Роберт Джордан - Властелин Хаоса

Они скакали на юг, к Амадору. Перелески с почти лишенными листвы деревьями уступили место хорошо утрамбованной дороге, по сторонам которой чередовались то купы деревьев, то обнесенные каменными оградами желтовато-бурые поля, то — подальше от тракта — крытые соломой хижины и амбары. Народу по пути попадалось немало, и пыль на дороге стояла такая, что Моргейз пришлось обвязать лицо шелковым платком, хотя встречные поспешно расступались, завидя отряд закованных в латы и вооруженных до зубов воинов. Многие даже перепрыгивали через заборы и пускались наутек прямо по полям. Белоплащники не обращали на это внимания. Но и ни один фермер не выскочил из дому, дабы помешать непрошеным гостям вытаптывать посевы да распугивать скотину. Впрочем, многие участки выглядели так, словно там давным-давно не было ни скота, ни посевов.

Порой на дороге попадались запряженный волами воз, пастух, гнавший десяток-другой овец, или девица, подгонявшая хворостиной стадо гусей, — несомненно, местный люд. Некоторые прохожие несли узлы или торбы, но многие тащились с пустыми руками, да еще и с таким видом, будто понятия не имели, куда и зачем бредут. Всякий раз, когда Моргейз удавалось выбраться из Амадора, ей, в какую бы сторону она ни направилась, все чаще встречались эти несчастные.

Поправив закрывающий ноздри платок, Моргейз искоса взглянула на Норовина. Возраста и роста он был примерно того же, что и Талланвор, но на этом сходство заканчивалось. Его лицо, докрасна обожженное солнцем, шелушилось под сверкающим коническим шлемом. Вот уж кого красавчиком не назовешь — долговязый, тощий, а уж нос — ни дать ни взять алебарда. Каждый раз, когда ей удавалось покинуть Цитадель Света, он возглавлял ее «охрану», и каждый раз она пыталась завести с ним разговор. Пусть он Белоплащник, пусть кто угодно, но если ей удастся хотя бы на миг заставить его забыть о том, что он тюремщик, это станет ее победой.

— Скажи, Норовин, все они беженцы от Пророка? — Вот уж чего быть не может, размышляла королева, ведь они бредут отовсюду, и с юга, и с севера.

— Нет, — ответил Норовин, даже не взглянув на нее. Глаза его озирали обочины дороги, словно оттуда в любой миг можно было ждать нападения.

К сожалению, до сих пор она получала от него в основном такие ответы, но останавливаться на достигнутом не собиралась.

— Нет? Так кто же они тогда? Уж надо думать, не тарабонцы, этих вы дальше границы не пропускаете… — Моргейз доводилось видеть тарабонских беженцев — грязных, оборванных, валившихся с ног людей, которых Белоплащники гнали перед собой, словно скотину. Сознание того, что поделать она все равно ничего не может, заставило ее попридержать язык и слегка изменить тему. — Амадиция — страна богатая. Даже такая засуха не могла согнать с места столько народу всего-то за несколько месяцев.

— Нет, — неохотно пробормотал Норовин. — Все они бежали от Лжедракона.

— Как? Он ведь так далеко, в сотнях лиг от Амадиции.

И вновь на обожженном солнцем лице еще молодого командира отразилась внутренняя борьба — говорить или промолчать?

— Многие верят, будто он и вправду Возрожденный Дракон, — промолвил он наконец, презрительно скривившись. — Говорят, из-за него рвутся все связи, что предсказано в Пророчествах: вассалы отрекаются от своих лордов, жены бросают мужей, слуги — хозяев. Это чума, страшное поветрие, а виной всему Лжедракон.

Взгляд Моргейз упал на обочину дороги, где молодой человек, укрывая в своих объятиях женщину, ждал, когда проедут всадники. Одежда обоих истрепалась и запылилась, глаза запали, щеки ввалились — не иначе как от голода. Неужто они из Андора? Неужто в Андоре может происходить такое? Коли так, коли Ранд ал'Тор сотворил с Андором нечто ужасное, он за это заплатит. Непременно заплатит, но прежде необходимо заручиться уверенностью в том, что лекарство не окажется горше болезни. Стоит ли избавлять Андор от этой напасти, чтобы отдать его во власть Белоплащников…

Моргейз старалась поддержать разговор. Она была непривычно многословна, и, хотя Норовин отделывался односложными ответами, теперь это не имело особого значения. Если удалось разговорить его один раз, удастся, ежели в том будет нужда, и в другой.

