Терри Брукс - Ведьма Ильзе

Послушно, молча, с трудом заставив ноги передвигаться, Бек пошел следом за друидом.

Глава 28

Бек ждал рядом с обмотанным цепью ящиком, в котором находился меч Шаннары, а Странник убирал всех людей с бака и расставлял их у бортов на шкафуте и на юте. В пилотской кабине находились Редден Альт Мер и Руэ Меридиан. Спаннер Фрю стоял рядом с рубкой, готовый действовать, если потребуется его помощь. Ферл Хокен командовал матросами на юте, а эльфы–охотники под командованием Арда Патринеля, пристегнув страховочные пояса, заняли места вдоль бортов. Панакс, Квентин и Арен Элессдил собрались у правого борта рядом с бизань–мачтой и перешептывались. «Наверняка обо мне», — подумал Бек. Хотя, скорее всего — нет: их взгляды были направлены в сторону Корчи, они внимательно наблюдали за тем, как движутся ледяные столбы. Только Странник знал, что тут делает Бек. Только Странник понимал, как много от него зависит.

Рядом снова появился друид:

— Готов, Бек?

Не решаясь ничего сказать, Бек просто кивнул. Конечно, он не готов. Он никогда не будет готов к такому страшному испытанию, как это. И невозможно быть к нему готовым. Оставалось только надеяться, что друид был прав сказав, что Бек связан с этой волшебной силой и что он все–таки сумеет сделать все, как надо.

Но стоило Беку взглянуть на жуткую преграду впереди, на тонны льда и камня вокруг, как он тут же начинал сомневаться в том, что его действия могут вообще иметь какое–то значение.

Бек стал медленно дышать, успокаивая себя, и ждать. «Ярл Шаннара» медленно приближался к столбам, словно просил разрешения войти. Странник говорил с Редден Альт Мером, но Бек никак не мог сосредоточиться на их словах. Сердце его бешено колотилось, он слышал только звук собственного дыхания и треск льда.

— Давай, Бек, — тихо сказал друид.

Странник провел вокруг них рукой, воздух задрожал и помутнел. Все, что находилось по сторонам и позади друида и юноши, потеряло фокус и постепенно исчезло. Осталось только окно впереди, в котором был виден пролив, скалы и лед.

В этот момент, словно по команде, столбы пришли в движение.

— Спокойно, Бек, — тихо произнес Странник, положив руку на плечо юноше и глядя на смыкающиеся ледяные столбы.

Столбы закачались, стали ударяться, тереться друг о друга, и во все стороны полетели куски льда. Вода внизу забурлила, о скалы стали бить волны, поднялись брызги и смешались с туманом. Бек невольно отпрянул и съежился. Он почти физически почувствовал, как лед сдавливает их, как воздушный корабль превращается в щепки, а люди — в кровавое месиво. Он чувствовал это так, словно оно происходило на самом деле. Юноша похолодел, онемел от этого ощущения, оно было невыносимо. Он стоял на палубе «Ярла Шаннары», его обливали брызги, кругом грохотало, и Беку казалось, что из него вытягивают душу.

Впереди что–то загорелось, среди серого тумана показался какой–то огонь, вспыхнуло пламя. Бек с удивлением пригляделся к этому огню и обнаружил, что в руках он держит меч Шаннары и это меч пылает огнем.

— Черт, — проговорил Бек от изумления.

Он не заметил, когда Странник дал ему меч, не знал, сколько времени уже держит его. Словно прикованный к месту, он смотрел на то, как горит меч, как по его клинку, извиваясь, пробегают алые огненные полосы. Он увидел, что огонь начал опускаться по эфесу и обволакивать его руки.

И вот огонь хлынул по нему, пошел по телу теплой волной, и Бек во всех членах ощутил покалывание. Эта волна накрыла его, поглотила полностью, сделала частью себя. Огонь взял его в плен, и мысли, и ощущения, и чувства юноши начали меняться. Все вокруг начало исчезать, погружаться в темноту, в которой светился только меч. Воздушный корабль, люди, туман, лед и скалы — все исчезло. Бек оказался в одиночестве, погруженный внутрь себя, охваченный магической силой.

Помоги! — Бек услышал, что произносит это слово.

Тут же появились образы. Но увидел он не Корчу и ее бьющиеся друг о друга столбы, не тот мир, который окружал его сейчас, а мир, который он оставил позади, — прошлое. Потекли воспоминания. Бек вернулся назад во времени и вспоминал то, чего уже не было. Он был моложе, меньше. Воспоминания приняли характер быстро меняющихся страшных картин. Там был ужас, отдаленные крики, тяжелое дыхание того, кто прижимал его к себе, а затем положил в какое–то темное, холодное место. Рот и ноздри наполнились запахом дыма и гари, и Бек почувствовал страх, который невозможно было унять.

Грайан! — Он услышал, что кричит это имя.

Его снова окутала темнота, и возникла новая серия картин. Он увидел себя ребенком, отданным на воспитание Корану и Лире. Он увидел, как он играет с Квентином и его друзьями, с его младшими братьями и сестрами в доме и во дворе. Во всех этих сценах содержалось какое–нибудь обвинение, что–то, что он постарался забыть. Это были воспоминания о всех случаях, когда он лгал и обманывал, когда он проявлял эгоизм и невнимание к другим и тем самым причинял окружающим боль. Какие–то из этих сцен были знакомы, а какие–то он позабыл совершенно. Перед ним постепенно разворачивались картины всех его слабостей. Каждая из них, взятая отдельно, не была страшна, но благодаря количеству они набирали вес, так что, в конце концов, Бек, не стесняясь, рыдал и умолял, чтобы эти картины закончились.

Темная дымка скрыла эти образы, и перед Беком предстала картина Четырех Земель, на которой было показано все плохое в жизни человека. Он с ужасом смотрел на то, как голод, болезни и преступления отнимают жизни и разрушают семьи. Полотно этой картины было так огромно, что казалось, оно протянулось от горизонта до горизонта. Мужчины, женщины и дети становились жертвами душевных слабостей. Им были подвержены все народы, и все в равной степени принимали участие в разгуле дикости. Этому разгулу не было конца, никаких признаков того, что он идет на убыль, и никакого намека на то, что когда–либо было иначе. Бек с ужасом и скорбью смотрел на то, как перед ним разворачивается эта картина, и чувствовал, что все это — часть его самого. Он понимал, что это история его народа, что это и его прошлое.

Но когда серия образов закончилась, Бек понял, что он очищен. С признанием этих пороков пришло смирение. А со смирением пришло прощение. Он чувствовал, что очищен не только от всего, что привнес в это мерзкое болото, но и от того, что привнесли в него другие, — словно он ненадолго взвалил себе на плечи все пороки, сбросил их и получил умиротворение. Бек выпрямился, он стал сильнее, он переродился, он, оставаясь юношей, обрел понимание взрослого.