Дмитрий Казаков - Я, маг! (сборник)

– Господин, – начал он осторожно – Я беспокоюсь за вас.

– Незачем, – последовал немедленный ответ, по узкому лицу мага пробежала едва заметная судорога

– Не могу согласиться, – возразил Торгрим, чувствуя, что сейчас можно противоречить, идти наперекор сеньору. Пусть он даже вспылит, но затем все равно окажется благодарен. – Разве можно так жить, как вы это делаете? Без веселья, без развлечений.

– Можно, – кивнул Харальд. – Можно и хуже, но ты об этом даже не подозреваешь, на свое счастье.

– Может быть, вам доставить женщину? – спросит фон Жахх осторожно, пропустив реплику собеседника мимо ушей. – Или нескольких? Скажите, я все исполню. Или вас интересуют удовольствия иного рода?

– Нет, – глаза Владетеля заледенели. – Не нужно.

– Тогда, может быть, вино развеет вашу хандру? – Первый из вассалов позволил себе улыбку. – Изысканный напиток, многолетней выдержки? Или яства? Я прикажу доставить лучших поваров. Любой сочтет за честь служить могущественнейшему из Владетелей.

Но даже лесть не помогла.

– Мне ничего не надо, – ледяным тоном отрезал маг. – Меня не интересуют удовольствия плоти.

– Ну, хорошо, – покладисто склонил голову Тор-грим. – Если Владетель не желает удовольствий, то забудем о них.

– Прекрасно! – Харальд счел разговор законченным, но, видя, что вассал не уходит, вопросительно приподнял бровь.

– Но Владетелю стоит подумать о делах Владения, – провозгласил фон Жахх торжественно, но в ответ получил лишь кислую мину:

– Неужели ты не можешь справиться с этим сам?

– Нет. – На миг он растерялся. Чтобы маг сваливал обязанности управления на кого-либо из вассалов – такого еще не бывало. Мешало врожденное недоверие к родовитым. Но тут же пришла спасительная мысль – сеньор испытывает его на верность! И все сразу стало ясно.

– Почему? – спросил маг, подтверждая догадку.

– Потому что нужна твердая рука Владетеля, чтобы сдерживать буйства вассалов, – уверенно ответил фон Жахх. – Мне, недостойному, никогда этого не осилить.

– А придется, – Харальд улыбнулся странной кривой улыбкой. – Дела Владения меня не интересуют.

– Что? – Второе потрясение оказалось сильнее, чем первое. Любой маг стремится к власти, это у него в крови – что известно каждому. Но сидяший в кресле представитель колдовского племени, похоже, оказался исключением. – Как? А если вассалы восстанут или соседи нападут? Что тогда?

– А ничего, – зевнув, произнес Владетель. – Я не буду вмешиваться. Пусть все идет так, как идет.

– Но ведь вы можете лишиться Владения! – вымолвил фон Жахх, облизывая пересохшие губы.

– Оно мне не нужно. – Харальд дернул за бороду. – Оно мне в тягость.

– И зачем вы тогда его завоевывали?

– Не знаю... – Во взгляде мага появилась тоска. – Я думал... а, в общем, не важно.

– Ну что же, – произнес Торгрим ошеломленно. – Тогда я попрошу разрешения вернуться к себе в замок, чтобы заняться личными делами – подготовиться к междоусобице. Ведь в том, что вы собираетесь делать, мои способности и таланты совершенно не понадобятся...

– Да не обижайся ты. – По лицу Владетеля вновь проскользнула судорога. – Дело не в твоих способностях и талантах, а в моих. Как бы я хотел избавиться от некоторых из них!

– Так избавьтесь, – сказал фон Жахх убежденно. – Наверняка есть магические рецепты избавления от каких угодно способностей.

– Так, – Харальд приподнялся в кресле, в глазах его зажглись огоньки. – Ты дал мне очень хороший совет, сам об этом не подозревая. А от службы я тебя освобождаю, можешь уезжать. Ты был хорошим помощником, лучшего трудно желать.

– Хорошо. – Фон Жахх склонился в низком поклоне, пытаясь скрыть обиду. Не ожидал он, что вассалитет у Владетеля Харальда закончится столь неожиданным и непонятным способом. – Я уеду сегодня же!

– Да, – отозвался маг.

На щеках его загорелись алые пятна нездорового румянца, а глаза смотрели куда-то в сторону. Он явно уже простился с соратником и напряженно размышлял о чем-то.

Нарочито шумно двигаясь, Торгрим вышел и захлопнул за собой дверь. Харальд все продолжал сидеть неподвижно, и пальцы его нервно поглаживали зеленые, словно березовые листья, пятна на фиолетово-синей обложке большой книги.

Уничтожить магию с помощью магии – что может быть проще! Избавиться от способности творить заклинания с помощью одного из них! Такая мысль никогда бы не пришла в голову самому мудрому из магов, и лишь случайная реплика помогла Харальду зацепиться за нее. Осталось лишь отыскать способ, а для этого у него был отличнейший инструмент.

Но книга заупрямилась. Когда Харальд только приступил к ней, намереваясь задать вопрос, его поразила странная перемена: гладкая поверхность фолианта, всегда сменявшая расцветку очень медленно, теперь меняла ее с потрясающей скоростью. Узоры самых безумных цветовых сочетаний вспыхивали на миг, чтобы тут же исчезнуть. От пятен самой разной формы рябило в глазах, и маг поспешил открыть книгу. На ощупь она показалась еще холоднее, чем обычно.

И ответа не было. Поначалу книга упорно молчала; ее страницы оставались девственно чистыми. После десятой попытки, когда в душе Харальда поднялось глухое раздражение, он в ярости швырнул тяжелый том в стену. Раздался грохот, словно от рушащейся башни, и в каменной кладке появилась вмятина с кулак размером. Книга же осталась лежать на полу, совершенно невредимая.

Он подобрал ее и вновь принялся терзать, словно палач – жертву, надеясь выпытать ответ! После удара о стену на страницах книги появились надписи, но не успел Харальд обрадоваться, как буквы, словно муравьи, снялись со своих мест и расползлись, образовав из связного текста безумную мешанину.

Так повторилось несколько раз. Харальд чувствовал, как им овладевает черное, глухое отчаяние. Книга Жажды, будучи плоть от плоти сосредоточением магии, не желала выдавать способ, каким эта магия может быть уничтожена.

В глухом раздражении маг отбросил мерцающую разноцветными пятнами книгу и принялся шагать по комнате. Как же так! Словно показался перед путником, бредущим во мгле подземелья, светоч, говорящий о скором конце пути. Показался и пропал, оставив лишь боль разочарования, и после его исчезновения тьма вокруг сделалась вдвое чернее.

Терзавшие душу эмоции вопреки всему не мешали рассудку работать. Они ослепили бы обычного человека, но Харальд слишком долго пробыл рядом с книгой, и его гнев и раздражение смотрелись лишь жалким подобием того, что способны испытывать люди. Мысли проскакивали чуть более нечеткие, но не более того.