Янис Кууне - Каменный Кулак и мешок смерти

– Есть, – пролепетал сын корабела.

– А какие? Назови.

– Есть голова Дёдскло,[75] есть Сватблуд,[76] есть еще Ослагбарсвэрд, но у него один зуб обломился.

Хрольф первый раз слышал эти драконьи имена, и их несусветное звучание холодило кровь в жилах.

– А что не так с головой Дёдскло? – спросил шеппарь.

– Херр, который его заказывал, сказал, что она слишком страшна для его ладьи, а больше Коготь Смерти никто не строил.

– А что так? – как бы невзначай продолжил Хрольф свои расспросы. Только бы мальчишка не догадался, что своими плаксивыми рассказами восполняет постыдные дыры в познаниях шеппаря о драконах и драккарах.

– Так ведь больно строптив, горд и удачлив, что твой Трюморк, только еще злее. В ватаге он может только первым идти, а буде их в походе несколько, так они должны один за другим, точно нос у нарвала, перед всеми прочими ладьями море вспарывать. А нынче шеппари все больше сами по себе плавать норовят. А для одинокого морехода Дёдскло как норовистый конь: может быстрее ветра домчать, а может и сбросить нерадивого да глупого. Потому ныне спрос все больше на Варсоберды плоскорылые.

Ну, про Варсоберды Хрольф и сам знал достаточно.

– Передай отцу, – не без гордости сказал шеппарь, – что я завтра приеду, посмотрю на готовую голову Дёдскло, а буде не понравится та, что есть, будет он спешно резать новую. Да пострашнее! Понял?

Мальчонка радостно кивнул и стремглав бросился к своей лодке, которую оставил на восточном берегу Бирки.

Лик Дёдскло не обманул ожидания Хрольфа. Драконья морда оказалась страшна, как Хель.[77] Шеппарь сам водрузил ее на форштевень и вбил крепежный клин.

– Когда поведешь драккар ко Двору Богов? – спросил его корабел. – Люди-то из Виксберга успеют до новой луны?

Умелец лишь хотел похвастаться тем, что справился с работой расторопнее виксбергских сотоварищей по долоту и скоблю,[78] а в итоге опять оборотил Хрольфа лицом к его невежеству. Оказалось, что новую ладью надо прежде всего прочего гнать в самое сердце Уппланда – к Священной роще Упсалы, ко Двору Богов. Что за требы надобно там исполнить? Шеппарь даже не догадывался. Придется искать ведуна, только где ж его этой глуши найдешь…

Радость от обретения нового драккара оказалась изрядно подпорчена мыслями о том, сколько же еще хлопот выпадет на его долю прежде, чем пахнущие стружкой и смолой ладьи смогут отправиться в свое первое настоящее плавание по волнам Восточного моря…

Корабелы из Виксберга отстали от умельцев Екебю всего на два дня. С божественным именем второго драккара племянник Неистового Эрланда не мудрил: там, где прошелся Коготь Смерти, всегда появляется Черная Кровь. Сватблуд по своему характеру должен был замыкать строй драккаров и спасать всю ватагу от различных неурядиц похода.

И вот к середине реюня,[79] возле мостков Хрольфа раскачивались на невысоких озерных волнах два новых и один видавший виды драккар. Ни дать ни взять умудренный годами отец и превзошедшие его ростом и статью сыновья. Страх того, что он поступит не так, как должно, и тем самым превратится из Хрольфа-морехода обратно в Потрошителя сумьских засек, сделали племянника Неистового Эрланда покладистым, как засидевшаяся в девках невеста. Он почти не принимал участия в рассадке своего разросшегося манскапа по драккарам. Все прошло, можно сказать, благостно, точно сто двадцать шёрёвернов испокон веку плавали вместе. Приходилось осаживать только тех, кто желал всенепременно оказаться на одном корабле с Каменным Кулаком. Но старенький Трюморк никак не мог вместить больше пять десятков руси. Это было, пожалуй, единственным неудобством, которое испытал Хрольф, становясь сторешеппарем[80] над тремя драккарами.

Новый чин не позволял племяннику Неистового Эрланда, как прежде, стоять у родерарма,[81] но мысль о том, что кто-то займет место у кормового весла, приводила его в ужас. Родной Гром казался Хрольфу продолжением его рук. Ну кто еще проведет ладью через пороги, не чиркнув дном о камни? И все же хотя бы для вида ему пришлось выбрать лиллешеппаря,[82] в том числе и для прославленного драккара Неистового Эрланда. И выбор Гастинга удивил всех. Верный Аво, бессменный помощник Хрольфа на Громе, стал у родерпинна[83] Дёдскло. Ёрн Большой Шрам был назначен верховодить на Сватблуде. Против обращения этих людей в лиллешеппарей никто и слова не сказал. Но когда Хрольф огласил свое желание видеть у кормового весла Грома рыжего венедского верзилу, который за полгода лишь едва-едва освоил свейский язык, многие решили, что сторешеппарь глумится над своим прежним манскапом.

– Зато он никогда и никому не отдаст родерарм, – отвечал Хрольф на все попытки его образумить. – Да, без меня он сам ни за что не приведет Гром на Бирку. Только вы поймите, что ежели мой драккар вышел в море без меня, то его судьба уже не моя забота.

Будучи вне себя от негодования, Улле даже хотел пересесть на сундук одного их новых драккаров, но Хрольф сделал его помощником Ольгерда, и гёт смирился, почти обрадовался. Хоть называться шеппарем, пусть даже и lille,[84] было почетно, но, в конце концов, день-деньской стоять у родерпинна не так уж и весело…

Все, что можно было подготовить к походу в Овсяную заводь, было подготовлено. Сторешеппарь более не мог найти ни единой причины оставаться на Бирке, но не обнаруживал в себе и избытка смелости прокричать отплытие. Его манскап уже начал роптать, прочие шеппари ходили мрачнее тучи, а Хрольф все кивал на то, что ждет знамения от самого Тюра.[85]

И однорукий небесный ратарь выказал сыну Снорри свое благоволение.

Ватага грозовых туч пришла с севера. Они ворвались на небосвод узким клином, разгоняя безответное стадо кучерявых облаков. В мгновение ока потемнело почти как после заката. И только тут налетел ветер. Мэларен вспенился кудлатыми волнами. Пригнулись чахлые березки Бирки. Жалобно заблеяли козы и замычали коровы, щипавшие в рощице реюньскую траву. Фольки побежали спешно отвязывать скотину от колышков и стволов, дабы загнать в стайки.[86] И в это самое мгновение на землю хлынул нескончаемый поток молний. Огненные стрелы вонзались в твердь островов и озерные хляби так часто, что их громы сливались в непрерывное грохотание, от которого кровь скисала в жилах и головы гордых шёрёвернов втягивались в плечи по самые уши. Казалось, от света молний можно ослепнуть.

И при этом с небес не упало ни единой капли дождя.

Сухая гроза бушевала долго. Люди боялись находиться под кровлей, но еще больше опасались покидать дома. В ужасе они призывали Тюра упросить Тора[87] смилостивиться, но бог грома был непреклонен. Он продолжал высекать из туч исполинские искры, точно желая сжечь ими все живое на Бирке.