Александр Рыжков - Ищейки Смерти

— Я тебе не нравлюсь? — капризным голосом спросила Филика.

— Смеёшься? — Тартор дрожащей рукой поднёс горлышко фляги к губам и невнятно выругался: забыл, что мгновением ранее закрутил на ней крышечку.

— Тогда обними меня, пока ещё не потерял рассудок, — голос звучал мягко, но в нём легко читались нотки напряжённости.

Тартор не посмел ослушаться…

— Слушай, а может быть я уже и не болен? — спросил не так спутницу, как самого себя Тартор.

— Это мы вскоре и узнаем, — отрезала Филика. От той нежной и страстной девушки не осталось и следа.

— Я не понимаю, зачем нам это? — не унимался Тартор, подняв руку, запястье которой сжимал металлический обруч наручников. Второй обруч опоясывал запястье Филики.

— Чтоб не сбежал куда ненароком, — ответила девушка и дёрнула цепь.

— Вот так всегда, — весело заговорил Тартор, — только сблизишься с женщиной, так она на тебя тут же оковы набросит…

В ответ Филика дёрнула цепь ещё сильнее, от чего её «пленник» непристойно выругался. В бесформенной массе прохожих то и дело мелькали заинтересованные лица. Но этот интерес гас так же быстро, как и возникал: тонул в стремительном потоке спешки. Никому в Саре не было дела до других. Пассивный интерес, мимолётное любопытство — всё, на что были способны очерствевшие, эгоистичные и зазнавшиеся горожане Сара. По крайней мере, такое впечатление они навевали практически на каждого приезжего.

На стенах зданий и рекламных столбах висело много объявлений. Выполненных как красочно и с фантазией, так сухо и информативно. Но среди всего многообразия отчётливо выделялся один плакат, пришедшийся Тартору по душе, а от того и хорошо запомнившийся. Красавица с кроваво-красными волосами и диадемой из драгоценных камней бесстыдно смотрела прямо на прохожих. Пальчиком одной руки она прижималась к выкрашенным рубинового цвета губам, мол, никому не скажу, милый, а во второй держала рукоять инкрустированной рубинами плети. Хвост непомерно длинной плети стекал на пол и тут же устремлялся вверх, бесцеремонно обкручивая горло стоящей на коленях и распутно глядящей, опять же, на прохожих, девушки, голой по грудь (очень даже аппетитную и подтянутую грудь, как отметил наблюдательный Тартор). На кровавоволосой красавице было ослепительно белое платье с высоким срезом, обнажающим стройные ноги выше колен и лихим декольте, совсем не скрывающем, лучше сказать — выпячивающим сочную грудь (уж слишком аппетитную грудь, как отметил про себя наблюдательный Тартор). Невыносимо жаль, что полному обзору на грудь шикарной красавицы мешала рука, занесенная для призывающего к молчанию жеста. Обе девушки были босы, чего, как явствовало из их вызывающих взглядов, совсем не стеснялись. Внизу плаката краснела надпись стилизованными под старину буквами: «Кира — Красный Цветок Пустыни! Вместе с любимыми девочками…» Дальше шла дата, время и место действия.

«Жаль, — мысленно расстроился Тартор, — это будет завтра. Меня уже упрячут в дурку…»

Тартор был просто в восторге от плаката. А вот Филика — напротив. Каждый раз, когда её спутник застаивался у очередного объявления, она бесцеремонно толкала его в бок и тянула за цепь прочь. А сама при виде двух нарисованных красоток делала такой надменный вид, что сама Госпожа Надменность должна была рыдать от своей простоты. Хотя Тартору на миг показалось, что он уловил в этом виде что-то похожее на зависть…

Ближайшая станция воздушных вагонов располагалась в нескольких кварталах на север от «Незабываемой Радости». В причудливом пирамидальном сооружении из металла и бетона рубленым отростком выдавалась вперёд посадочная платформа. Механические подъёмники не работали, поэтому пришлось подниматься вверх по лестнице. Что тренированному наёмнику тысяча-другая крутых ступенек в тесной до неприличия компании вечно-спешащих куда-то мыслящих? Так, развлекательная прогулка…

У входа на платформу стоял прим в фиолетовом комбинезоне. За его спиной несли вахту двое люртов и один темнокожий человек. Все трое были одеты в кожаную броню, и у каждого на поясе висело по дубинке.

Любезно улыбающийся прим в фиолетовом комбинезоне принял от Филики плату за вход в тридцать копрей. Страшная обдираловка, конечно, но те трое вышибал за спиной прима одним своим видом отбивали желание спорить о цене. И правильно…

Нанизанный на стальные рельсовые прутья вагон, скрипя и лязгая металлом, остановился на платформе.

— Нет, нет, нет и раз пятьсот ещё нет! — протестовал Тартор, умоляюще глядя в полные решимости глаза Филики. — В этот железный гроб я ни за что в жизни не полезу! Давай наймём карету или ещё чего… Да пешком хоть пойдём — я согласен и на такое. Лишь бы не в этом механическом гиреновом отродье! Помутней у меня сейчас рассудок — всё равно не сяду.

— Тар, не будь ты таким трусом! — разозлилась Филика и потянула за цепь наручников. Но Тартор упёрся ногами и не сдвинулся с места. — Да что с тобой такое? У нас нет времени на другой транспорт. Смотри, сколько мыслящих из него выходят. И никто из них не побоялся прокатиться. А ты…

— Да мне плевать, — Тартор и вправду плюнул на пол, — если у них не хватает мозгов в головах — это их личные проблемы! Я хоть и слабоумный временами, но опасность всегда брюхом учую!

Филика открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут же со всей силы дёрнула цепь. Потерявший на миг бдительность Тартор сделал несколько шагов — этого было вполне достаточно, чтобы попасть в струю спешащих к вагону мыслящих. Не успев сообразить, что произошло, Тартор оказался внутри вагона, зажатый между пухлым примом и старой как жизнь женщиной-драгом с неприятным запахом гнили и мяты изо рта. Рядом стояла Филика: несмотря на ужасную давку, её лицо излучало радость и торжество…

Привратники захлопнули двери. Гремя и свистя паровыми моторами, вагон тронулся с места.

Прославленная на весь Главный Материк лечебница для душевнобольных под оптимистичным названием «Пристанище Заблудших» находилась в Южном районе Сара. Примерно час путешествия в вагоне. За этот час случилось именно то, чего Филика всей душой желала не случиться. Тартор помешался рассудком. Благо, удалось намотать цепь наручников на поручень. Что, как и следовало ожидать, совершенно не спасало никого от бессвязных, порой даже пугающих фраз, вылетавших из рта помешавшегося. Но была и выгода из столь неловкой ситуации: ошарашенные пассажиры попятились прочь. Теснота больше не доставляла неудобства…

Вагон прибыл на нужную платформу. С огромным трудом Филика вытащила брыкающегося Тартора из салона. Дорога до больницы оказалась сущим испытанием нервов на прочность. Тартор постоянно тянул в другую сторону, выкрикивал бесящие нелепостью фразы, иногда прижимался к Филике и начинал теребить её волосы. И эта придурковатая улыбка! Как же она выводила из равновесия!