Олег Бубела - Беглец

Главарь уставился на меня удивленно, а затем заржал, схватившись руками за живот и даже выронив меч. Его смех подхватили и остальные разбойники, поэтому они не услышали тихий треск, с которым ломались шеи их товарищей, сидящих на ветвях. Отлично, без шума и пыли, подумал я, теперь буду работать клинками.

– Ну, насмешил! – утирая слезы, сказал главарь. – Мы тебя даже убивать не будем, если еще раз так рассмешишь.

– Опомнитесь... – начал святой отец, но был грубо оборван разбойником:

– Хватит! Слезайте с лошадей!

Я посмотрел ему в лицо и спросил с ласковой улыбкой, заставившей того насторожиться:

– А много ли вы душ невинных загубили, человечки?

– Много, – усмехнулся в ответ главарь. – Не ты первый, не ты последний...

– Ну, тогда не серчайте... Алона!

Я подобрал ноги к седлу, оперся о него и сделал потрясающее сальто назад, приземлившись сразу позади лошади Алоны. Я увидел, что она восприняла мой приказ буквально и за шиворот стаскивает Алена с седла. Я выхватил клинки и одним взмахом снес голову тому разбойнику, что стоял ближе всех, а затем, кинувшись налево, прочертил полоски по животам еще двоих, загораживаюших проход к кустам. Пробежав пару шагов, я одним мечом отвел саблю грязного мужичка, а вторым располосовал его от горла до паха. Слыша, как сзади промчались в укрытие дети, я еще раз развернулся и свалил двух разбойников, бросившихся за ними.

– Постойте, братья, прекратите это бесчинство! Возлюбите ближних... – распинался священник, вертясь на лошади, пока какой-то жлоб ударом топорика не раскроил ему голову.

Все, теперь можно и потренироваться, решил я, увидев, что дети спрятались в кустах, и никто из разбойников не бежит за ними. Приблизившись к группе неумех с мотыгой и палками, я решил долго с ними не возиться и, увернувшись от дубинок, полоснул им по шеям. Оглянувшись, увидел, что в живых осталось всего пять разбойников. Эти были матерыми и так просто отдавать свои жизни не собирались. Я только оскалился, когда они стали окружать меня, а потом кинулся к ближайшему. Хотя у того и был в руках меч, но владеть он им не умел толком, орудуя, как обычной дубиной. Позволив ему сделать несколько выпадов, я стал тренироваться в нанесении коротких, точных, но не смертельных ударов и быстро перерубил ему жилы на ногах, а затем пронзил сердце.

Внезапно прозвучал короткий свист, и один из разбойников схватился за ухо, а затем мешком свалился на землю. Метко стреляет индеец Алона, подумал я, так и мне никого не оставит. Быстро подбежав к трем оставшимся разбойникам, я принялся упражняться в фехтовании сразу со всеми, поочередно нападая на них и отводя их удары. Из них только главарь был более-менее опытным, так что сумел продержаться целых пять секунд, после чего пропустил удар, располосовавший ему плечо, и выронил меч. Другой из оставшихся разбойников вскоре опрокинулся с арбалетной стрелой в голове. Мне стало уже неинтересно, а поэтому я просто отрубил оставшемуся кисть вместе с мечом, а потом вторым клинком полоснул его по горлу. Подойдя к главарю, я занес меч.

– Кто ты? – прошептал разбойник побелевшими губами.

Меч свистнул, срубая его давно не мытую голову.

– Смерть твоя, – ответил я обезглавленному телу, прикидывая, обо что бы вытереть клинки.

Это только в кино герои могут перед тем, как уничтожить злодея, разразиться целой речью, изобличая его во всех смертных грехах. Я же героем никогда не был, а потому знал, что пока хотя бы один враг остался в живых, расслабляться рано. Сосредоточившись, я ускорил впитывание силы от мертвых тел, что и так текла в меня стремительным потоком. Когда она иссякла, я проверил резерв и увидел, что он заполнен на одну треть. Неслабо подзарядился, усмехнулся я и крикнул в кусты:

– Можете выходить!

