Игорь Вагант - Монастырь

Беорн весело рассмеялся. И тут же отвернулся, глянув в сторону Эдвина и Вульфара, застывших у дверей.

– Сир Ронан! – крикнул король. – Прошу вас, приветьте этих храбрых молодых людей!

Беорн выпрямился.

– Эдвин и Вульфар… я правильно запомнил? Определите им место в страже. Столь достойные солдаты будут верно служить своему господину, я уверен. Завтра я хочу увидеть их снова и наградить… по-королевски.

Ронан Альбрад едва заметно поклонился и махнул рукой, указав на выход. Эдвин нерешительно глянул на Гвендилену.

– Мне ничего не угрожает, друзья, – сказала она.

Беорн улыбнулся. Подождав, пока дверь закроется, он развернулся и направился к креслу возле камина. Сел, положив ногу на ногу. Гвендилена осталась стоять.

Несмотря на поздний час, король был одет роскошно: в длинную тунику темно-фиолетового цвета и красный плащ с золотой оторочкой. На шее Беорна висела толстая, в два пальца, витая цепь с огромным медальоном, усыпанным сверкающими каменьями.

– Вы совершенно правы, милочка. Не угрожает ничего. Я буду беречь вас, как зеницу ока. А ваш отец… Нитгард Тэлфрин даже никогда не видел Сигеберта. И он согласился на брак не конкретно с моим покойным братом, а с королем Корнваллиса.

– Не видел, но многослышал, – спокойно возразила Гвендилена, – и рассказывал мне о нем. Так что я намерена вернуться обратно в Нордмонт, чтобы выслушать его волю относительно нового жениха.

– Да неужели? – Беорн нервно хохотнул. – Я не могу этого позволить. Дороги нынче опасны, милочка. Я сам уведомлю вашего отца о нашем брачном союзе.

– Не уведомите, пока я не получу его согласия.

– Я его уже получил. Я – милостью богов король Корнваллиса и ваш господин.

Гвендилена презрительно скривила губы.

– Насколько мне известно, король имеет право распоряжаться руками наследниц эорлинов только после смерти отцов, да и то, если почивший родитель не оставил указаний на этот счет. Это – закон корнов.

Стремительно сорвавшись с кресла, Беорн подскочил к Гвендилене. Она даже отшатнулась: ей показалось, что он сейчас ударит ее. Лицо короля покрылось пунцовыми пятнами, а челюсть слегка подрагивала. Беорн больно ухватил девушку за подбородок.

– Запомни, милочка, – он шипел, и его голос чуть не срывался на визг, – закон корнов – это я. И Нордмонт – всего лишь часть Корнваллиса, и любая девка в Нордмонте – всего лишь девка. И знаешь, что мне нужно от тебя?

Резким движением Беорн засунул ей другую руку между ног. Гвендилена взвизгнула от боли и неожиданности.

– Только это. Мне нужен наследник, от имени которого я вступлю во владение Нордмонтом. Если ты согласишься добровольно – хорошо. Так я получу еще поддержку Тэлфрина. Если нет – обойдемся без нее.

Он толкнул Гвендилену. Она еле удержалась на ногах и не упала, наверное, только потому, что всего в пяти-шести футах позади себя налетела на стену. Беорн стоял, тяжело дыша.

– Неделю. Я дам тебе неделю, чтобы поразмыслить над тем, что я сказал. Благодари богов: у меня сейчас очень много других дел. А потом – так или иначе, – ты станешь моей женой. По собственной воле или с кляпом во рту и связанными руками. Ты поняла меня?

Гвендилена прижималась к стене; губы пересохли, а в горле словно застрял комок. Король ухмыльнулся.

– Кивни, если понимаешь.

Она судорожно дернула головой.

– Хорошо. – Беорн хлопнул в ладоши. – Эй, кто там есть!

Двери распахнулись, и на пороге показались двое стражников.

* * *

Эдвин дернул головой, поморщившись: здесь, куда не встань, сверху обязательно капает холодная вода.

Ему дали поспать, накормили чечевичной похлебкой, угостили кружкой кислого пива, и, вручив старую зазубренную алебарду, чуть не втолкнули в подземелье донжона. Зачем, он так и не понял: на первый взгляд тюрьма пустовала, а выход из нее запирался крепкими дубовыми дверями, обитыми железом. Может, затем, чтобы оставить здесь его самого? Но тогда на кой ляд ему дали оружие?

– Сторожи, – бросил солдат, один из тех, что стояли на часах снаружи. – Тут пленник важный, как говорить решит, стукнешь в дверь, дашь знать. К вечеру ужин принесут. Ежели облегчиться захочешь, места полно. Без дела нас не тревожь.

Постояв немного, чтобы глаза привыкли к полумраку, Эдвин снял с крюка тускло мерцавший фонарь и отправился в обход. Камеры здесь заменяли глубокие и подчас тесные ниши в стенах, забранные решетками; некоторые были настолько маленькими, что в них невозможно было лежать, они годились, лишь чтобы сидеть, подтянув колени к подбородку. В одной из них Эдвин заметил человеческий скелет в обрывках тряпок.

Пленника он нашел не сразу: коридоры тюрьмы сильно ветвились, От центрального прохода вправо и влево уходили боковые, которые, в свою очередь, иногда раздваивались и растраивались.

В одной из последних камер он увидел человека. Тот сидел, привалившись к стене и бессильно уронив голову на грудь. Эдвин вгляделся, подняв фонарь повыше. На заключенном была надета длинная, почти до щиколоток темно-фиолетовая ряса. Точно такая же, как на том монахе, образ которого запечатлелся в его памяти возле костра в Талейне.

Вопрошающий. Только у этого не две косички, а целых пять, длинных, свешивающихся на грудь почти до пояса.

Человек пошевелился и поднял голову. Уже старик, с лицом, изборожденным морщинами.

– Пить, – пробормотал он.

Посомневавшись долю мгновения, Эдвин отстегнул от пояса флягу с остатками пива и протянул ее через решетку. Кряхтя, старик поднялся и, взяв флягу, сделал пару глотков, потом отдал обратно.

– Пейте еще, – пожав плечами, сказал Эдвин, – там много.

Монах слабо улыбнулся.

– В моем возрасте излишества вредны. – Он вновь уселся на пол и поднял глаза. – Ты очень добр, юноша. Кто ты? Раньше я тебя не видел.

– Я здесь недавно. А кто вы? Мне сказали, что вы что-то должны сказать кому-то наверху?

Старик усмехнулся.

– Ты и правда здесь недавно. В Лонливене трудно найти человека, который не знает меня в лицо. Мое имя – Хэвейд.

Эдвин вздрогнул. И сделал шаг назад.

– Великий магистр?

– Бывший. – Монах внимательно глянул в его сторону. – Тебя что-то напугало?

Эдвин резко мотнул головой.

– Нет. Я жалею, что потратил на вас свое пиво.

– Хм. Если я чем-то обидел тебя, то, как видишь, уже расплачиваюсь за содеянное.

– Недостаточно.

– Возможно. – Старик устало кивнул. – Оставь меня. Мне нечего сказать тем людям наверху.

Он закрыл глаза. Эдвин, раздраженно потоптавшись на месте, направился обратно.

* * *

Эдвин едва заметно вздрагивал, слыша звуки, которые доносились из дальнего конца подземелья. Кусок не шел в горло.