Джулия Джонс - Чародей и дурак

Он еще не освоился с тем, что узнал прошлой ночью, и похмелье не облегчало ему задачи. Они с Квейном прикончили полторы бутылки рома, рассказывали байки, пели песни, а потом повалились спать. По крайней мере Джек повалился. Проснулся он укрытый теплым одеялом, а Квейн сидел в углу и смотрел на него.

— До чего же ты похож на нее. Сердце радуется, на тебя глядя.

Джек смотрел в яркое утреннее небо. Квейн, по всему видно, был влюблен в его мать. Он помог ей без всякой корысти, спас ей жизнь, отдал свои сбережения и позволил уйти. Тридцать лет прошло, а он помнит ее со всей силой и свежестью молодости.

Какой она была тогда? Прежде всего отважной, конечно. Слыханное ли дело, чтобы молодая девушка пустилась в путь по Обитаемым Землям одна-одинешенька. Притом она ничего не делала наполовину — она добралась до самого дальнего от Парна места, до Четырех Королевств. Холод прошел у Джека по спине. Какого же страху она, должно быть, натерпелась, путешествуя через весь континент!

Но перед ним она никогда своего страха не показывала. Девять лет они прожили вместе, и он ни разу не видел ее ни плачущей, ни испуганной.

Ларна больше нет, но забыть о нем невозможно. Джек теперь носит его в себе — а если подумать, то и всегда носил. Джек помнил, как впервые дотронулся до скальной стены в пещере, помнил глазами, носом и пальцами. Он точно вернулся на родину. На родину своей матери, в то место, которое сделало ее такой, какой она была.

Джек вдруг остановился как вкопанный. Та старуха в качалке, что показала им дорогу, — его бабка. Тихоня говорил, что мать девушки с Ларна была калека, не владевшая правой рукой и правой стороной лица. Это она. Джек помнил ее руку, скрюченную, как лапка мертвой птицы. Она откуда-то знала, что он придет, и помогла ему.

И оракулы ему помогли. В тот последний день они должны были знать, что он прибыл на остров, но промолчали. Они хотели умереть.

— Ты чего, Джек? — спросил Таул.

— Ничего. Просто устал.

— Уж очень ты бледный. Наш корабль стоит в конце гавани. Там отдохнешь.

— Какой корабль? — Джек только теперь заметил, что они находятся не в той части гавани, где причалены «Чудаки-рыбаки».

— «Ловец креветок». Вот он. — Таул указал на маленькую одномачтовую каравеллу. — Мне рекомендовал его капитан Квейн. Там должны ожидать нас.

Джек, кивнув, зашагал дальше. Море было серым и спокойным, ветер — легким, а небо — ясным, если не считать перистых облаков на востоке. Чудесный день. В Королевствах в эту пору года темно и стоит мороз. Привыкла ли мать хоть немного к тому климату? Она не любила холода и каждую зиму жалась к огню, только что не обжигая себе щеки. Нелегко, видно, далось ей ее добровольное изгнание.

У корабля Таул стал прощаться с Меган. Откуда ни возьмись вынырнул Хват, и они с Таулом, по всему видать, заспорили о содержимом Хватовой котомки.

— Что, все как есть? — верещал Хват.

— Да. В Марльсе мы добудем еще.

— Не мы добудем, а я добуду…

— Погодите-ка, — вмешалась Меган. — Не надо мне твоих денег, Хват. Ты и так уже купил мне это красивое платье. Больше я ничего не возьму.

— Я отдам тебе половину, — повесив голову, предложил Хват.

— Отдай уж три четверти, — не сдержал смеха Таул.

— Две трети.

— Давай две трети.

Пока Хват отсчитывал деньги, Таул взял Меган за руку. Джек, чтобы оставить их вдвоем, взошел на сходни «Ловца креветок». Навстречу ему вышел невысокий смуглый моряк.

— Друзья капитана Квейна?

Джек кивнул, и моряк пригласил его подняться. Наряд мореплавателя состоял из яркой вышитой жилетки и кроваво-красных штанов.

— Отличный денек для отплытия, — сказал он, подав Джеку руку для пожатия. — Я Балвей из Марльса, первый помощник и казначей. Отца моего зовут Ноллиск.

— А я Джек из Четырех Королевств. — Джек подумал и добавил: — По материнской же линии я происхожу с Ларна.

Слова эти прозвучали странно для него самого, зато были чистой правдой. Наконец-то он обрел хоть половину знаний о себе. У него есть родина, есть своя история, и его бабушка еще жива.

— Да, моя мать родом с Ларна, — повторил он, просто чтобы услышать это еще раз.

Баралис стоял на крепостной стене Брена и смотрел на поле, усеянное замерзшими трупами. Снег занес тела, и только белые руки торчали кое-где над огромной ледяной могилой. Между белыми холмиками сновали как муравьи темные фигурки. Метель помешала мародерам, и горожане только теперь отважились выйти пограбить убитых.

— Надо бы похоронить, — сказал Баралис Кайлоку.

— Зачем? До весны они не провоняют. И потом, это зрелище служит мне лучше, чем погребальные костры, которые слишком быстро сгорают.

Баралис почувствовал раздражение. Чересчур уж надменно обходится с ним Кайлок. Еще не остыв, Баралис обратился к предмету, который досаждал ему более всего:

— Надо бы убрать женщину из дворца, пока Кедрак не обнаружил, что она там.

— А я уж думал, когда же вы заговорите о Меллиандре. Нынче вы перешли к ней быстрее, чем обычно. — Кайлок оперся о стену, не сводя глаз с южной равнины. — Нет нужды ее убирать. Через два дня Кедрак покинет город.

— Он возглавит войско, идущее на Несс?

— Нет, не на Несс. — Кайлок обернулся к Баралису. — На Камле.

— Нападение на Камле расценят как нападение на весь Юг.

— Я смотрел карту, Баралис, и для меня это достаточно северный город.

Баралис сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Кайлок рвется к победе, но не к власти. Это громадная разница. Он возьмет Камле потому, что может, и потому, что война и кровопролитие доставляют ему наслаждение, а не потому, что хочет править этим городом. Его нисколько не заботят завоеванные им города — Хелч он оставил Тирену! Кайлок — завоеватель, и только. Политические Игры, извлечение выгоды и руководство — понятия слишком тонкие для молодого короля. Быть может, с годами он переменится, но пока что от Баралиса зависит обратить его амбиции себе на пользу.

— Камле — недурной трофей.

— А до чего же его просто взять, Баралис! Все думают, что мы пойдем на Несс. И мы укрепим эту веру — двинемся прямо на восток и лишь в самый последний миг повернем на юг.

— Ну а Несс?

— Да на что он мне сдался? — махнул рукой Кайлок. — Подумаешь, овечья столица. Там нет ни порядочных укреплений, ни армии, ни крепкого руководства. Единственный защитой городу служат окружающие его холмы. Займем его после взятия Камле.

Кайлок прав, но совсем по другой причине. За Камле Юг при первой же опасности станет грудью — этот город южане считают своим и будут за него биться. Несс же им только дальний родственник, и его судьба мало волнует Юг. Напав сначала на Камле, Кайлок захватит Юг врасплох, лишив его возможности загодя собрать войска.