Вадим Панов - Королевский крест

«Александр пошел на великого восточного соседа… — Глаза Бонапарта вспыхнули: — И я — тоже! Россия! Последняя преграда на пути к…»

«Пока рано говорить о чем-то большем, — охладил его пыл колдун. — Главное сейчас — Москва. Это будет сражение, достойное твоего величия!»

Колдун предупреждал, учил, советовал. Помогал. Многие годы он стоял рядом. Старел, но глаза оставались молодыми, а голос — твердым. Колдун подарил будущему императору Колоду Судьбы. Могущественный артефакт, с помощью которого…

«Не забывай о том, что Колода не примет за тебя решение. Не проверит посты, не проведет переговоры с союзниками, не обманет врага. Трудись! Работай! Только в этом случае карты выдадут благоприятный расклад — им некуда будет деваться. Живи настоящей жизнью!»

Наполеон понял, о чем говорил колдун. Согласился. Сам разрабатывал планы кампаний, готовил войска, ломал голову на переговорах, учитывал нюансы, хитрил, искал друзей и уничтожал врагов. Он делал для победы все и потому никогда не боялся открывать следующую карту — она всегда оказывалась нужной.

Судьба благоволит к умным и трудолюбивым.

Более того, когда император не был уверен в необходимости похода, он не открывал «Королевский Крест», не рисковал. И предчувствия его не обманывали: неудачей закончилось вторжение в Египет, проиграны морские сражения англичанам. Но эти поражения не стали судьбоносными — Франция оставалась величайшей мировой державой. Русская война также вызывала у Бонапарта опасения: огромные пространства, варварский народ… Единственная преграда на пути к мировому господству. Свалить медведя за одну кампанию не представлялось возможным, посему Наполеон, по совету колдуна, принял решение действовать постепенно. И первый «Королевский Крест» был открыт на взятие Москвы.

«Древняя столица русских… Мы должны взять ее, слышишь? Взять обязательно! Камни этого города скрывают вековые тайны!»

«Какие?»

«Узнаешь, мой император, узнаешь. Всему свое время. — Когда колдун начинал говорить о восточной столице, в его голосе появлялась сталь. — Захвати Москву! Наполни ее солдатами! Стань ее господином! И им придется говорить с тобой!»

«Кому „им“?»

«Узнаешь…»

Но странно: в день, когда Бонапарт открыл «Королевский Крест» против Москвы, колдун неожиданно помрачнел, словно идея, к осуществлению которой он готовился годы, неожиданно опротивела ему. Колдун запирался в кабинете… Прятался? От кого? Но соглядатаи докладывали, что колдун не трясется от страха, не вздрагивает при каждом шорохе, не вглядывается в людей напряженно, ожидая увидеть врага. Нет, если колдун и прятался от кого, так только от самого себя. Часами сидел в кресле, устремив неподвижный взгляд в стену. Иногда шептал что-то на незнакомых шпионам языках, но по большей части молчал. И чем огромнее становилась великая армия, чем больше появлялось в ней штандартов, пушек, солдат, чем громче звучали походные трубы, тем мрачнее делался колдун.

За три месяца до вторжения он сжег свою библиотеку.

И в тот же день умер.

Наполеон не горевал: колдун начинал вызывать беспокойство, и его смерть пришлась как нельзя кстати. Он выполнил свое предназначение — выпестовал величайшего в истории завоевателя и научил его управлять Судьбой.

— Они ушли!

— Русские ушли!

— Русская армия бежала!

— Москва ваша, император!

— Отлично! Огильви уже подготовил пакеты для маршалов! Огильви!

Бонапарт обернулся — адъютант исчез. Только что стоял за спиной и вот — исчез.

— Мой император, я знаю, где пакеты. Я немедленно принесу…

— Где Огильви?!

Гонцы проводили бросившегося в дом Наполеона недоуменными взглядами. Лощеные штабисты принялись перешептываться, кто-то даже позволил себе шутку. А император со всех ног бежал в кабинет. Бежал, чтобы подтвердить страшную догадку, чтобы увидеть: Колода Судьбы украдена.

Великий Бонапарт остался с разъяренными русскими один на один.

Коттеджный поселок «Царский Угол».

Ближнее Подмосковье,

6 ноября, суббота, 17.51

Смысл покушения на Крылова Ахметов истолковал правильно: это предложение к переговорам. Гори давал понять, что желает сохранить лицо — за потерю казино кто-то должен заплатить, — но в то же самое время не против диалога. В противном случае он бы ударил по обоим компаньонам.

Причина покладистости была очевидна: Автандил наконец-то сообразил, что загнан в угол. Чемберлен с удовольствием объявит Гори беспредельщиком, а все остальные московские группировки охотно поддержат обвинение и вцепятся в него, как стая собак. Угроза была более чем реальной, и Автандил искал пути спасения. Но не торопливо, без паники. Гори желал выйти из кризиса с высоко поднятой головой, сохранив авторитет и уважение среди бандитов. Поэтому он рискнул с покушением: клацнул зубами, показывая остальным волкам, что готов драться. Но сам ждал, что предпримет Эльдар: согласится на переговоры или побежит к Чемберлену? Будет искать компромисс или захочет войны? Подобными вопросами задавался не только Автандил. Все московские уголовники ждали, как ответит Ахметов. Ждали, но потихоньку готовились к худшему развитию событий — к войне. Точили зубы на предприятия и территории Гори, прикидывали, какие кости Чемберлен бросит поддержавшим его группировкам… Готовились с определенной долей неуверенности, все-таки с последних серьезных разборок минуло больше десяти лет — как получится на этот раз? Но готовились.

Но и Эльдар, подобно Автандилу, к войне не стремился, понимал, что сильно рискует. Пусть Гори против всех и не выстоит, но обидчиков своих достанет обязательно. Всем пожертвует, но достанет. А если не достанет, то какую цену назначит Чемберлен за помощь? На словах старик клянется, что за закон воровской глотку порвет, но Эльдар давно не верил словам. В жадность верил, в подлость верил, в злобу дикую верил — этого у воров в достатке. А в слова не верил. И чуял, чуял, что за кровь Чемберлен большой кусок потребует, война ему руки развяжет, все спишет. А значит, надо с Автандилом договариваться, без крови надо обходиться, чтобы никому обязанным не быть. Но на каких условиях договариваться? Еще несколько часов назад Ахметов обязательно воспользовался бы критическим положением Автандила и постарался бы вытрясти из уголовника максимум возможного. Но сейчас он думал о другом…