Повернувшись в седле, королева попыталась разглядеть молодых беженцев, но их заслонили скачущие плотной группой Белоплащники. Впрочем, это и не имело значения, ибо она знала — и лица несчастных, и данное ею обещание останутся в ее памяти навсегда.

ГЛАВА 10. Порубежное присловье

На миг Ранд пожалел о тех днях, когда имел возможность расхаживать по дворцу в одиночку. Сегодня утром его сопровождали Сулин с двадцатью Девами, Бэил, клановый вождь Гошиен, с полудюжиной Совин Наи, РукиНожи, из Джирад Гошиен, находившихся здесь для чести Бэила, да еще и Башир с не меньшим числом крючконосых, что твои ястребы, салдэйцев. Вся эта орава битком забила широкий, увешанный шпалерами коридор. И одетые в кадинсор Фар Дарайз Май и Совин Май, и важные молодые салдэйцы в коротких кафтанах и заправленных в сапоги мешковатых шароварах будто не замечали слуг и служанок, торопливо кланявшихся и спешивших поскорее убраться подальше. Даже здесь, в затененном коридоре, стояла жара, и в раскаленном воздухе плясали пылинки. Некоторые слуги до сих пор носили красно-белые ливреи времен правления Моргейз, но больше было новых, одетых кто во что горазд, главным образом в то платье, в каком они пришли наниматься на службу. Разномастный народ — кто из крестьян, кто из городской бедноты, а иные, судя по нарядам, некогда ярким и дорогим, знавали лучшие времена.

Надо будет, отметил про себя Ранд, велеть госпоже Харфор, главной горничной дворца, подобрать для всех них ливреи, чтобы новички не чувствовали себя обязанными являться на работу в своем лучшем платье. Ведь дворцовые ливреи всяко понаряднее одежды простолюдинов, кроме разве что праздничной. Нынче во дворце осталось куда меньше челяди, чем было при Моргейз, а среди оставшихся большинство составляли согбенные седые старики и старухи. Они давным-давно вышли в отставку и жили на положенное им королевой содержание, но теперь, вместо того чтобы по примеру многих бежать, предпочли вновь заступить на службу. Эти люди готовы были даже отказаться от пенсиона, лишь бы не допустить упадка и запустения в дворцовом хозяйстве. Ранд и это взял на заметку. Надо сказать госпоже Харфор — главная горничная не очень-то пышный титул, но на деле Рин Харфор руководила всей повседневной жизнью дворца, — чтобы она подыскала старичкам замену. Пусть доживают свои дни в покое и довольстве, получая заслуженное содержание. Кстати, а продолжали ли выплачивать его им после кончины Моргейз? Об этом следовало подумать раньше, но лучше поздно, чем никогда. Халвин Норри, старший писец, наверняка знает, как обстоят дела. Если бить человека хоть перышком, да без конца, можно забить его до смерти. Все, решительно все напоминало Ранду о множестве дел, причем неотложных. Вот, скажем, Пути — это тебе не перышко. Правда, у здешних Кэймлинских Врат. так же как и у тех, что находились в Кайриэне и в Тире, он выставил стражу, но много ли будет от того проку? Ему ведь неизвестно, сколько еще существует Врат и где они находятся. Все эти поклоны и реверансы, всю эту почетную стражу и пышную свиту вместе с нелегким бременем заботы о нуждах множества людей он с удовольствием променял бы на то время, когда не мог даже справить себе приличный кафтан. Правда, ему небось и тогда не позволили бы разгуливать по дворцовым коридорам без пригляду — пустишь деревенщину, а он, не ровен час, стащит драгоценную вазу из ниши или резную костяную статуэтку с отделанного лазуритом столика.