Вера Огнева - Кольца Джудекки

Где еще такого преданного раздобудешь!?

Илья начал говорить доверительно, спокойно, мягко до смертельных обертонов:

- Поподробней, пожалуйста. Я - не о развлечениях владыки. Что вы еще тут делали?

Мне интересно. Если чего не пойму, вы уж объясните, не сочтите за труд. Например, всех ли женщин подвергали… обработке?

- Конечно. Строжайший приказ. Поголовная кастрация. Всем удалялись яичники.

Владыка не без основания опасался, при вольных местных нравах, стихийного прироста населения. Женщин кастрировали. Это - гуманно.

- Всех?

- Конечно. Есть еще один аспект. Преступление или неповиновение должно караться не только котлом. Это я предложил! Зачем истреблять ценный биологический материал? Можно, пускать его в дело. Если правильно поставить работу, - а я ее поставлю, - уже скоро я получу очень хорошие результаты. Надеюсь, Вы и Новый Владыка по достоинству оцените результаты.

- А как же!

Оборачиваться было трудно. Позвоночник налился тяжестью. Илья знал, кто стоит за спинной. Почувствовал: сейчас докторок падет ниц и поползет под благословение господина. Вполне возможно, и ему, Илье, в ножки, аккуратно стриженой головой, ткнется пару раз.

- На стол! - глухо сказал Сергей.

- Кого? Его? - недопонял товарищ всей серьезности момента. - Здесь нет свободного…

- Сам ложись! Простынку скинь и ложись прямо на НЕЕ.

Слова нового владыки скручивали не хуже веревок.

Такой чистенький, такой талантливый, такой исполнительный! 3а что?!

- Зачем?

А сам уже лезет, ножку в отглаженной штанине закинул, но еще старается не вляпаться, в подкисшие ткани.

- Ложись!

Его придавило, вдавило в обезглавленный труп.

- Илья, найди веревку.

Только тут Донкович обернулся и увидел, что физиономия у нового владыки багровая, а глаза белые, страшные. Еще слово - изо рта вылетит столб огня.

- Привязывай.

Илья не понял, откуда в руках взялась веревка, но пустил ее в дело, не задумываясь.

- Через рот не пропускай - перегрызет. Он мне тут нужен. На этом самом месте.

Сколько проживет, столько и ладно.

Дверь Сергей приказал заколотить.

На Илью Владыка даже не глянул. Боялся убить старого друга за компанию с его коллегой? А Илья вдруг осознал, что уже никогда не быть ему врачом. Не сможет.

Не получится у него. Сам он, конечно, ни в чем не виноват…

Не виноват!!! 3а другого виноват!

Сдохнуть бы сейчас, - пронеслось в голове. Так вдруг поманил покой: не слышать, не чуять, не видеть. Не гнать коней в гору, надрывая жилы. А на горе - разлагающийся труп в обнимку со своим палачом…

Сознание возвращалось. Медленно выплывали из тумана детали. Мозжило и покалывало.

Потом на лоб легла прохладная сухая рука, и стало легче. Совсем легко. В тело вливались уверенность и покой, коего только вот жаждал и призывал. Звал смерть, а вливали жизнь.

Илья лежал на широкой лавке. Рядом на краешке сидел Руслан, очень бледный, но улыбается.

А дальше на табуретке - сам местный Владыка. Согнутый. Собственной волей, что ли придавило? - злоехидно подумал Илья. Сергей как услышал - сурово глянул из-под прямых бровей:

- Вставай!

- Зачем? Вставать, потом падать на пузо, ползти, ножку лобызать… - сказал и устыдился. Может, зря? Может, друг совсем для иного призывает? А я его - под дых.

Видел, как они к тебе на пузе-то, как прикладывались с благоговением… Значит, надо тут всех распустить? Идите, вольные парни, живите, как хотите; творите, что кому черт на душу положит. И пошли бы. Да хоть с давешним доктором во главе - ко всеобщему порядку и расчленению. Нет. Пожалуй, за тем бы даже здешние не пошли; пожалуй, им бы даже тутошние гурманы побрезговали.

И как я, интересно, выгляжу в роли судии? Сергею в глаза смотреть стыдно и страшно. Но придется.

Углов не набычился, не налился густой яростью. Наоборот - обмяк. И что самое поразительное, закручинился. Печально оглядел Руслана, потом самого Илью.

Смотрел, будто ждал от них приговора. Или действительно ждал?

- Мне надо уходить, - разорвал ожидательную, нервно замершую, тишину Руслан.

- Куда? - спросил Илья. Сергей даже не пошевелился. Знал, надо полагать, куда. - Т Ты уходишь и город?

- Нет - к себе домой.

- Черепаха приплыла, - пояснил Сергей.

Ах, вот оно что! Прибыла, оказывается, самоходная, живая баржа, и тем все решилось. Уже решилось! Иначе не сидел бы Владыка так обреченно. Г-н Углов успел все обдумать и взвесить, решение принял и теперь Илью разбудил, что бы спросить: с нами идешь или остаешься?

Да что тут думать! Илья осекся, в который раз уловив себя на том, что приписывает другим свои мысли и порывы. Ему стало страшно.

Он никогда не понимал Углова. То есть понимал, разумеется, но не до конца. Там, где Илья давно бы скапустился, сдох, Сергей выходил, если не победителем, то, во всяком случае, живым. А там, где путь казался Илье ровной дорожкой, Углов вдруг принимался петлять и кружить, непонятно, что выясняя, непонятные выводы делая; и, исходя из них, совершая глупые нелогичные поступки. Но - гадство! - опять оказывался по большому счету прав.

Ой, тяжел чужой потенциал! Не вынести его чахлому бывшему интеллигенту, тем более, что жив до сих пор только благодаря вон тому горрилоподобному, корявому мужику.

Илья уже некоторое время сидел, обхватив голову руками, будто собирался скрутить ее как пробку. За плотно закрытыми, прижатыми веками, вспыхивали радужные овалы и сплывали вниз. Мысли тоже схлынули. Голове стало легко.

- Ты уходишь со мной, или остаешься тут? - спросил его Руслан.

- С тобой?

- Да. Черепаха ждет. Мы доберемся на ней до Сава. Оттуда ты можешь попасть в свой мир. Если захочешь, конечно.

- А если нет? - машинально спросил Илья. Спросил, не ожидая ответа, но Руслан отозвался:

- На Саве люди не живут. Им там трудно. Но ты можешь остаться в этом мире. Здесь есть другие населенные острова.

- Погоди… Почему ты спрашиваешь только меня?

Сергея Руслик не спрашивал, даже в его сторону не смотрел.

- Я остаюсь, - глухо обронил Углов.

Вот значит, откуда рожа печальная взялась. Оплакивает г-н Углов, навсегда потерянный, родной мир, но покидать благоприобретенный трон не собирается!

- Остаешься?!! - Илья заорал, позорно распуская нервы. Хотелось не просто кричать - бить кулаками в красную, перекошенную рубцом, рожу. - Царствовать будешь?! Народ рисом кормить, женщин кастрировать, чтобы не плодили неудобных подданных? Только не забывай отправлять самых отчаянных в отряды, иначе останешься без тамошних подношений. Да не лютуй тут особенно, а то не кем станет править. В нелюдя собираешься превратиться, или уже?