Елена Бычкова - Рубин Карашэхра

— Нет, тебе больно говорить.

Он вздохнул тяжело, шумно, выпустил наконец ее руку.

— Ладно, все это бесполезно. Ты все равно не поймешь. Пожалеешь меня, но не поймешь.

Потом они замолчали надолго.

Низкие звезды казались по-зимнему белыми, яркими. Дыхание перехватывало в холодном воздухе, на деревья ложился иней. Башмаки Нельги стучали по замерзшей земле, Эмил ступал бесшумно. Где-то далеко в лесу тоскливо завыли волки, один, другой, третий… Нельга поежилась, вспомнив, что ее спутник, по рассказам крестьян, любит превращаться в зверя.

— Ты боишься меня? — спросил он внезапно каким-то чужим, глухим голосом.

— Да, — ответила она тихо.

— И что мне сделать, чтобы ты перестала бояться?

— Поцелуй меня, — сказала Нельга первое, что пришло ей в голову неожиданно для нее самой. — Когда я боялась, ты целовал меня, и мне становилось легче.

Колдун рассмеялся резко, зло, неприятно, но, как оказалось, не над ней.

— Знаешь, моя демоническая половина хочет наброситься на тебя, разодрать это старомодное платье, швырнуть тебя в стог сена и…

— Сделать то же самое, что ты сделал с моей сестрой, — закончила Нельга шепотом. — А человеческая твоя половина, чего хочет она?

— Человеческая…

Эмил недоговорил. Нельга напряженно ждала продолжения. Ей вдруг стало очень важно услышать правду, понять в конце концов, кто она для него: забавная игрушка, глупая девчонка, отдаленно напоминающая идеал, которым была для него мать, или что-то иное? «Я не люблю его, — думала Нельга, глядя под ноги, на черную холодную землю. — Я не должна его любить. Безумие посвящать свои мечты, мысли, свою жизнь демону. Я сойду с ума или умру, если буду рядом… С ним может жить только его мальчик-ведун, которому все равно где жить, только бы неподалеку были деревья. Эмил это понимает, и я это понимаю, поэтому мы молчим оба. Он делает вид, что презирает меня, я изображаю равнодушие. И все-таки он не может один. Его человеческая часть тянется к людям… ко мне».

— Люди очень хрупкие, — сказал колдун тихо, как будто отвечая на ее мысли. — Им так легко причинить боль, сломать… Я не имею права никого любить, заводить семью, детей. Я не могу позволить, чтобы это полудемоническое безумие продолжалось и дальше, чтобы мой ребенок почувствовал все то, что чувствовал я. Демоны должны жить в своем мире, им нечего делать на земле.

— А ты хотел бы стать настоящим демоном?

— Я хотел бы стать хоть кем-нибудь настоящим до конца, а не наполовину. И сделать то, что хочу, тоже по-настоящему. Демон убил бы тебя, человек полюбил бы, увез из этой жалкой деревни или остался в ней вместе с тобой. А я не способен ни на то, ни на другое.

Эмил опустил руку ей на плечо, и девушка почувствовала, что ее снова пригибает к земле, как тогда, после его падения с лошади, когда она вела его к замку.

— Нельга, — прошептал он, привлекая ее к себе. — Я не люблю тебя. Знаешь ты об этом?

— Знаю, — ответила она так же тихо. — И я тебя не люблю. Эмил тихо засмеялся и прошептал ей на ухо:

— Какие же мы с тобой глупые.

Нельга кивнула, сообразив вдруг, что чувствует в нем сейчас только вторую, человеческую половину. И пока она снова не исчезла, не растворилась в демонической, девушка крепко прижалась к Эмилу, обняла его, закрыла глаза. Он держал ее так нежно, бережно, будто продолжая думать о том, что «люди очень хрупкие», и боялся «сломать»…

— Пойдем домой, — сказала Нельга.

— Пойдем, — согласился он и повел ее не к своему Черному замку, а к ее маленькому домику.

Медвик крепко спал, свесив с печки руку и тихонько сопя во сне. Эмил погладил его по голове, уложил удобнее и укрыл.

— Не буди его, — попросила девушка. — Останьтесь сегодня у меня. Оба.

Колдун отошел от печки, потом, как показалось Нельге, огляделся с мучительной тоской, словно не находя себе места.

— Тебе здесь… не нравится? — спросила она, зная, что не должна обижаться, если он кивнет сейчас утвердительно, но все равно обидится.

— Нравится. Очень. — Эмил сел на лавку, задумчиво потянул шнурок на своей куртке, ослабляя завязки у горла и Нельга вдруг поняла … останется. Не сможет уйти.

— Я постелю тебе в комнате, — решила она.

Колдун покорно вздохнул и улыбнулся.

Эмил уснул не сразу. Нельга слышала, как он несколько раз вставал с постели, подходил к Мёдвику, наверное, снова укрывал его — мальчишка сонно бормотал что-то во сне; потом раздался звук, очень похожий на стук ковшика по краю ведра с водой, затем из-под двери потянуло почему-то холодом, мелькнула полоска света, и снова все стихло. Девушка еще некоторое время полежала, прислушиваясь, и все-таки, не сдержав любопытства, поднялась, накинула поверх рубашки шаль и потихоньку вошла в комнату.

Эмил уже спал. На лавке лежала его черная куртка, поверх нее брошена белая рубашка, на полу валяются сапоги, на краю стола чуть мерцающей горкой — серебряная цепь, а вокруг кровати, по половицам тянется тонкая светящаяся полоска, образуя замкнутый круг. Несколько мгновений девушка смотрела на эту странную черту, пока не поняла, кто и для чего ее нарисовал. Колдун защищал этот дом от себя самого, отгородившись от него магическим кругом. Нельга улыбнулась, подняла рубашку Эмила, почти упавшую на пол, положила ее на прежнее место и вернулась в спальню, тихо закрыв за собой дверь…

Глава двадцать вторая

Глядя на острие копья, Хул медленно отползала назад до тех пор, пока не уперлась спиной вкамень. Оглянулась затравленно. Бежать было некуда, и ящер прекрасно понимал это. Его остромордая физиономия приобрела откровенно довольное выражение. Играть с беспомощной жертвой доставляло удовольствие. Нравилось видеть ее страх.

— И мешок, — проскрипел он, — тоже давай сюда.

В мешке лежала статуэтка Кошки, второе по значимости сокровище демоницы, первым сейчас был Ключ. Неожиданно для себя самой Хул почувствовала, что ее голова наполняется горячим звенящим туманом. Как смеет этот урод, это южное убожество приказывать ей, распоряжаться ее имуществом… С такой отвратительной рожей! Хул затрясло от бешенства, внезапно она увидела в нескладном ящере с окраин Южного мира все то, что ненавидела, — грубую силу, перед которой ей всегда приходилось пресмыкаться, желание быть выше нее, возможность отобрать все, что она считает ценным.

Она идет неизвестно куда, подвергает себя всем мыслимым опасностям, чтобы добиться независимости, стать сильной, свободной, вернуть уважение к себе — и что же — первый попавшийся проходимец снова заставит ее ползать в грязи?.. «Нет, хватит с меня повелителей. Я кошка, и у меня есть когти и зубы».