Ветки зашевелились, и появилась бледная Алона, сжимавшая в руке арбалет. За ней нарисовался Ален, лицо которого было, как мне показалось, еще бледнее.

– Все закончилось, – сообщил я им. – Наши победили!

Сорвав пучок травы, я начал протирать клинки, глядя, как медленно подходят ко мне Алона с Аленом. Осмотрев тела, в живописных позах раскинувшиеся на дороге, мальчишка сглотнул и выдавил:

– Они все...

– Скоропостижно скончались, – подтвердил я. – Если не можешь смотреть, то отойди в сторонку и не приближайся. Только блевать мне не вздумай, – предупредил я, глядя, как он судорожно сглатывает.

Алона держалась молодцом, насмотрелась уже за время путешествия, но все еще была немного бледной. Вложив клинки в ножны, я подошел к ней, обнял и похвалил:

– Молодец! Просто великолепно стреляешь! Где ты наловчилась?

– Меня в детстве мама учила.

– Молодец она у тебя! – Я обнял ее покрепче, чувствуя нервную дрожь, пробегавшую по ее телу. – Она осталась в городе? – стараясь отвлечь ее, я постарался перевести разговор на более приятные темы.

– Она умерла, – всхлипнула у меня на груди Алона. – Два года назад.

Я погладил ее по голове и прошептал:

– Прости, я не знал... Только плакать не нужно, – попросил я, слыша, как она еще раз всхлипнула. – Я думаю, что она там, в лучшем мире, сейчас очень гордится тобой и не хочет видеть твоих слез...

Постояв так еще минутку, чтобы не позорить ее перед Аленом, который наблюдал за нами с поваленного дерева, я разжал руки, посмотрел в лицо принцессе и аккуратно вытер две мокрые дорожки на ее щеках.

– Теперь иди к Алену, успокой его, пожалуйста, а то он ведь еще совсем ребенок, – попросил я ее, надеясь, что забота о ком-то отвлечет Алону от неприятных мыслей.

Она в ответ только кивнула, вытерла рукавом нос и, решительно развернувшись, зашагала к мальчишке. Ну, вот и ладненько, а я займусь сбором трофеев. Первым делом я собрал наших лошадей, прихватив еще и лошадь святого отца, и отвел их к дереву, велев детям перевести их через него дальше на дорогу, а сам принялся осматривать тела. Тщательно копаться не стал, так как помыться было негде, а источать ароматы бомженины было для меня очень мерзко. Вытряс из кошеля на поясе главаря несколько золотых и серебряных монет, снял два золотых кольца с пальцев, причем священник порадовал меня крупным перстнем с розовым камнем. Его медальон я брать не стал, так как, присмотревшись магическим зрением, обнаружил в нем структуру, что была схожей с нашими разговорными амулетами, но значительно сложнее. Точно, следилку поставили, решил я и не стал даже прикасаться к нему.

Вернувшись к детям, я привязал лошадь священника к своей и велел трогаться. Дальнейшие полчаса протекли в молчании. Каждому из нас было над чем поразмыслить, но если по угрюмым лицам детей я понял, что они все еще переживают схватку, то меня волновал сугубо прозаический вопрос: охотиться ночью или продуктов в сумке священника хватит, чтобы поужинать? Решив, что дальше по темноте ехать не стоит, я свернул в лес. Там я расседлал лошадей, наскоро устроил большую лежанку, найдя еще немного одежды и плащ в мешке святоши, и принялся устраивать костер. Вскоре огонь ярко запылал, даря живительное тепло, но дети все еще выглядели подавленными и не спешили подходить к костру. Бросив сумку с продуктами, я сел рядом с ними и понял, что нужно обязательно вывести их из этого состояния.