Вера Огнева - Кольца Джудекки

Он шел.

Раскаты нарастали, чтобы превратиться в нескончаемый, пульсирующий звуковой ужас.

Но ему не было страшно.

Он крушил.

Там за стенами ждали свобода и дом. Он шел и сокрушал, зная, что каждый шаг-удар подводит ближе к заветным воротам.

Солнце на мгновение ослепило. Человек остановился. За его спиной лежала груда разбитых, вывернутых из стены камней. Рядом встали двое, как и он, перемазанные пылью и плесенью. У того, кто слева к старому корявому рубцу во всю щеку добавилась кровавая ссадина. У того, кто справа - белое отрешенное лицо нечеловеческой красоты.

До тронного зала осталась маленькая крытая галерейка. С нее открывался вид на набережную. В волны плавно уходила, мощенная огромными плитами площадка, сплошь заваленная мусором. Видно, что туда давно не ступала нога человека.

А над всем этим - слоистая облачная даль.

Толстяк в длинной тоге вывернулся на галерейку внезапно. И безнадежно близко.

Нет чтобы раствориться, размазаться по стене, ужиком юркнуть в щель и сидеть.

Сидеть! Не дышать, не шевелиться, да молить неведомо кого: пронеси! Но, как известно, высокая должность и длительное существование под боком у власти, лишает необходимых сноровки и быстроты: безнаказанность бесконечна, как бесконечен вечный порядок вещей!

Ключник заступил дорогу и даже гавкнул. Вернее начал с высокой ноты и…

Разваленная стена…

Илья двинулся на человека в тоге. Руки, сцепленные в замок, взлетели над головой.

Солнце, выглянув из слоистой толщи, ударило по глазам и высекло слезу. Капля размыла контуры и очертания. На краткий миг, придя в себя, Илья вдруг осознал… перед ним же человек.

И что?!

Они, меня… …человек…

А ключник, задохнувшийся от возмущения, уже тянул из-за пояса тесак. Илья видел, как лезвие ползет из ножен. Осталось сокрушить, раздробить на кусочки и железо и его носителя.

Убью - переверну свой мир.

Почему?

Нельзя убивать.

Руки уже нависли… не до конца растраченная сила толкала изнутри.

Нельзя!!!

- Посторонись, - прохрипел Сергей. Илья, готовый уже к неминуемому, последнему в жизни страшному и непоправимому шагу, глянул в его сторону. Углов оттеснял, а, оттеснив, занял его место:

- Теперь - моя работа. Ты с ней не справишься!

Тело незадачливого ключника осталось далеко позади, в самом начале галерейки. Не разглядеть в груде других тел.

Сергей прокладывал им дорогу. Шел неумолимо как ледокол, только брызги по стенам летели.

В зал они вошли друг за другом. Последним держался Руслан. Его шатало. Илья все время на него оглядывался, опасаясь, что мальчик упадет, и его засосет в кучу мертвечины.

Дошли.

В зале, против ожидания, было почти пусто: горстка людей у высокого кресла, да пара в углу: штатный палач и человек, подвешенный на дыбе. Голый по пояс, но в колпаке по средневековой моде, палач шурудил железками в ведре. Подвешенный с трудом поднял голову. Сквозь, залепившие лицо, длинные мокрые волосы смотрели глаза, в которых плавала боль и покорное отупение. На дыбе корчился их старый знакомец Горимысл.

Зрители не сразу оторвались от развлечения. А вот палач замер, недоразогнувшись.

Так и стоял с клещами в руках в полупоклоне. Потом обернулся один из приближенных и то же замер. Только, когда и второй перестал интересоваться пыткой, Колька глянул в сторону двери.

Илья в подвале, чего только ни сочинял. Предполагалось последнее слово.

Усовестить? Обличить? 3аклеймить?

Бездарная интеллигентская мечта. Разве такого усовестишь?!

Владыка развернулся в кресле и вытянулся как струна. Даже воздух вокруг, будто, загустел. Ближних, между тем, отнесло. Только женщина, бывшая подруга Гаслана, осталась рядом на стульчике поменьше.

Перед Ильей были весы. Люди, окружающие трон сейчас представляли собой гирьки.

Двинутся к Кольке - его чашка перевесит, отшатнутся - победит Шрам.

Первым упал на колени советник, за ним палач, за ними поползли в сторону Углова остальные. Некая сила ломала их и гнула. Только родственник продолжал охранять свое место. Женщина сдалась последней. Но уже когда сдалась - ползла на животе, извиваясь и пристанывая.

Сергей на них не смотрел. Так же как по коридору с живым заслоном, медленно, жестоко и неумолимо, он приближался к трону. Два шага осталось, когда Владыка потянул за подлокотник кресла. Из него послушно выдвинулось узкое, плоское лезвие, отливающее зеленым.

Как только оружие оказалось в руке у Кольки, те, кто успел отползти, замерли, будто марионетки, оставленные кукловодом.

Илья озирался. Хоть что-нибудь в руки! Шевельнись, эта падаль - он наплюет на смертный грех. Схватку, в которой решалась отнюдь не только их личная судьба, нечто гораздо большее, нельзя было проиграть. Он, не думая, не взвешивая, пустит оружие в ход. На глаза попался Руслан. Мальчик мягко опустился сначала на корточки, потом завалился вбок.

У трона шла схватка: Сергей стоял. Со стороны - загородился упругой стеной. Толи она сама образовалась, толи он ее воздвиг, защищаясь от смертоносного яда?

А потом явилось чудо.

Простое как в детской сказке. Не было смертельной борьбы. Или была, но не видимая глазу? Не было ни крика, ни хрипа, ни торжествующего рева. В полной тишине, в гробовой тишине - люди не дышали, не моргали, подавно не шевелились - кончик, измазанного зеленью ножа сам собой вдруг завернулся. Невидимая рука смяла стальную полоску, и та чиркнула по голому колену бывшего, - уже бывшего! - владыки. Маленький желвачок на глазах начал разрастаться, втягиваясь сам в себя, как в воронку.

Только тогда Колька закричал. Илье было нестерпимо слышать этот крик. Кричал не мерзкий слизень, готовый их растерзать, случись оказия, готовый растерзать любого. Кричал просто человек. И если бы крик не оборвался - всосалась голова - Илья бы сошел с ума или кинулся… Спасти? Помочь? Нет! Самому умереть прикоснувшись. Но не видеть, не слышать, не осознавать…

Следом закричала женщина. Это Колька успел бросить кинжал. Метил, разумеется, в Сергея. Не задело. Как потом говорили, обогнуло и впилось, в распластанную по полу женщину. Или он в Руслана метил?

Два скользких комка пульсировали: один на полу, один на сидении трона.

И уже как завершение, как акт восшествия на престол или как первая часть инаугурации - Сергей, взявши факел, припалил его из палаческой жаровни и поочередно поднес к обоим комкам.

Ноги двигались с трудом. Но Илья старался уйти как можно дальше от тронной залы.

Происшедшее, легло невыносимой тяжестью. На все! Не осталось чувства победы.

Победы не было, было: поражение внутреннего мира перед миром внешним, который в очередной раз подмял под себя нежную, блин, романтическую натуру.