощаден может быть Хьюберт, он отнюдь не доверял кажущемуся мягкосердечию епископа после того, как он позволил ему без сопротивления завладеть «своим» Дерини.

Чтобы не давать своим противникам соблазна предпринять какие-то резкие действия, Джаван переселил Целителя в покои, примыкавшие к комнатам верного сэра Сорля. Тот не испытывал страха перед Ориэлем и вполне мог отвечать за его безопасность. Кроме того, Джаван велел Ориэлю держаться как можно неприметнее, чтобы врагам короля не пришло в голову попросту устранить его и тем самым решить возникшую проблему, когда король остался единственным человеком в замке, у кого на службе находился Дерини… по крайней мере, пока не вернулся Ран с Ситриком.

На этой неделе состоялся и еще один переезд: Этьен де Курси занял заново отделанную комнату рядом с библиотекой… внешне для того чтобы наблюдать за растущей коллекцией книг и манускриптов, но на самом деле дабы стать хранителем нового Портала Джавана. В первые дни после коронации у короля не было возможности самому воспользоваться им, но Этьен по его просьбе посетил убежище михайлинцев, поведав Джорему о последних событиях при дворе. Таким образом, Этьен превратился в постоянного связного между Джаваном и его союзниками Дерини.

После отъезда из столицы большинства сановников с королем остались лишь основные его советники. С одними из них ему было работать проще, с другими потруднее, но все же ему наконец выдалась возможность поразмыслить над новыми изменениями в законах, которые он надеялся представить двору, когда тот вновь соберется к Рождеству. Манфред наметил свой отъезд на конец месяца, ибо по обычаю осенью навещал свои земли в Кулди, и таким образом, из бывших регентов в Ремуте оставались лишь Таммарон с Хьюбертом… по крайней мере до возвращения Рана. Эта временная передышка внушила Джавану ложное чувство безопасности, и потому он оказался совершенно не готов, когда поворот событий вновь напомнил ему о старой, но подзабытой опасности.

…День выдался долгим и теплым, хотя жара уже начала спадать. Сумерки и вовсе принесли с собой прохладу, так что у людей родилась слабая надежда, что лето рано или поздно закончится, хотя до осеннего равноденствия оставался еще целый месяц. Уже было довольно поздно, когда Джаван наконец решил лечь в постель, но сон все никак не шел к нему, даже несмотря на ночную прохладу.