Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись первая.

Траурное лиловое платье с белой оторочкой у горла и распущенные по тарскому обычаю волосы преобразили дочь Годоя, превратив ее почти в красавицу. Впрочем, Рене и раньше подозревал, что молодая королева принадлежит к той редкой породе женщин, чьей внешности все «улучшения» наносят вред. Герика в розовых и белых пышных платьях казалась неуклюжей и нелепой, Герику в трауре забыть будет трудно.

— Что случилось, ваше величество? Я могу чем-нибудь помочь? — Рене пододвинул молодой женщине стул, на который та покорно опустилась. Некоторое время оба молчали, потом королева подняла глаза:

— Вы должны уехать. Завтра же!

Вот в чем, оказывается, дело! Королю потребовалось подкрепление — Марко не уверен, что Рене подчинится, а королю зачем-то понадобилось срочно убрать родственника из Таяны. Наваждение прошло, перед Рене вновь было безвольное существо, никогда не имевшее ни собственных мыслей, ни собственных чувств. А если и имевшее, то ничего не делавшее, чтобы их защитить. Впрочем, это не вина Герики, а ее беда. Рене поклонился.

— Вы выполнили то, что вам велели, но решать буду я.

— То, что мне велели? — В серых глазах застыло самое искреннее недоумение. — Никто не знает, что я здесь…

Врать она никогда не умела и вряд ли могла научиться в последние страшные дни. Рене еще раз взглянул в глаза королевы; они были красными, но сухими.

— Никто не знает, что я здесь, — повторила тарскийка. — Вы были добры ко мне и к Стефану. Я должна сказать. Не верьте королю. Он теперь ненавидит вас. Уезжайте, пока вас не убили. Стефан говорил, что вы — надежда Благодатных земель. Возвращайтесь в Эланд. Когда будете в безопасности, объявляйте Марко войну, но сперва… Вы должны выжить, Рене.

Она в первый раз назвала его по имени. Сейчас, прощаясь.

— Марко мне ничего не сделает. По крайней мере не сейчас. Скажи лучше, почему ты решила, что король меня ненавидит? Мы с ним прекрасно ладили всю жизнь.

— Я чувствую в нем… своего отца. — Тарскийка на мгновение закрыла глаза, словно вслушиваясь. — Я боюсь за вас. За всех. Уезжайте. Завтра же!

— Геро, — Рене взял ее за руку, — ты не должна оставаться в этом вертепе. Я увезу тебя в Эланд. Война будет, никуда от этого не деться, но я слишком любил Стефана, чтобы бросить тебя здесь. Знаешь нижний город? Шандер поможет тебе выбраться из замка и объяснит, как найти домик лекаря Симона, что на Лисьей улице. Ночью я за тобой приду.

Она немного подумала, а когда подняла на Рене серые грустные глаза, он уже все понял.

— Нет, Рене. — Такой решимости в ней он не подозревал. — Я останусь со Стефаном. Я только ему и была нужна как я сама. Не как королева, мать наследника, игрушка в ваших делах… Важных, но не моих. Я знаю, что я некрасивая, неумная… И все равно он меня любил, а я его. Теперь все равно, что со мной будет. Самое страшное произошло. Я думала, самое страшное — это когда он от меня отказался. Оказалось, нет… Самое страшное — это когда его убили, а я осталась. У меня никогда не хватит смелости покончить с собой, но Стефан хотел, чтобы я жила. И я буду жить, хотя бы до его Истинных похорон. Что потом, мне все равно… но вам я благодарна. Если вы сможете убить моего отца, по-настоящему убить, я буду благодарна еще больше… Я не могу это объяснить, но во всем виноват он!

— Если и не во всем, то во многом. — Рене словно в первый раз смотрел на молодую тарскийку. — Ни одна женщина до тебя так со мной не говорила. И забудь о том, что ты некрасива и неумна. Просто ты другая! Стефан это понимал, мы — нет. Прощай и прости нас всех за то… за то, что мы позволили с тобой сделать.

— Вам не в чем себя упрекнуть, и… мне было хорошо с вами. Или, во всяком случае, не было плохо. Прощайте. — Она повернулась и быстро вышла. Рене молча рухнул на стул.

— Наконец-то ты признал очевидное. — Жан-Флорентин говорил тоном учителя, туповатый ученик которого наконец-то прочитал по слогам «У нас кот. Кот хорош».

— Это не было очевидным, друг. — Эландец пододвинул к себе кувшин с вином, но раздумал пить. — Она сама не знала, какая она, пока не потеряла Стефана. А теперь уже поздно!

— Время лечит, — поднял лапу Жан-Флорентин, — все проходит. И это пройдет. Я не исключаю возможности, что именно Герика будет причиной той любви, которую тебе обещала Болотная матушка.

— Нет, я точно схожу с ума. — Рене все же налил себе вина и залпом выпил.

— Не было еще ни одного великого ума без примеси безумия, — Жан-Флорентин не собирался отпускать свою жертву, — однако у всякого безумия должна быть своя логика.

Глава 3

2228 год от В. И. 21-й день месяца Лебедя

Таяна. Высокий Замок

Восточная Тарска

День обещал быть прекрасным, но в Высоком Замке это мало кого радовало. Толстая Казимира, почти десять лет заправлявшая в Большой Поварне, во всеуслышание объявила, что коли старый Марко рассорился с герцогом, да еще не велит сварить Годоя живьем, то он выжил из ума. С ней не спорили. Слух о ссоре Марко и Рене наполнял все закутки замка — от нижних подвалов, где заблудился бы даже Лукиан, до дозорных башен, на которых стояли угрюмые «Золотые».

Первые лучи солнца коснулись верхушек огромных каштанов, когда с рассвета толпившиеся в Полуночном дворе свободные от дежурств «Серебряные», самые смелые из нобилей и прислуга увидели одетых по-походному эландцев, выводивших своих лошадей. Герцог еще не выходил, всем распоряжался его командор. Дети Альбатроса по сторонам не смотрели, но таянцы все равно опускали глаза. Мрачный Лукиан подошел к стоящему у въезда на мост Шандеру и, потоптавшись на месте и откашлявшись, сказал вроде бы в никуда:

— Не понимаю, почему именно сейчас…

Шандер понимал, но как объяснить ветерану, что тот самый король, которому Лукиан отдал сорок лет жизни, предает друга, королевство и себя самого? Да проще старика сразу убить. К счастью, отвечать не понадобилось — появился Аррой, моментально завладев вниманием всех, как вышедших во двор, так и прячущихся у многочисленных окон и окошек. Легко сбежав по крутой лестнице, Рене вскочил в седло.

Алый плащ эландца казался языком пламени. То, что он надел цвета Волингов, говорило о многом — Рене Аррой больше не был другом, союзником, членом семьи Ямборов. Высокий Замок покидал потомок древних владык, готовый защищать Благодатные земли от любой угрозы, откуда бы та ни исходила. Шандер никогда еще не видел Рене в красном и отстраненно отметил, как неодинаковы бывают одежды одного цвета.

Красное любил Михай Годой, и цвет этот казался зловещим, как броская окраска цветов и насекомых, что предупреждают: «Не троньте нас, мы ядовиты! Мы опасны!» Эландец, одевшись непривычно ярко, бросал вызов надвигающейся опасности, ставя в известность всех имеющих глаза, что готов к бою и будет биться до конца. Порукою тому алый цвет Волингов — цвет живой крови, крови, без которой немыслима жизнь.