Пола Вольски - Проклятие чародея

Наконец нашлось то, что Деврас смог оценить по достоинству. Какие только деликатесы не предстали взору измученного долгим недоеданием наследника Хар-Феннахаров! То было поистине райское видение!

Жаркое, украшенное гирляндами из петрушки и лавровых листьев; филе курицы, утки и дичи в кляре; ароматное рагу в золотых жаровнях; заливная розовато-серебристая рыба в окружении белых лилий; блюда с экзотическими моллюсками; овощи, оформленные в виде цветов и животных; спелые, как само лето, фрукты; россыпи точеных, будто над ними поработала рука гранильщика, сладостей. Деврас наполнил тарелку, нашел стул и начал есть. Как предсказывал Гроно, так сытно он не едал уже много недель, а так вкусно — вообще никогда. Какое-то время он просто насыщался. Когда же первый голод был утолен, и челюсти стали работать медленнее, он, наконец, оторвался от тарелки и окинул взглядом ломившийся от вас стол.

«Умыкнуть бы каких-нибудь вкусностей для Гроно».

«Кража? — вопросил внутренний голос и тут же сам себе ответил: — Голод — не тетка».

Встав из-за стола, Деврас сходил за новой тарелкой и в два счета нагрузил ее ломтиками мяса, дичи и сыра. Отвлекшись на мгновение от своих трудов, он заметил, как кое-кто из гостей следит за его действиями с таким жадным вниманием, какое обычно достается разве что гусиной печенке. Незаметно припрятать гостинец не удастся, а сделать это у всех на виду — тоже не лучший выход. Но, представив себе старика, ждавшего его в сырой, неотапливаемой каморке, решил: будь что будет, но Гроно свой ужин непременно получит.

Прикрыв тарелку салфеткой, Деврас напустил на себя отсутствующий вид и неторопливо двинулся к выходу. Ношу свою он нес открыто, и многие гости искоса наблюдали за тем, как он проходит мимо, словно не догадываясь о том, что служит объектом столь живого интереса.

В коридоре, примыкавшем к банкетному залу, яблоку негде было упасть. В поисках уединения Деврас поднялся по витой лестнице в относительно тихую галерею третьего этажа. Именно «относительно», поскольку здесь, в нескольких ярдах дальше по коридору, он увидел стайку придворных. Не желая с ними сталкиваться, Деврас свернул в сторону и проскользнул через незапертую дверь в блаженную тишину никем не занятого помещения. Поставив тарелку на столик, он мигом переложил содержимое в салфетку, завязал ее узлом и сунул в карман камзола, так что тот теперь слегка оттопыривался, не возбуждая, впрочем, особых подозрений. Только тогда Деврас огляделся, и его настроение сразу же улучшилось.

Будто повинуясь инстинкту, ноги привели его в герцогскую библиотеку. Взгляд, уставший от навязчивого блеска, отдыхал на мягкой патине старого дерева; кожа и пергамент радовали глаз. Рядами стояли стеллажи с книгами — тысячами томов, любовно собранных десятью поколениями. Герцоги из рода Дил-Шоннет не питали особой слабости к книжным премудростям, но как коллекционерам им не было равных. Стоило только пустить слух, что тот или иной трактат представляет собой нечто необычайное, а раздобыть его невозможно, как архивы Шоннетов пополнялись новым раритетом. Словом, то была не библиотека, а мечта, и желание исследовать ее сокровища оказалось прямо-таки непреодолимым. Естественно, о том, чтобы застать здесь герцога, не стоило и думать.

Но все же несколько минут, проведенных в свое удовольствие, ничего не решают… всего-то несколько минут…

Очень скоро Деврас наткнулся на, мало кому известный, фолиант «История ордена Избранных» незаслуженно забытого ученого Рева Беддефа. Он бережно снял с полки книгу, подумав, что впервые держит в руках рукописную копию гениального опуса несчастного Беддефа, растерзанного обезумевшей толпой горожан. Надо изучить ее повнимательнее.

Мебели в комнате было предостаточно, но стол и кресло резко выделялись из остальной обстановки. Кресло — безобразно роскошное, все из плюша, оборок, подушек и золотых кисточек. Стол — тяжеловесная мраморная глыба, сплошь покрытая резными барельефами и с квадратным отверстием по центру. Оба этих предмета никоим образом не вписывались в строгую атмосферу библиотеки. Деврас приблизился, чтобы заглянуть в загадочное углубление в столе и… ничего там не увидел. Одну лишь черную темноту, темнее самой черной ночи. Нахмурившись, он присел на краешек слишком уж мягкого кресла и не успел устроиться поудобнее, как услышал подобострастный заговорщицкий шепоток:

— Что желаешь, Великий? Как могу тебе услужить?

— Кто это? — принялся озираться Деврас. Но кроме него в комнате не было ни души.

— Только пожелай, Блистательный, и твое пожелание сбудется.

Голос исходил из отверстия в столе. Деврас наклонился и вгляделся в зияющую пустоту.

— Есть тут кто-нибудь?

— Какой труд доставит тебе удовольствие, Великолепный? — продолжал допытываться елейным голоском неведомый собеседник.

— Труд? В смысле, книга?

— Любая книга, какую ты, Непревзойденный, удостоишь своим вниманием. Хотя… — доверительно добавил стол, — я могу предложить и иные сокровища, удовольствия, куда более восхитительные и достойные твоего внимания, Совершенный.

Из черного «колодца» заструилась томная, пробуждающая чувственные желания музыка, воздух наполнил аромат франжипани.

— О чем ты?

— Наклонись, наклонись, — прошептал стол, — всмотрись в глубину и ты увидишь сам, и восторгу твоему не будет предела.

— Увижу что?

— То, что не передать словами. Доверься мне. Склонись, склонись, склонись…

Голос становился все тише и вскоре затих.

— Ты еще там? — поинтересовался Деврас, но ответом ему была тишина. — Там внизу кто-нибудь есть?

Снова ни звука. И тогда он наклонился над отверстием в столе, пытаясь хоть что-то высмотреть. В тот же миг лицо его окутал густой, сладко пахнущий дым. Перед глазами все поплыло, резко участился пульс. Деврас, чувствуя, как у него перехватило дыхание, откинулся в объятия несуразного кресла и, какое-то время не шевелился. Его тело словно утратило способность что-то чувствовать и двигаться. Мало-помалу пелена, застилавшая глаза, начала спадать, и комната, в которой он находился, предстала в совершенно новом свете. Деврас осознал, насколько она красива и величественна, как утонченны формы и несказанно красочны цвета. Каждая фигура, каждый цветок, каждое животное, вырезанные на поверхности мраморного стола, казалось, жили своей собственной жизнью. Уж не почудилось ли ему легкое движение? И Деврас понял: завеса, с самого рождения замутнившая истинное его восприятие действительности, наконец, испарилась.

— Ты доволен, Непревзойденный? — спросил его стол.

— Да, — блаженным вздохом вырвалось у Девраса. — О да!