Олеся Ермакова - Сборник рассказов

«Почему каждый раз, встречаясь с тобой, я остаюсь лишь ребенком, который не может тебя защитить?» — с горечью подумала Мей.

— Ты сидела у моей кровати каждый раз, когда я открывала глаза. Я никуда не пойду без тебя.

Она походила человека, которому подали руку в шаге от обрыва. Смотрела удивленными глазами с зарождающейся надеждой. Неужели все настолько плохо? Как кто-то осмелился довести до такого состояния доброе светлое божество?

Мей поправила на плечах смутно знакомый платок и осторожно взяла на руки ребенка богини. Девочка. Красивая, наверное. Спокойствие и деловая сосредоточенность цепко держали разум, помогали подавлять эмоции. Здесь и сейчас Мей выросла, стала старше, но радости это не принесло.

Женщина покорно шла следом за пятнадцатилетней танцовщицей. Мей с неудовольствием начала отмечать незамеченные при первом взгляде детали. Темные тени под глазами, зарождающиеся скорбные морщинки в уголках губ, странную неуверенную походку, говорившую, что ее обладательница давно не может отдохнуть и едва стоит на ногах.

Найти дорогу в знакомый дом не составило труда. Здесь в представлении танцовщицы всегда царил покой и уют, люди были внимательны и добры. Здесь можно найти постель и горячий ужин. Господин Хэлавир молод для главы такого важного и древнего рода, но очень добр. Он не станет упрекать ее в том, что она притащила в его дом чужую женщины с ребенком, почему-то Мейталь казалось, что будет именно так. А танец… она станцует ему лучший из своих танцев в следующий раз. Грань хочет отобрать у нее богиню, она не может позволить этому случиться.

Интуиция не подвела танцовщицу. Господин Хэлавир не стал задавать вопросов, распорядился выделить комнату и нагреть воды, а самая молодая его жена с молчаливого согласия богини взяла спящего ребенка. Глава древнего рода умел понимать без слов.

Когда дверь закрылась, Мейталь села на край широкой с пологом кровати и задала самый главный вопрос:

— Что с тобой случилось?

— Ты такая заботливая. Переполошила всех этих господ. У тебя будут из-за меня проблемы? Не стоило.

— Мне все равно, — танцовщица посмотрела богине в глаза. — Что он сделал с тобой? Если эта тварь осмелилась…

Женщина снова попыталась улыбнуться.

— Не надо так, Мей. Он не виноват. Он ведь, правда, на мне женился. Просто я была дурой. Так его любила, что лишилась рассудка. Мы слишком разные оказались, Мей. Его раздражали мои пациенты, живущие в нашем доме. Он пытался запретить мне лечить, предлагал просто пойти работать в больницу. Чтоб никаких чудес и спасений возле его дома. Я так не смогла. Он был колдуном, знаешь? Они творят волшебство каждый день, поэтому в настоящие чудеса не верят. Он любил меня, правда, любил. Только хотел, чтобы я была только его, стала одной из этих светских дам. Я так не умею. Пыталась, не смогла. Мне было бы проще жить, как дома, быть даже неединственной супругой. Только чтобы был Дом и сад. Чтобы каждый день его ждать, разогревать ужин. Он сказал, что не обязательно мне тратить время на глупости — достаточно нанять слуг… А потом я узнала, что у него есть другая женщина. Я все еще любила его и смогла смириться, только однажды предложила взять ее второй женой. Он разозлился, кричал, что вовсе ее не любит, а я ненормальная. Что нормальная жена в жизни бы такого не сказала. Тогда проснулась гордость. Я забрала ребенка, хлопнула дверью и не захотела возвращаться. В той стране все проще — подписала какие-то бумаги и перестала быть его женой. Но гордость от боли не лучшее лекарство. Бумаги не говорили, что можно больше его не любить… А потом мне захотелось домой. Дома не оказалось лучше.

— Любой рад приютить целительницу в своем доме. Тебе стоило только попросить.

Женщина посмотрела удивленно и равнодушно ответила:

— После того, как мы расстались, меня покинул дар. Я не могу никого исцелять, Мей.

Хотелось пообещать, что все непременно вернется, стоит только подождать. Но Мей давно узнала, как жестоки напрасные надежды. Когда-то она верила, что сможет вернуться домой.

— Знаешь, я ведь хотела сегодня отказаться от ребенка. Оставить спящую Шанарэ у какого-нибудь богатого дома. Поэтому заплатила за то заклинание колдуну. В Харите не принято бросать найденных у порога детей. Это много лучше, чем иметь дурную мать.

— Дети любят свою мать, какой бы она не была. У твоей дочери не дурная мать — у нее самая лучшая.

Мей погладила богиню по волосам, как некогда успокаивала младшую сестру. Ей хотелось бы забрать у нее эту тьму и горечь — тоску женщины по любимому мужчине, отчаяние целительницы, потерявшей дар. Это неправильно, она несет в этот мир смысл и свет и не должна так страдать. Почему добрые божества всегда такие беззащитные?

«Если бы я родилась мужчиной, то смогла бы тебя защитить. Я могу делать это и сейчас, но ты не захочешь», — мысли танцевали, ускользали далеко за горизонт.

Она ничего не сможет, богиня ведь знает, что она лишь танцовщица. На сколько бы старше не чувствовала себя Мей, любой скажет, что пятнадцатилетняя девчонка не сможет оберегать ребенка и взрослую женщину. Ребенку нужны тепло и родной дом. Ребенку нужен отец. Богине — тот, кто о ней позаботиться.

«Я найду тебе мужчину, который сможет тебя защищать. Который не посмеет обидеть», — пообещала Мей, а вслух произнесла:

— Господин Хэлавир добр, он не обидит ни тебя, ни твою дочь. Ты можешь остаться на несколько дней. Если потребуется, я оплачу расходы.

Женщина подняла голову и задала вопрос:

— Зачем ты все это делаешь, Мей? Я спасла тебе жизнь, но ты не обязана спасать меня вечно. Знаешь, ты гораздо сильнее, чем я.

Девочка, которую звали Чжан Мей, давно знала ответ.

— Я однажды сказала, что ты богиня. Богинь полагается защищать.

Белая лента танцевала в руках. Ослепительно белая лента. Ускользали солнечные лучи, и теплые блики свечей играли на полоске светлого шелка. Лента изгибалась, переливалась многослойным разноцветьем, завораживала своим совершенством.

Тянулся древний напев, поднимались выше женские голоса, все яростней играли музыканты. Мейталь кружила по залу. Музыка звала, манила, позволяла жить своей жизнью звенящим браслетам, тонким юбкам и пышным лентам и объединяла их.

Одобрительно перешептывались гости. Счастливый муж добродушно улыбался, а трехлетняя Шанарэ щурила от восторга лазуревые глаза, смеялась и хлопала в ладоши. Легко и светло становилось на душе от незамутненной детской радости, согревающей, как лучи солнца. Как будто она подарила ребенку не один из множества танцев, а редкую небесную птицу.